Намёк на слабость Брадо мог закончиться для него плачевно, если бы не появление Даида. Сочинитель сразу узнал охотника - своего хорошего знакомого, который был вхож в дом их общего друга Бренлена, да и Анари хорошо знала сына Гелия. Такая радостная встреча заставила Даида невольно воскликнуть:

  -Сашка! Я не верю своим глазам! - а потом обратиться к Брадо:

  -Дружище, это же Сашка. Его в Геране все охотники знают. Он возлюбленный принцессы Анари, и друг Авиона. А где наш верный семьянин? Где Авион? Неужели ты один угадил в новую неприятность?

   Саша опустил глаза, потому что последнее воспоминание из битвы было связано с другом, которого окружили пятеро воинов. Бойня, завязавшаяся между двумя командами кораблей, заставила харков, ничего не знавших о войне, принять илийцев за морских разбойников. Мабринцы не сомневались, что победят слабаков из Илии и успешно оттесняли врага к краям бортов, а многие харки перепрыгивали на вражескую палубу. Илийцам удалось взять на абордаж Накалт вначале битвы лишь благодаря неосведомлённости воинов из Мабрина, которые приветствовали приближающееся судно радостными криками, не подозревая, что соседи настроены поубивать их за нарушение границы. Плавный переход сражения на илийский корабль был, своего рода, закономерностью, если кто-то завязывал бой с мабринцами. Шек и базаны среди первых оказались на другом корабле, без сожаления наказывая негостеприимных моряков, и Саша с Авионом, воюя на той же палубе, не волновались за них, уверенные, что эти горячие головы смогут постоять за себя. Но вскоре в небе появился Брадо верхом на трофейном крылатом корке. Селийцы впервые видели этого человека, копирующего Гелия в поведении, и сразу догадались кому илийские разбойники были обязаны новым перевесом не просто сил, а чего-то большего - харки стали проигрывать сражение. Стремительно и остервенело илийцы нападали теперь, словно стальные, не неся потерь. Вокруг Авиона сомкнулось кольцо из воинов, и Саша потерял его из виду. Его самого отвлекли от друга семеро моряков, об которых тупился теперь меч, зато их мечи и ножи прокалывали плоть, пользуясь колдовской помощью и перевесом сил. Вскоре Сашу обезоружили и связали, оставив по мысленному приказу Брадо среди немногих оставшихся в живых. И только теперь охотник мог видеть мирно лежавшего Шека, закрывшего глаза навсегда. Пухлогубый харк погиб, так и не узнав что случилось с Сильвией и не поняв, как и все его собратья, почему на них напали илийцы во главе с таинственным франтом.

   Саша искал глазами Авиона и базанов, но разглядел среди мёртвых тел только одного клона. Среди пленных его друзей не было видно, и только оптимистический вывод оставалось сделать, что Авион вместе с другим базаном спаслись. Каким именно образом - это уже был второстепенный вопрос, который интересовал Сашу меньше всего. За многолетнее пребывание в этом мире, он так часто попадал в неволю, что успел устать от такой странной экзотики. Мысль о том, что где-то в Илии его ждёт Анари, могла поддерживать в нём духовные силы бесконечно, но жизненные - подвели. Он потерял сознание, лишь выслушав вопросы Даида...

  5 глава.

