Пляшущая на стене тень, вот эти бесформенные очертания барахтающейся в полете фигуры, на которые Гранин уставился расширившимися зрачками, должны стать последним, что суждено было ему увидеть в жизни. Однако с каждой краткой долей бесконечной секунды тень менялась, приобретала объем и густоту, словно огромная капля жирной нефти, словно накачанный податливым мраком упругий воздушный шар. О такую тень невозможно разбиться насмерть – в ней можно завязнуть, как в дегте, или отскочить от нее, словно от каучуковой автомобильной камеры, или…

Не произошло ни того, ни другого, ни третьего.

Аристарх рухнул и проехался по полу, раздирая халат, а вслед за ним предплечье и локоть. Еще несколько мгновений он лежал неподвижно, пытаясь унять колотящееся сердце. Почему он не врезался в стену? Почему не свернул себе шею? Почему пол под щекой такой шершавый, будто не из плиток выложен, а из грубой щебенки?

Затем ему стало холодно – так холодно, словно вместе с ужасом из него постепенно выходило все нутряное тепло. «Коченею я, что ли? – подумал он, делая попытку приподняться. – Точно! Все-таки расшибся, а труп мой коченеет! Сейчас душа подымется над телом, и ты, Ристаша, увидишь себя изломанного, искромсанного и мертвого…»

Размышляя над тем, может ли душе быть больно и холодно, он поочередно подтянул под себя колени, утвердился на четвереньках и огляделся.

Он был не в лаборатории. В какой-то момент ему показалось, что и не в институте, но мрачное каменное помещение очертаниями своими повторяло институтский коридор и ряд лабораторий в нем. Внутренние стены-перегородки отсутствовали, вместо них в воздухе трепыхалось нечто, похожее на марлевые занавески. Видимо, сквозь одну из них Аристарх пролетел головой вперед – и оказался на полу коридора, за пределами лаборатории.

Мысль о загробном мире ученый Гранин отмел сразу же. Разумеется, это не Рай, не Ад и не Чистилище. Это… это некое пространство, в которое он переместился вследствие эксперимента, пошедшего не так, как полагалось. Мощный генератор электромагнитного поля, самый современный полупроводниковый лазер, высокое напряжение – все это в комплексе дало вот такой эффект, который наверняка можно объяснить с точки зрения физики.

Здесь было очень сумрачно и холодно; на каменной кладке наружных стен и шершавом полу, будто в сыром и затхлом подземелье, рос мох, синеватый, едва заметно шевелящийся – от сквозняка, не иначе. Еще здесь было невероятно трудно дышать – наверное, концентрация кислорода в этом мире была пониженной. А может, и впрямь похожее изнутри на институт помещение находилось под землей, в гигантском запертом подвале, без доступа свежего воздуха.

Поднявшись, Аристарх сделал шаг, другой. Видимо, взрыв и падение не прошли для него бесследно – голова кружилась, ноги едва держали, да еще мороз пробирал до костей, что делало этот мрачный мир окончательно неприветливым. Сюда бы попасть, будучи подготовленным морально и физически, вооруженным с научной точки зрения… Но для начала нужно как-то попасть обратно.

Его внимание привлек неяркий свет внутри лаборатории. Вернее, свет-то скорее всего был ярким, но «марлевая» стена делала его приглушенным: у мамы дома стоял торшер с тканевым абажуром – так вот он тоже окрашивал спальню в тусклые голубовато-стальные цвета, переиначивая разноцветье предметов на собственный манер. Аристарх пригляделся внимательнее – и не поверил глазам. Да что же это за карикатура такая?! Может, никакое тут не параллельное пространство, а всего лишь последствия удара головой, сильное сотрясение мозга, вызывающее галлюцинации?

