Включением нужных вопросов Антонов стремился как-то отрегулировать поток красноречия, которым залил его Бедросян, пытаясь выудить из этого словесного водопада нужные зерна истины. К сожалению, они были мелкими и редкими. Особенно мало сохранилось сведений о последнем периоде ее жизни, когда Пепи переехала на жительство в комплекс «Молодость». Важнее всего оказались сведения о «разных там пустяках», которым неискушенный Бедросян не мог подобрать даже точных названий. Все это создало у Антонова впечатление, что за последние два года у Пепи появилось много дорогих вещей западного происхождения — не только косметика, но и цветной телевизор, магнитофон, стереопроигрыватель, транзисторный приемник с магнитофоном, часть мебели, дорогая кофеварка-эспрессо и многое другое. Пепи хвасталась ими, но не давала никакого объяснения по поводу источника дорогих вещей. Лишь один раз со смехом сказала, что ей их дарят настоящие мужчины, умеющие ценить красивых женщин. Позже, уже всерьез, она объяснила, что купила их, и даже предложила достать и ему, но назвала такую фантастическую цену за один магнитофон «Филипс», что у Бедросяна, знавшего что почем, волосы встали дыбом.
Разве эти подарки и дорогие вещи преподносил Сивков? Но они познакомились самое большее два-три месяца тому назад.
— Вообще, — заключил Бедросян, — год-два назад Пепи начала «играть на деньги». Посещала регулярно валютный магазин, часто проводила уик-энды на «Счастливце». Не знаю только, с кем она бывала на Витоше, но торговала иностранными вещами вместе с Мери.
— Кто эта Мери?
— Нет, это мужчина. Он такой… пройдоха, здоровенный светловолосый хулиган. Ходит всегда в желто-красной нейлоновой куртке иностранного производства и в потертых джинсах. Целый день торчит где-нибудь в кафе, в центре города…
— Расскажите подробнее о нем. Как его зовут?
— Мери — только это я и знаю. Не всех же бездельников Софии знать по именам. Он и был самым главным торговым партнером Пепи.
«А может быть, и не только торговым», — подумал Антонов. С этой колоритной фигурой им еще предстоит познакомиться. Но так, как его описал Бедросян, найти его, видимо, будет трудно. А найти необходимо. И чем быстрее, тем лучше!
Антонов проводил его с таким чувством, будто вопреки всему разговаривал с одним из самых откровенных людей. Из всего сказанного Бедросяном он сделал вывод: пора поближе познакомиться с происхождением «вещей западного производства». Возможно, Бедросян рассказал ему все это далеко не случайно, чтобы натолкнуть на некоторые раздумья, по каким-то своим соображениям. Возможно, эта информация выведет их на причины или мотивы преступления, а возможно, не имеет ничего общего с убийством.
* * *
Консулов появился на следующий день, да и то к концу рабочего времени.
— Как смотрю на тебя, усталого, как подсчитываю, сколько времени ты не звонил, то предполагаю — твоя корзина полна открытий, — встретил его Антонов.
— Ветер и туман. Если бы от работы ноги набирались мудрости, то мои стали бы самыми умными во всем Димитровском районе. Но все же кое-что я принес. И надо тебе сказать, этот салон — неприступная крепость. Я пробовал проникнуть в местные тайны, замаскировавшись под любителя ее прекрасных защитниц, но со второй атаки был демаскирован. Там, я тебе скажу, каждая хвалится перед другой своими ухажерами. При той интенсивно действующей коммуникационной микросистеме по обмену информацией я решил сменить тактику. Использовал одно очень старое, испытанное средство, которое ни одна болгарская крепость в прошлом не выдерживала. Правда, еще мой древний тезка, хан Крум Страшный, приказывал резать языки за клевету… И вероятно, было за что так зверски и жестоко действовать! Сказывают, Тырновская крепость была предана изнутри. Но я, как это ни стыдно, решил воспользоваться столь древним приемом. И с не меньшим успехом! Начал сплетничать, говорить, что одна сказала что-то о другой, а та — об этой и так далее. И тут забил такой мощный гейзер сплетен и клеветы, что и хан Крум не мог бы остановить…
