— Он заставил тебя сделать аборт?! — шокированно прошептала Карина, и ее рука метнулась к животу. Дыхание участилось; она воспринимала все слишком близко к сердцу.

— Нет. Но поскольку ему было фиолетово на меня, его занимало только отжатие бизнеса моей семьи – о ребенке он не думал. У меня был постоянный стресс, плитами давивший на меня. Его рядом не было вообще, только равнодушие, которое он и не пытался скрывать. В общем, моей первой беременности было не суждено закончиться хэппи-эндом. Случился выкидыш, — она почти не дышала, не нуждаясь в воздухе, так как внутри, где-то в горле, чертов кислород взрывался едким пламенем. — Кое-как этого ребенка выскоблили из меня, — речь девушки прервалась; нехватка воздуха жгла легкие до слез. — А я думала, что сейчас подходящее время, что у нас все будет: будет семья. Однако все, что у меня в итоге осталось — это боль воспоминаний о том, как врачи по кусочкам выбрасывали в медицинскую урну моего первого и последнего ребенка.

Боль жгла ее раскаленной кочергой, хлестала плетьми с шипами, колола наспех заточенными палками. Она произнесла это во всеуслышание, сказала в первую очередь себе самой то, от чего бежала со всех ног три года.

— Я сама убила своего ребенка. Не он, — всхлипнула Ирина и отодвинулась от Карины. — Надо было думать головой, от кого беременеть. Думать головой! Я не имею права сидеть рядом с тобой. Я отброс. Чудовище. Монстр.

Никто на этом свете не обладает таким могуществом, чтобы вложить в нашу ладонь пистолет и выстрелить. Только мы сами. Ни один демон не будет сильнее нас, если только мы сами не наделим его силой.

Карина, несмотря на шок и потрясение, все равно притянула подругу к себе и стерла слезинки со своих щек.

— Не говори так, Иринка. Я скоро утону в слезах. Боюсь думать, как больно тебе сейчас.

— Как бы то ни было, а я все заслужила. Заслужила смерть, такую же страшную, какой умирал мой ребенок.

— Врачи что-то напутали, совершили ошибку? Почему бесплодие?

— Потому что это была моя первая беременность, которую прерывать крайне нежелательно. Даже естественным путем, так скажем. Ну и врачам было глубоко все равно на очередную идиотку, которой жалко десяти долларов на презервативы или лишних пяти минут, чтобы хорошенько обдумать свое решение рожать.

Ни один мужик не будет думать о контрацепции заранее. Им чихать на это. Ребенок навсегда останется с матерью. Или боль от убийства, как сейчас модно цинично говорить, плода.

— Я впала сначала в легкую депрессию, но никому не было дела до меня. Сережа бросил меня, открыл все двери и окна, приглашая покинуть его счастливую, беззаботную, полную денег жизнь. Конечно, он не законченный урод — дал мне денег. И я улетела в Россию. Снова в Москву. Здесь начался ад на Земле. Моя Земля горела в пожирающем все вокруг огне; я была уверена, что долго не протяну. Открылось кровотечение, в больнице сказали, что я больше не могу иметь детей.

— Какой ужас… Я сегодня не усну, — на полном серьезе произнесла Карина.

— Я лежала в гинекологии, и каждый день у меня в голове крутилась мысль о том, что я не могу иметь детей. Депрессия больше не была легкой, она сожрала меня без остатка и выплевывала по косточке. Там я познакомилась с медсестрой по имени Таня. Она вытащила меня из этого безобразия. Только вообрази себе: она сидела у моей койки и читала мне книги. «Вино из одуванчиков» Брэдбери заставило меня снова раскрыть глаза навстречу жизни. Я отчаянно захотела увидеть лето глазами маленького Дугласа. Подышать им, почувствовать его. Мне захотелось жить, — Вересова протяжно вздохнула, облегчая душу. — Но лучше бы я все-таки свела счеты с жизнью. Лето уже никогда не будет таким, как у Дугласа Сполдинга.

Ирина слабо улыбнулась. Танюха… Спасибо ей за все.

— Дальше более-менее все предсказуемо. Я ударилась во все тяжкие: алкоголь, сигареты, иногда травка. Меня утащило на самое дно, и я не хотела с него подниматься. Меня поставили на колени и еще для верности сзади ударили по ногам дубинкой. И опять же Таня вытащила меня. Она святая. За шкирку приволокла к психиатру, там долго рассматривали помойку в моих мозгах под микроскопом и в итоге выписали транквилизаторы. Вот и все.

