Пункт восьмой

Вечером все трое молча поднялись к себе в ракету. Они были усталы, злы и голодны.

А после ужина пришла угрюмая, сытая подавленность…

Тогда Матрай Докука достал толстенный, в твердом переплете, путевой журнал, извлек из внутреннего потаенного кармана вечное перо и на чистом листе размашисто написал: «Развёрстка действий. Без побочных вариаций». Потом чуть-чуть помедлил и уже не так уверенно прибавил: «Параграф А – изначальный и нерукотворный». Нарисовав зачем-то крендель и заключив его, как в скобки, в восклицательные знаки, он продолжил:

«Но в целом:

1. В результате удачной посадки на планету звезды из системы УХ333Ъ-0, а также в результате обследования в дневной период ряда районов вышеуказанной планеты посредством ряда предназначенных для исследования как гористой, так и равнинной местности специальных само-самных приборов и аппаратов была обнаружена с высокой степенью достоверности до некоторой степени высокая цивилизация, каковая проявилась в шести часах полета от берега моря по прямой линии в виде трех экземпляров местной цивилизованной расы, каковые явились к звездолету с целью установления Контакта с сопровождением лингвистического самообратного переводчика, что ими и было поставлено нам на вид и что нами и было им разрешено в той степени разумного позволения, каковой приемлем для обеих высокодоговаривающихся сторон.

2. В результате тесного однодневного общения с вышеуказанными представителями местной цивилизации, а также в результате устранения некоторых несущественных препятствий на пути к полному и добрососедскому взаимопониманию представителям вышеуказанной местной цивилизации с нашей стороны были поштучно презентованы следующие сувенирные предметы из походного снаряжения звездолета».

Далее следовал подробнейший, длиннющий – на двадцать семь страниц убористым почерком – перечень штучных утрат экипажа.

Параграф А завершался словами: «Многоступенчатые вдумчивые переговоры дали массу ценных сведений как одной, так и другой высокодоговаривающейся стороне и протекали в дружественной и сердечной обстановке с глазу на глаз без третьих приглашенных лиц. Замётано». (Крендель и число.)

И другим уже, коряво-нервным почерком: «Вечером им больше ничего не дали, они обиделись и завалились спать. Хоть бы не проснулись…»

– Вот и всё, – довольно пропыхтел Матрай Докука, с треском захлопывая журнал. – Грандиозное начало грандиозного конца. Бесценный документ для потомков! Плакать будут – а не смогут оторваться!

– Прикипят душой, – поддакнул Ривалдуй, старательно подкручивая тучные пшеничные усы. – Ты, кэп, у нас светлая голова. Махина слога!

– Ты так думаешь? – встрепенулся капитан. – Вот… и я за собой с некоторых пор замечаю…

– М-да? А туземцам нынче сколько барахла поотдавали?! – ядовито спросил Пупель Еня.

– Ну, Пупель, это всё издержки. Даже вспоминать не стоит. Нынче при любом Контакте… Впрочем, этот – первый, и теории наглядной нет… Но все равно мы – сапиенсы. А сапиенс – не таракан. Попробуй, подлови! Ты не волнуйся, Пупель, это лишь цветочки. Мы свое возьмем – дай срок! Пока я предлагаю отдыхать. Мозгам нужна разрядка.

– Кстати, кэп, – не унимался Пупель Еня, – ты заметил: все вопросы задавали только мы, они не спрашивали вовсе? Ни о чем. Как будто мы для них – ничто…

– Возможно, так их воспитали, – пожал плечами капитан. – Нельзя без разрешенья лезть в чужую душу. Некрасиво… Но и нам навязываться… как-то не с руки. Сам посуди.

Между тем Ривалдуй, ни слова не говоря, полез на табурет и достал с комода древнюю, облупленную гитару. Потом уселся с ногами на пульт и, прицелившись, дернул за струны.

Звук вышел чудовищный.

– Я тут, стало быть… чуть-чуть, совсем не помешаю, – очень вежливо предупредил Ривалдуй. – Вы – беседуйте себе культурно…

Он изобразил трагическое вдохновенье на лице, поджал ноги, выдержал краткую паузу и, закатив глаза, принялся охаживать несчастный инструмент.

– Разлук-ка ты-ы-и разлук-ка-а! Родна-ай-я сто-о-рона-а! – дурным голосом заорал он, балдея от натуги, и скорбно затряс головой.

– Ты чего? – охнул Пупель Еня. – Спятил?