Вместо экспериментального стенда внутри стоял массивный обеденный стол, будто перенесенный сюда из какой-нибудь корчмы семнадцатого века. Грубо отесанные и плохо подогнанные доски, потрескавшиеся и исцарапанные, были завалены пружинами, коваными шестеренками, графитовыми стержнями и прочим барахлом. Впрочем, не так уж завалены – в их расположении наблюдалась некая система, упорядоченность, будто неведомый чудак пытался воспроизвести экспериментальную схему, знакомую Аристарху до мелочей, при помощи подручных средств. На дальнем конце стола, там, где должна была находиться лазерная установка, стоял аппарат, больше всего напоминающий газовую горелку, а точнее – диковинный автоген. Расходящиеся под углом тонкие струи белого пламени с серой сердцевинкой упирались в полупрозрачный тюль, сквозь который Аристарха вышвырнуло из помещения во время аварии. Резервуар с раствором превратился в нелепую кадушку, в каких на селе обычно солят огурцы или квасят капусту. Вокруг стола, на почерневших от старости деревянных лавках, стояли приспособления не менее удивительные, чем газовый резак: Гранин узнал морской секстан и большой настольный барометр в корпусе, отлитом то ли из бронзы, то ли вообще не пойми из чего. Еще там были песочные часы и старинные хронометры с блестящими полукруглыми крышками, транспортиры и штангенциркули, несколько дисков Фарадея и примитивных вольтовых столбов. На месте генератора электромагнитного поля красовался резонансный трансформатор Тесла; «привязанные» к его верхнему отводу, по потолку неспешно и беззвучно гуляли ветвистые молнии разрядов.

Всему этому великолепию место было в музее… или в кабинете изобретателя конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века. Неужели Гранина зашвырнуло в прошлое?

Что-то еще было внутри лаборатории… какой-то неравномерный пунктир, висящий над полом. Осколки стеклянной трубки, застывшие в полете? Гранин доплелся до «марлевой» стены и остановился в сомнениях. Что – вот прямо так и шагать сквозь нее? Или лучше обойти, добраться до двери? Да есть ли в этом мире двери?!

Аристарх привычным безотчетным движением потянулся к лысине и вдруг замер – с его локтя обильно текло. Грязно-серые (не красные!!!), крупные, вязкие капли образовали небольшую лужицу возле его ног. Над лужицей, будто марево, дрожало и клубилось нечто, состоящее из отдельных полупрозрачных темных и светлых струй. К этим струйкам и сгусткам тянулись заросли мха со стен, ползли по шершавой щебенке пола – и отшатывались, обугливались, умирали…

Гранина замутило – от боли, от слабости, от нехватки воздуха, от нереальности происходящего, от вида своей почти черной крови. Рана возле локтя была длинной и глубокой – не только кожа, но и мягкие ткани разошлись, распоротые чем-то острым. Непроизвольно он схватился за разрез здоровой рукой, сжал рану. Ему необходим доктор, ему необходимо выбраться в свой родной мир!

Теряя остатки сил, Аристарх испуганно завертелся на месте. Что делать, куда бежать?!

– Эй! – закричал он, приходя в ужас от того, как звучит его голос в студеном каменном коридоре этой пародии на институт. – Кто-нибудь!

Ему показалось, что в дальнем конце коридора кто-то есть: человек, скрытый в сером мраке, выставил на свет плечо и колено – да так и замер. Наблюдает? Прячется?

– Эй! – снова крикнул Гранин, рванулся в ту сторону и…

И вывалился в ярко освещенный коридор родного института.

За стеной, ставшей вновь твердой и непрозрачной, что-то звенело, грохотало и рушилось. Плечо и колено сдвинулись с места и превратились в бегущего навстречу Гранину вахтера.

– Аристарх Филиппович, с подстанции звонили, там перепады напряжения… Ой! А что с вами?

– Со мной… – Гранин, еще не пришедший в себя после мгновенного перемещения в реальный мир, тупо смотрел на подбегающего вахтера. – Мне помощь нужна!

Приподняв руку, он продемонстрировал разорванный и окровавленный рукав халата. Хотел попросить хотя бы временно перетянуть плечо жгутом, чтобы рана не кровоточила настолько сильно, и вдруг понял, что между пальцев уже не течет, да и локоть уже не болит. Осторожно, не делая резких движений, он отнял ладонь от раны и обомлел: вместо уродливо рассеченных мышц – тонкая розовая полоска зажившей кожи.

– Это где ж вы так перепачкались? – с интересом разглядывая липкую и красную руку Гранина, спросил вахтер и цыкнул зубом. – И халат порвали… Банку с краской, что ли, неудачно открыли? – За стеной в последний раз что-то грохнуло, и вахтер вновь навострил уши: – А там-то что творится? Аристарх Филиппович, упало ведь что-то, а?