— Повеселитесь там хорошо!
Сияющий сотнями блесток смех девочки унесся аурой вместе с ней из кухни. Порой так сложно уйти, оставить все, побросать все чемоданы, набитые разным старьем, ветошью и рухлядью из прошлой жизни и просто сделать этот первый и самый тяжелый шаг. Оставить все, что тебе дорого, все, что греет сильнее тысячи солнц, и отправиться в холодные степи неизвестности. Но иногда это нужно сделать, чтобы не застрять, как колесо машины в грязи, в топи из собственных бестолковых желаний, которые никому не принесут счастья.
Когда в квартире стало тихо, и только котенок бегал по разным углам и шумел, Вересова позволила себе достать билет. Москва — Красноярск. Купе. Пять часов вечера. Черт его знает, почему Красноярск. Методом тыка выбрала город и туда заказала билет. Чем дальше от Москвы, тем лучше.
Самый невероятный обман, которому человек доверяет, тот, что уверяет его, будто расстояние стирает память. Как далеко ни беги, а воспоминания всегда будут на шаг впереди.
Что ж, времени на сантименты нет. Некогда растекаться по полу в лужицах сожаления. Ирина тихонько прошла к комнате, где спал Иван, и заглянула туда. Может, уйти, да и все? Что за дурацкая прихоть обязательно увидеть его? Как будто в суде: нужно урвать свое последнее слово.
Она зашла внутрь и без единого звука уселась на краешек дивана, на котором спал мужчина. Боялась даже шевелить пальцем ноги, дабы не потревожить его сон, а пальцы руки сжимали в кармане спортивной кофты билет.
Иван спал, небрежно накрытый каким-то странным пледом. С мишками. Скорее всего, Света накрыла его, когда застала спящим. Усталость может свалить с ног и сильного волка. Не всегда же ему быть сильным, и на слабость время найдется.
Его губы были слегка приоткрыты. Они, обрамленные авантюриновой густой щетиной на излучающей здоровье коже, были самым сексуальным зрелищем, которое она когда-либо видела. Истинной сексуальности не нужны броские наряды и пошлые жесты, плевать она хотела на тривиальную вульгарность и грубоватую низменность. Оголенное плечо, острый взгляд, слегка приоткрытые губы любимого человека и вырывающееся из них горячее дыхание — зачем усложнять, когда все гениальное действительно просто?
Купоросные глаза Волкова, словно тающие айсберги в королевско-синем бушующем море, уставились прямо на нее. Вересова смотрела на него, не отрываясь даже на моргание. Взгляд цвета жженного хлеба, в котором еще вьются струйки подгорелого аромата выпечки, пронзал насквозь гигантские волны в этом заливе.
— Ира? — неуверенно спросил он, плохо различия сон и реальность.
Ирина быстро затолкала билет поглубже в карман и посмотрела на него как ни в чем не бывало. Не будь он сонный, наверняка бы заметил некоторое беспокойство в ее антрацитовых при слабом освещении комнаты глазах, которые смотрели на него то ли с мольбой, то ли с призывом совершить что-то.
— Да, зашла узнать, как дела.
— Ты уже несколько дней у нас не была. Я решил, что ты правда обиделась на меня.
— Почему не позвонил? Или кодекс чести ниндзя тебе не позволяет интересоваться делами небезразличных людей? Из оперы: «Я ни на кого не давлю, ни к чему не принуждаю, сама позвонит, если надо».
Слова буквально выскакивали из ее рта, как свихнувшиеся. Разговаривает с ним, как обиженная подружка на одну ночь! Это в ней подняла голову другая Ира — та, что мечтает, чтобы он схватил ее в охапку, наорал и порвал билет, запрещая даже думать о переезде. Сколько бы раз мы ни уходили, ни сбегали, а цельными нам уже не остаться. В каждом месте, которое мы превращаем в пепелище после своего побега, остается часть нашей души. И однажды мы придем в свое самое последнее пристанище, но уже бездушные и пустые.
— Ммм… — промычал Иван, не то чтобы сбитый с толку, но немного растерянный. — Я боялся тебе звонить. С тобой же, как с самодельной бомбой. Дернешь не тот проводок, и все — голову снесет. Ты сама-то чего хочешь: чтобы я звонил или отвалил от тебя? Прошу принять к сведению: была прямая цитата твоих же слов.