   Тихое размеренное житьё, окружённое лесом поместье, заботы по хозяйству. Этим утром в этом, всеми забытом местечке, где даже трава колыхалась на ветру вяло и сонно, на открытую веранду вышел одноногий харк и уселся в любимое кресло. Он не был старым, но в его взоре уже не проглядывалась радость, получаемую от жизни. Усталость от грусти прибавляли ему морщинок на лбу, потому что харк вечно о чём-то думал, что-то вспоминал. Меч на его поясе всегда был наточен и он не снимал оружие, даже ложась в кровать. Это был опытный вояка, как любой мабринец, у которого отобрали возможность и служить, и драться в поединках в родном городе. Животный мир мало интересовал харка в другом виде, кроме жаркого, поэтому птицы, живущие по соседству, осторожно пели утренние песни, наученные горьким опытом рано не беспокоить обитателей поместья ветеранов. Здесь поселились те, кто стал не нужен королеве из-за своих увечий, полученных в нечастых, но зато кровопролитных битвах за её безопасность, да во время отлова колдунов. Харк был одним из королевских рыцарей, заброшенный сюда в угоду Полии, из принципа и страха не желавшей, чтобы её бывшие рыцари разгуливали по стране и раскрывали всем секреты её охраны. Она пожелала построить для ветеранов это большое поместье с большим хозяйством, и взяла клятву с каждого рыцаря, что они будут отправляться в это место, если не смогут больше исполнять свои обязанности. Ссылка мало кому нравилась из харков, и одноногий каждое утро невольно думал о том же, что осмелились совершить его товарищи - о самоубийстве, чтобы не прозябать в лесу до конца своих дней, словно прокажённый. Их уже осталось всего 25, и вчера они решились всё-таки нарушить клятву, чтобы отправиться в Геран и предложить свою помощь королеве, прослышав от птиц, что все королевские рыцари погибли. Но тем же утром пришла весть об окончании войны, и теперь было бессмысленно отправляться в путь - на место старых рыцарей королева могла теперь взять тех харков, которые отличились на войне храбростью и силой. А появление ветеранов не вызвало бы у неё радости, ведь ветераны хорошо знали свою королеву и её характер.

   Одноногий харк начал тихо напевать одну из походных песен, чтобы меньше думать о новом дне, не сулящем ничего интересного, как всегда. Он уже знал кто проснётся следующим из домочадцев и ждал привычного приветствия. И только солнце полностью осветило старое засохшее дерево на краю поля, как одноногий услышал:

  -Это ж надо - новый день, ясная погодка. Вот послушай, Блан, что мне приснилось сегодня. Может, поможет вспомнить.

   На скамейку усаживался молодой харк, глазки которого всё время бегали, словно что-то искали. Сам он без конца дёргался, словно сел на иголки, и чесал голову. Красивое лицо молодого воина портила глупая гримаса - он всё время выпячивал вперёд нижнюю губу, потом улыбался, широко открывая рот, и напоследок крепко-крепко закрывал глаза, морща веки и заставляя губы растягиваться - это повторялось по кругу, когда он молчал. Но, разговаривая с Бланом, он старался меньше привычно улыбаться, помня, что одноногий быстро выходит из себя, глядя на столь нездоровую улыбку.

  -И что тебе приснилось на этот раз, Гави?- вытянул из себя Блан.

  Парень хихикнул, от радости, что ему позволили рассказать, и от предвкушения отличного разговора, который обещал пролить свет таки на боевое его прошлое, которое он забыл, получив ранение в голову и став таким, каким каждый день приходилось лицезреть остальным ветеранам. Конечно, ему тысячу раз рассказывали о том, кем ему довелось быть, кому служить, что совершить, но он не удерживал это в голове, забывая иногда даже своё имя.

  -Я ловил рыбу. Думаю, я был рыбаком. Как ты думаешь?

  Доказывать больному харку, что он, как говориться, не индюк, уже никто не стремился, поэтому каждый новый день становился для Гави поиском и расследованием свежих подробностей его жизни, приснившихся накануне. Иногда Блан даже завидовал ему, видя, с каким воодушевлением и упорством парень всё время находит себе развлечение, помогающее не задумываться о главном: почему он не может уйти из поместья.

  -Вполне возможно, что ты всю жизнь ловил рыбу, Гави. Попробуй сегодня поймать одну,- зевая, посоветовал Блан.

  -А где?- дёргаясь уже пуще обычного от нетерпения, спросил Гави.

  -В нашем колодце. Ты забыл?- там же полно рыбы, парень. Я вчера в ведре вытащил огромную рыбу и съел от радости прямо сырую.

  -А мне тоже ведром ловить?- наивными глазами глядя на уважаемого в поместье харка, спросил Гави. Одноногий не мог никак привыкнуть видеть отличного королевского рыцаря, остроумного и смекалистого когда-то парня таким недоразвитым и жалким.

  -Не слушай его, Гави, Блан выжил из ума, и хочет тебя утопить, чтоб хлопот меньше было,- прихрамывая, выпалил одноглазый старик. Он почти ничего не видел вторым глазом, и поэтому привык опираться рукой на чьё-нибудь плечо. На этот раз плечо Гави подвернулось ему первым.