– Так… – уклончиво ответил Ривалдуй. – Песня… К прекрасному потянуло…

– Ты, брат, не шали, – погрозил ему Матрай Докука, – ты давай – не намекай. У меня на Лигере знаешь, сколько долгов осталось?

– Знаю, кэп, – покивал Ривалдуй и, вздохнув, начал тренькать что-то повеселее. – Вам-то что? Вы все тут здоровые. А я болен душою давно…

– Нет, так не пойдет. Ты другую спой, – потребовал Пупель Еня. – Речитативом, для подкорковых услад. Про слезы, звезды и потеху. Знаешь?

– Черта лысого! – ответил Ривалдуй. – Я больше ничего не знаю. Разве что вот… нежные садистские куплеты ревизора из канканной оперы «Лолитъ». Мне их нянька перед сном напевала. Душевно так!..

– Изверг! – взвился капитан. – Шпана ракетная! Все струны оборву!

Ривалдуй обиженно пожал плечами, спрыгнул на пол и гитару затолкал под пульт.

Потом повернулся к своим спутникам и, разведя руки, сказал трагически и просто:

– Травят!..

– Сопляк! – буркнул капитан. – И понимал бы что!.. А корчит умного… Мне эти ревизоры – уже вот где! Нянька ему в детстве пела… Х-м!

Он достал из кармана фигурное зеркальце, придирчиво посмотрелся в него и принялся кончиками пальцев взбивать свои огненно-седые бакенбарды. А парик марафетил и вовсе хорошо: плюнет на ладошку и, где надобно, – чуть-чуть придавит. Так местах в пяти – семи…

– А я еще и разные журналы прихватил, – сообщил, гордясь собою, Пупель Еня. – Кроме газет. Очень интересные. Хотите, почитаю?

Он выволок из стенного шкафчика ворох пожелтевшей от времени прессы, хлопнул ею об стол, подняв густые клубы пыли, выдернул первый попавшийся журнал, поправил на носу очки и громко зашуршал страницами.

– Сейчас отыщем юморочек… Где-то был…Вот! Тут и картинки есть.

– Скабрёзные? – встрепенулся Ривалдуй.

– Мал еще – на скабрёзные-то смотреть, – презрительно сказал Матрай Докука. – Бренчишь себе на гитаре и бренчи. Ну-ка, что там есть еще?

– Рекламы. Лозунги… Программы телепередач… Детские песни о главном… Животный юмор. Кросс-некрологи… А это, думаю, и Ривалдуюшке будет интересно!..

– Давай, – распорядился капитан. – Прочти юнцу. Пусть приобщается к высокому!..

– Нет, – зардевшись, отказался Пупель Еня. – Я лучше уж… своими словами. Будет поприличнее… Тут, значит, в объявлении одна толковая особа мечтает сходить замуж. Э-э… как бы блондинка – всюду… э-э… пропорции соблюдены… м-да… разбирается во всем, ишь ты! А взгляд какой! Божественная остекленелость взора… Хороша!

– Где? – не понял Ривалдуй.

– Везде, – с вызовом ответил Пупель Еня. – На-ка, полюбуйся, если хочешь.

Он сунул Ривалдую журнал, а сам деликатно уставился в иллюминатор.

– Нос курносый, – разочарованно сказал Ривалдуй. – Какой-то этот… поселянский шарм. Я не люблю.

– Да тут и разные другие должны быть, ты что!.. – выхватил у него журнал Матрай Докука. – Я еще в детстве увлекался… Будто я не помню! Где же это было? Где-то тут вот… Точно! Погляди – на два столбца… И все – замуж. Вот пасьянс! Давай, Ривалдуй, выберем мы тебе сейчас невесту. Пора от онанизма отвыкать.

– Ну, невесту… А потом что?

– Потом?.. – Капитан заерзал в кресле и с надеждой посмотрел на Пупель Еню.

Тот сидел – губки бантиком – и, якобы безучастно, следил, как раскачивается маятник у ходиков с кукушкой.

– Потом, надо думать… детишки пойдут, – сообщил неуверенно Матрай Докука.

– У меня этих детишек – знаешь, сколько?! – уныло сказал Ривалдуй. – И без всяких объявлений…

– Откуда? – строго спросил капитан.

Ривалдуй глуповато хихикнул.

– Стихия, ураган!.. – доверительно поведал он. – Ты не волнуйся, кэп, всё чисто – по договоренности. Здоровые детишки будут. Нам на смену.