— Вот чего ты такой идеальный?! — в который раз взорвалась одним и тем же вопросом девушка. — На все-то у тебя имеется ответ, как у адвоката, блин! Все цитаты помнишь, даже дату, наверное, когда я это говорила?
— Ты это говоришь каждый день по пять раз в час, чего тут запоминать, — ухмыльнулся Волков и замолчал.
Что-то тут нечисто. Надо дать ей остыть, а то так и полыхнет пожарищем. У него было ощущение, будто он забыл выключить в квартире газ и теперь она вся пропиталась им. Зажги спичку — всем конец.
— Света дома? Мне бы не хотелось, чтобы она все это видела и слышала.
Его слова отрезвили ее легкой образной пощечиной. Действительно, устроила прощальный базар. Не так легко оказалось бросить его, совсем не так, как представлялось в начале…
— Она ушла с собакой и детьми гулять, — уже спокойно ответила Вересова. Девушка усмехнулась. — Светочка счастлива. Я так рада, что в школе ее приняли хорошо. Она боится предстоящей операции, но я верю, что все пройдет хорошо.
— Ир, — настороженно начал мужчина, — ты не одержима? Пугаешь меня.
— Нет, все в норме. Извини.
— Опять что-то принимаешь? Мне позвонить Тане? Или это тоже попадает под статью об идеальности?
— Прости меня. Я сама не своя.
— Да нет, ты как раз своя. Такое поведение в твоем стиле. Только я не очень понял, чем оно вызвано. Тем, что я не искал тебя эти дни? Ну так ты сама отправила меня в интересное путешествие, вот я и выдвинулся в путь.
— Прости еще раз. Мне стыдно.
Он внимательно оглядел ее с ног до головы. Не та Ира, которую он знает. С этой Ирой что-то не то происходит. Понять бы еще что. Его мозг, уставший и не выспавшийся, отказывался открывать учебник по женской психологии.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — слова выплыли из губ, словно подгоняемые свирепым ветром облачка.
— Ты сейчас говоришь, как Ксюша перед смертью. Это у вас, женщин, такой способ сообщить о своем побеге? — пошутил Иван, даже не представляя, как он близок к правде. — Желаете счастья, а потом бежите так, что вас не догнать. Какое-то странное у вас понятие о счастье.
Вересова хранила молчание и просто скользила по мужчине глазами. Надо запомнить его таким, занести его фоторобот в базу данных. Она осядет в Красноярске и больше никуда не сунется. Танька согласилась взять Джордана на попечение, а она там себе еще кота купит. Кошки — те же женщины, потому этим созданиям так легко вместе. И те и те взбалмошные, капризные, своенравные, сами по себе. Махнут хвостом — и ищи-свищи, а след их уже и простыл.
— Да, каждому свое счастье, Вань.
— Иди сюда, ближе.
Волков указал кивком головы на диван, но Ирина не сдвинулась. Ее взгляд впивался в жасминовые, с узорами цвета чайной розы обои, искал спасения в серо-бежевом ламинате, в оливковом встроенном шкафе. Только бы не смотреть в эти прозрачные васильковые глаза.
— Иди, говорю. Обещаю не кусаться.
— Умеешь ты уговаривать, искуситель.
Она осторожно переместилась ближе к нему и села так, чтобы можно было дотянуться до него рукой. Но она этого не сделает. Прикоснуться к нему – значит капитулировать. Поднять белый флаг и истошно молить взять предательницу назад. Мысль о билете в кармане подогревала ее уверенность в собственном решении. Не выкидывать же деньги на ветер. Купе нынче дорого стоит.
— Ну так что с тобой творится? Поделишься? — Иван повернулся к ней, крепко цепляя ее взгляд, не давая отвести глаза.
— Эти дни, сам понимаешь. Сносит крышу, — брякнула Вересова первую чушь, залетевшую в форточку ее сознания.
— Уважительная причина, — хмыкнул он, — чтобы набрасываться на меня чуть ли не во сне с какими-то претензиями.
— Прост…
— Не надо этих извинений. Лучше честно ответь на вопрос.
—Какой?
— Чего ты хочешь: чтобы я принуждал тебя или отпускал? Как тебе больше нравится: быть свободной в своих действиях или связанной по рукам и ногам? Ты из тех женщин, которым нужно обязательно устраивать сцены непримиримости и гордости перед мужчиной, видеть, как он расстилается входным ковриком под твоими ногами? Тебе кровь из носу необходимо, чтобы за тобой бегали и доказывали, что ты нужна?
