— Да, только себя. Давай не будем об этом?

— Нет, будем, а то опять сдержишь все в себе, а потом расхлебывай.

— Все хорошо. Расхлебывать нечего.

— Это пока. А завтра тебе взбредет в голову, что жизнь не стоит того, чтобы жить, и ты наглотаешься таблеток!

Татьяна говорила слишком громко, не заметив, как эмоции повысили тон ее голоса. Вересова поймала на себе заинтересованный взгляд женщины, расположившейся рядом.

— Тань, можно потише? Или так принципиально орать на весь пляж, что я несостоявшийся самоубийца?

— Ну извини, Ира. Я погорячилась. Ты обещала больше ничего не скрывать, а сама втихаря запихиваешь в черные сумки новые тайны, подальше от наших глаз.

— Что ты хочешь знать? Прицепилась, точно следователь.

— Сейчас будем отпечатки пальцев брать! — Татьяна сложила пальцы пистолетом и шуточно выстрелила в нее. — Знать я хочу только одно: что у тебя с Волковым?

— Ничего.

— Ясно. Расследование зашло в тупик.

— И ты про тупики!

Видимо, она и правда настроила целую кучу тупиков в этом лабиринте. Ирина села на полотенце и сняла очки. Разговор по душам так разговор по душам. Этому человеку она может открыться.

— Тань, он зовет меня уже долгое время жить с ним и Светой, а я не хочу. Ты не видела всего этого ужаса. Сует мне свои деньги вместе с излишней заботой, вечно что-то предлагает. Иногда мне кажется, что у Вани слегка крыша поехала после трагедии с Оксаной.

— Ты перестань ерунду говорить. Может, он хочет вернуть назад ваши отношения?

— Возможно. Но я не хочу. А он не хочет этого понять!

— Все вы чего-то не хотите. Это я поняла.

Смешинки сверкнули в глазах обеих девушек, и они рассмеялись.

— Понимаешь, Тань, я чувствую себя глупо в этой ситуации. Я как будто на линии огня. Ну как я могу к нему вернуться после всего, что было? И не только у меня с ним, а и у него с Ксюшей. Это некрасиво, что ли. Так не делается.

— Он же в любом случае найдет себе женщину, один не будет жить постоянно.

— Я понимаю. Пусть находит, но это буду не я.

— Почему бы и нет? Сама Марине советовала идти дальше, а не зарывать свою жизнь возле могилы погибшего мужа. Так не делается, деточка. Уж если даешь людям советы, изволь и сама им следовать. А то грош цена твоим словам.

— А если я не люблю Ваню? Никто не думал об этом?

Татьяна красноречиво фыркнула, и Вересова закатила глаза. Как можно внаглую врать людям, для которых ты прозрачная гладь реки? Все видно, как на ладони.

— Хорошо. Он… нравится мне. Но какие-то внутренние барьеры не позволяют мне подпустить его к себе. Мы уже пробовали и оказались у разбитого корыта. Зачем опять что-то ломать?

— Как насчет того, чтобы что-то построить? Мы сами выбираем, ломать или строить. И не надо тыкать пальцем в судьбу. У нее роль не такая уж и большая: стоять в сторонке и покуривать, наблюдая за тем, как мы проезжаемся по своей жизни бульдозером.

— Я знаю, что моя судьба в моих руках. — Девушка вздохнула и взъерошила волосы. — Не знаю, я просто ничего не знаю!

— Все ты знаешь, только прикидываешься. Как дела у девочки с лечением слуха?

— Вот тут действительно все хорошо. Психолог успел вовремя помочь малышке со стрессом из-за смерти матери, поэтому мы смогли вернуться к лечению. На сентябрь назначена операция. Думаю, у нее есть все шансы восстановить большой процент слуха.

— Я рада за ребенка. Ваня совершил маленькое чудо для этой девочки.

— Не такое уж и маленькое. О таком отце каждый ребенок мечтает.

Татьяна согласно кивнула и посмотрела на резвящихся в воде детей. Ну не сказка ли, как все обернулось? Осталось только главную героиню этого спектакля осчастливить.

— Побегаем еще под осенним дождичком вместе! — воодушевленно воскликнула подруга, но Вересовой это воодушевление не передалось.

— Боюсь, что нет.

— Почему?

— Я хочу уехать.