И так далее — в своем обычном стиле! — Консулов поведал Антонову о своих двухдневных похождениях в салоне. Большой неожиданностью для Консулова явилось то, что труженицы салона оказались жрицами не Венеры («вот и встречай после этого людей по одежде»), а самого Меркурия. И то не своего, балканского Гермеса, а другого, западного бога торговли. Прежде всего они спекулировали дорогой косметикой. Перед этим салоном знаменитый магазин «Тексим», что находится на бульваре Александра Стамболийского, как выразился Консулов, «ест репу». Но и других товаров они не гнушались. Заграничные шмотки, магнитофончики и… В общем, все, что захотите. И, «кто знает почему», они старательно избегали товары социалистического рынка, действуя исключительно «по западному направлению»… «Председателем торговой палаты» была Клео, но и Пепи ярко очерчивалась как ее «первый заместитель». Фарцевали, сообщил Консулов, инвалютными чеками и бумажными инкупюрами — исключительно зелененькими долларами и в крайнем случае западногерманскими марками. И в том и в другом направлении! Одним словом, настоящий деловой «ченч», обмен…
Консулов допускал возможность убийства Пепи по какой-то причине, связанной со спекулятивной деятельностью. Она кого-то ограбила, возможно, грозила кому-то, а тот взял да и отомстил ей, устранив «опасного свидетеля». Хотя вопрос «каким способом» все еще продолжал висеть в воздухе. Поэтому Консулов связался с хозяйственной милицией[9]. Там у него были свои приятели, и ему нетрудно было узнать гораздо больше, нежели это нужно для дела. К его большой неожиданности, там ничего не знали об этом гнезде спекулянтов и валютчиков. И Консулов пока не счел нужным информировать их об этом. Еще начнут любопытствовать, могут заварить какую-нибудь кашу, спутают все планы…
Хубавеньский вернулся из Врацы без обычного энтузиазма. Рассказал, где был, с кем говорил. Ничего подозрительного, ничего уличающего Ведросяна, он не открыл. Хотя на этот раз он представлялся от имени органов милиции. Единодушная характеристика ото всех, с кем Бедросян контактировал, была такова: отличный мастер и весельчак, который не прочь и выпить (но в меру), и рассказать массу веселых армянских и всяких других анекдотов.
…Лейтенант Няголов, хотя и работал в отделе всего один год, уже был известен как прилежный, старательный и исполнительный оперативный работник. Некоторые даже говорили за его спиной, что он — наивернейший последователь полковника Бинева, его любимец. В самом деле, он был молчалив, немногословен, поклонник фактов, не проявлял особой фантазии и так далее. Но это совсем не означало полного отсутствия у него творческого воображения — возможно, он просто был скромен. Его доклад был ясен, лаконичен, но содержателен. Несколькими тонкими, едва уловимыми нюансами в словах и фразах он показал, что жалеет Пепи не только из-за трагической ее кончины, но и за ее несчастное детство и юность. А ее действительно было за что жалеть.
…Она родилась не в самом бедном, но окончательно развалившемся семействе. Мать, покинутая пьяницей мужем, должна была трудиться не покладая рук в рабочей столовой. К счастью или к несчастью, Пепи выросла необыкновенно красивой, подчеркнуто амбициозной и интеллигентной, с прекрасным голосом. С возрастом стал оформляться ее общественный конфликт — с одной стороны, подчеркнутые физические, интеллектуальные и артистические качества, с другой — крайне неблагоприятное общественное положение. Правда, другие с таким же социальным положением и с меньшими дарованиями делали более успешную карьеру. Пепи выросла своенравной, ленивой и даже завистливой. Возможно, это был ее юношеский протест против несправедливости, которой (как она полагала) встретила ее жизнь.
Все у нее развивалось более или менее нормально до 1965 года, когда она, едва ей пошел шестнадцатый год, бросила гимназию в предпоследнем классе и сбежала с неким Марианом Поповым, признанным вожаком квартальных хулиганов. Лето они провели на Черноморском побережье. В Плевен вернулись чуть ли не осенью, после начала учебного года. Естественно, ее исключили и из гимназии и из комсомола. Несколько месяцев она проскиталась без учебы, без работы по улицам города и в начале 1966 года исчезла с плевенского горизонта. Отправилась «искать себя» в столице. Мать осталась жить в одиночестве. Пепи навещала ее очень редко, едва на день-другой в течение каждого года. Последний раз Пепи была в Плевене на похоронах матери в 1973 году. Приехала очень элегантная, будто явилась не на похороны той, которая ее родила и вырастила, а для того, чтобы показать свои туалеты. Доклад Няголова заканчивался многозначительной фразой: «Так она выглядит на самом деле, с ее ярко выраженным желанием отомстить всем, кому она завидовала, кого она ненавидела и кто якобы стал Для нее причиной всех несчастий в жизни».