— Почему ты сорвалась сейчас? Дети в школе допекли? Додумалась же выбрать себе работу.

— Другой не было с моим образованием. И на первых порах это помогало. Боль накладывалась на боль – и становилось легче. А потом появился Ваня, как гром среди ясного неба. Просто оглушил меня своим появлением.

— Теперь все окончательно ясно, разобрались. У меня нет вообще никаких идей, как тебе помочь и что посоветовать, поэтому не буду лезть в чужую душу со своими «мудростями». Пока я тут, я буду следить за тобой. Больше никаких экспресс-средств по лечению души. А то ее так и вытравить можно – всякими таблетками.

Карина обняла ее, делясь всем своим теплом, какое у нее только было. На всех хватит. Любви точно. И на малыша, и на мужа, и на друзей в беде.

— Мы справимся со всем, я обещаю, Ириша. Только и ты мне пообещай, что хотя бы мешать не будешь.

Ирина кивнула, и, положив голову на плечо подруги, закрыла глаза. Ее клонило в сон. Не в забытье, а в спокойный сон. Можно спать тихо и мирно, зная, что о тебе позаботятся. Наконец-то позаботятся.

***

Вот и настал тот светлый день, которого они так долго ждали. Для Волкова штамп в паспорте уже не был так важен, как раньше. Это тому молодому парню, каким он когда-то был, казалось, что без соответствующей печати в паспорте семья не семья. Но когда он обрел семью по-настоящему, условности перестали что-то значить.

Зима в этот раз запаздывала. Улицы покрывал легчайший ковер из снега, небо расцвело серостью, ветерок носился от дерева к дереву. Мужчина посмотрел на наручные часы: время их регистрации наступит с минуты на минуту. Оксана сказала, что у нее важные дела и она приедет в ЗАГС сама. И почему он вечно все ей разрешает? Даже в такой знаменательный день позволил ей решать какие-то посторонние дела.

Гостей много не было. Пара друзей, партнеров по бизнесу, с которыми он мог сходить в баню или на рыбалку. На этом и все. Оксане звать было некого, по крайней мере так она ему объяснила. Куда делись ее подруги, ему было невдомек. Почему-то именно сейчас все происходящее показалось Ивану грустным представлением перед незаинтересованной публикой. Не такой он представлял свою свадьбу.

— Иваныч, вас зовут, — вывел его из ступора мыслей Олег.

И правда, регистратор уже подзывала их. Волков обреченно оглянулся на входную дверь. Где же она? Не может быть, чтобы Оксана бросила его вот так, перед всеми, на посмешище.

— Мы можем еще немного подождать? Невеста опаздывает, — оправдывался он. — Пожалуйста.

Сшитый на заказ костюм. Цветы. Кольца. Он так старался. Пусть народу на их свадьбе немного, пусть здесь нет папарацци и газет. Но это его свадьба, и он хотел быть лучшим женихом для своей невесты.

Через час с ним остался только один друг, остальные разъехались по делам, грустно пожав плечами и сказав пару банальных слов сожаления. Мол, бабы, что с них взять.

— Вань, ты прости, но я тоже не могу больше здесь находиться. У меня жена беременная, я бы лучше к ней поехал, — простился с ним и последний друг — Игорь.

Жаль, что мужчины не плачут. А так хотелось. Иван вышел из здания дворца бракосочетаний и уселся прямо на замерзшие ступеньки. Цветы полетели в близстоящую урну. Ничего страшного, опыт у него есть. Не под Новый Год, так за пять минут до свадьбы бросят. Надо будет написать книгу.

Во внутреннем кармане зазвонил телефон. Волков лениво и очень долго его доставал. Он был не готов услышать о том, что она уходит. Ушла от него.

Номер оказался незнакомым. На душе и полегчало, и потяжелело одновременно.

— Слушаю.

— Вам звонит сотрудник ГИБДД Абрамов. Демьянова Оксана Михайловна вам знакома? Ваш номер стоит у нее в быстром наборе.

— Да, знакома. Это моя невеста. Должна была стать женой, я сейчас в ЗАГСе, — тараторил сбитый с толку таким звонком Волков. — Где она?