— Не дури, Ира…

— Хватит советовать мне не дурить! Хочу и дурю! Отстаньте вы все!

Она сорвалась с места и убежала ближе к воде. Никто не узнает о ее отъезде, она никому не скажет своего нового адреса. Пришла пора сжечь мосты до состояния пепла.

15

Любовь не знает логики, она выше разума.

Джек Лондон «Мартин Иден»

Чихающий последними летними деньками сентябрь всыпал в нее по крупинке тоску. Небо больше не было хрустальной поверхностью бирюзовой речки. Отныне на нем поселился синдикат грозных туч, то и дело закрывавших солнце. Глаза Ирины поднялись вверх.

Осень стала каким-то недобрым предзнаменованием в ее жизни. Осенью она познакомилась с Ваней, осенью он снова объявился в ее жизни, распинывая в разные стороны коробки с хламом, в которые она расфасовала свое бытие. И опять на дворе осень, а она собирается улизнуть от него, не по-английски — по-свински.

Однако какая-то магия, энергия, снующая вокруг каждого человека на протяжении всей его жизни, тянула ее за руку, как капризного ребенка, к нему. Увидеться в последний раз, поговорить, послушать его голос… Дезертиры так не поступают. Не оглядываются назад и не идут к своим товарищам на прощальный чаек перед тем, как оставить часть и трусливо сбежать. Но она не могла остановиться, поэтому ноги сами несли ее по разбитому асфальту и свежевыкрашенным бордюрам к дому Волкова.

Шаг, шаг и еще один. Кроссовки приминают малахитовые травинки под ногами, собирают на себя остатки их жизни: смарагдовые и цвета биллиардного сукна обрывки травы прилипают к подошве, превращая ее в душистую резину.

Она и не замечает, как оказывается перед дверью его квартиры. Самое желанное, соблазнительное, манящее место на свете, но и самое опасное, роковое, жуткое в то же самое время. Здесь ей и плохо, и хорошо одновременно, и горько, и сладко сразу, и хочется и колется разом.

— Тетя Ира, привет! — ее встретила Света.

— Папа дома?

— Да, — девочка приложила указательный палец к губам, — но он спит.

Спит? Волков спит в почти полдень? Как бы сегодня ее поезд не сошел с рельсов.

— Пойдем в кухню, Светуля. — Они расположились за столом, на котором красовалась только сахарница. По всей видимости, у Вани не было времени даже булочками закупиться. — Как твои дела? Как в школе?

— В школе классно! Со мной там все дружат.

Губы девочки зацвели улыбкой цвета парнасской розы, когда она начала говорить о школе. Вересова слушала ее рассказы о первых учебных днях с неподдельным интересом. Ей хотелось знать, что малышка счастлива. Судьба достаточно наказала это невинное существо за отсутствие грехов. Пора бы и вернуть должок.

— Значит, у тебя все прекрасно, моя хорошая?

— Да, тетя Ира. Только я боюсь операции, — призналась Света, и в ее глазах короткой молнией сверкнул страх.

— Ну, иди ко мне. — Она обняла ребенка и погладила по голове. — Бояться совсем нечего. Папа записал тебя в самую хорошую клинику в нашей стране, и доктор будет делать операцию самый-самый лучший. Зато подумай о том, что сможешь снять эту штуку, — Ирина дотронулась до слухового аппарата.

— Я очень хочу снять ее, — голосок девочки затерялся в футболке девушки, и она прижала малышку к себе сильнее.

— Вот и думай о хорошем, моя золотая. Договорились?

— А ты будешь рядом со мной?

На нее посмотрели два доверчивых, полных любви и сопутствующей ей наивности берилловых глаза. Так похожи на парижскую синь глаз Волкова. Вот и говори потом о родстве на уровне крови. Вздор.

— Я не знаю, Светочка. Возможно, мне придется уехать. Но ты же и сама справишься? Ты у меня сильная девочка.

— Я справлюсь, ради мамы, — прошептала она.

— Правильно, Света, все правильно. А папа давно спит? Или с ночи не просыпался?

— Он уезжал рано утром, я не спала и слышала. Потом приехал и спит. Ты его не будешь будить?

— Клянусь, — отрапортовала Ирина и потрепала малышку за косички.

— Ну ладно. А мы с Собакой пойдем гулять. К нам во двор должен Дима прийти и девчонки из моего класса.