— Это же не только твой секрет, Волчара, — сказала она пустоте, — это наш секрет.

А ей бы не хотелось нести крест лжи в своей душе.

***

В доме вовсю шла подготовка к «семейному дню». Это они с Ваней придумали специально для Светы, чтобы раскрасить ее жизнь радостью и любовью. Да и разве может быть семейный день лишним?

— Ксюша, мы не можем найти детское шампанское, — крикнул Волков из кухни. — Интересно, мама не решила сдать нас в полицию за спаивание маленьких детей?

— Это же детское, папа, — послышался смех дочери.

Оксана зажмурилась. Папа. Она оперлась руками о зеркало, оставляя на нем пятна. Папа… Да, он бы мог стать лучшим отцом и мужем. Но ему не повезло с выбором жены. В последнее время депрессия все чаще поднимала голову и вглядывалась в нее так, словно была бездной. Бездной ее подсознания.

И Свету она навязала Ване, а он полюбил ее. Он переживает за нее, он зарабатывает деньги для них, оплачивает все обследования и лечение. Она во всем виновата. Она!

— Мама, ты поможешь платье застегнуть? — в дверь постучала дочь.

— Правда, Ксюш, помоги ребенку. Сколько можно в ванной торчать? Или ты там под плиткой клад нашла, а с нами делиться не хочешь? — пошутил Иван, и Света снова прыснула от смеха.

«Я бы отдала вам все. Все, что имею», — мысленно ответила мужчине она и открыла дверь.

Света прошла внутрь, и Оксана помогла ей с нарядом и прической.

— Я так люблю семейные дни, мама. Во всей стране его празднуют?

— Нет, этот праздник папа придумал только для нас. И мы никому его не отдадим, он только для нашей семьи.

— Супер! Собственный праздник!

Девочка убежала к себе в комнату, а Оксана, еще раз проведя экспресс-дыхательную гимнастику, вышла к будущему мужу.

— Так что, клад там или просто засмотрелась на себя, красотку, в зеркало?

Он обнял ее и притянул в свои объятия.

— Ни то, ни другое, — прошептала девушка и оставила на его губах невесомый воздушный поцелуй.

— Пап, мам, смотрите! Учительница сказала обязательно вам показать!

Света принесла им тот самый рисунок с фермой. Волков шутливо дернул ее за косичку и похвалил за красивый рисунок. Конечно же, ему польстило свое изображение на этой картине. У него есть семья. Все, о чем он мечтал.

— Кстати, я разговаривала с Ирой, — произнесла Оксана, донося к праздничному столу оставшиеся угощения. — Похоже, она не очень хочет возобновления вашей дружбы.

— Что? — Иван был слишком резок в интонации, но не успел совладать с собой. — Зачем ты с ней вообще говорила?

— Она учительница Светы, если ты не забыл. А почему ты злишься? Сам говорил, что обиды нет, а реагируешь как ребенок. Так вы будете мириться или нет?

Каких же сил ему стоило не испортить праздник! Либо он разозлится, потому что вмешательство Оксаны в их отношения с Ирой ему не было нужно, либо расскажет ей правду — и точно все испортит.

И почему правда всегда все портит? Наверное, потому что люди слишком много лгут. Или, выражаясь политкорректно, умалчивают о чем-то.

— Не знаю пока. Оставь это, Ксюша. Не самая большая беда, которую нужно решать. Жизнь сама нас расставит на нужные ей шахматные позиции.

— Хорошо, Вань, я не буду лезть в твои отношения с другими людьми. Это разумно.

Он поцеловал ее в лоб, чтобы снять между ними напряжение. Оксана слабо улыбнулась ему, но все ее мысли о дружбе и ненависти тут же угасли, когда телефон известил о новом сообщении. Остались только о ненависти.

— Ваня, Света, мне нужно уехать. Вы же с папой справитесь со всей этой едой? — вымученно и совсем не смешно пошутила она.

— Куда ты, Ксюша? — Волков прищурился.

— К подруге нужно срочно заехать. Вы уж не обижайтесь на меня. Мы такие дни ведь можем всегда проводить, устроим еще.

Иван смотрел на то, как она быстро собралась и уже стояла у выхода. Он не идиот, хотя кто-то мог так думать. Он понимает, что с определенного момента в их семейной жизни начала образовываться трещина. Неужели это Ира что-то ей рассказала или дала намеки? Неужели она взяла на мушку их отношения? Трудно было в это поверить, но зная семейство Вересовых… Скорее всего, так все и есть.

— Ты к той же подруге, что и пару дней назад?

Вопрос Волкова заставил Оксану споткнуться. Она скажет ему часть правды.

— Да.

И на этом «да» все закончилось. Дверь захлопнулась, оставляя ее чудесное настоящее вдали от омерзительного прошлого.

6

Судьи всегда предпочитают осудить десять невинных, лишь бы не помиловать одного виновного.

Мэри Шелли «Франкенштейн, или новый Прометей»

Конец октября выдался на удивление теплым, но дождливым. Улица шелестела всплесками луж и характерным кваканьем ботинок по грязи. То и дело с неба срывались капли, сначала по одной-две, с каждой минутой наращивая темп, – и вот уже льет, точно в последний раз. Дождь шел рывками, словно у него было скверное настроение, и он никак не мог решить, лить ли ему или успокоиться.

В очередной раз закрыв зонт, проклиная этот мечущийся дождь, Ирина шла в направлении частной клиники, где проходила лечение мама Димы. Наверное, ей казалось, но ноги будто бы сами застывали в очередной луже, не желая идти вперед. Но сделать это было нужно. Порой человеку приходится буквально сражаться с самим собой, чтобы не останавливаться на полпути. Ведь так важно сделать шаг вперед, а не два назад

Будут ли ей там рады? Уместно ли вообще ее появление? Она же не родственник и не знакомый. Девушка помотала головой, сбрасывая невидимые капли своих сомнений, точно дождевые росинки с волос. У нее в квартире живет сын этой женщины, как-никак, а отношение к этой семье она теперь имеет самое прямое.

Вересова заблаговременно узнала часы посещения и пришла как раз к самому началу «открытых дверей» в палатах пульмонологии. Больничный запах свербел в носу, напоминая о неизбежных ужасах детства — всем знакомых коридорах стоматолога или кабинета забора крови. Что, интересно, такого в составе этого запаха, раз от него мурашки прячутся под кожу даже в зрелом возрасте?

— Здравствуйте, я бы хотела увидеть Марину Топольскую, — оповестила о цели своего визита медсестру. — Мое имя Ирина Вересова.

Через пару минут ее провели к палате, где лежала женщина. По традиции, это было стерильное помещение в светлых тонах. Ирину оно угнетало, напоминая о скоротечности жизни. Только в больницах мы осознаем, что наше здоровье не вечно, только на кладбище ощущаем себя смертными.

— Ирина, рада вас видеть, — с улыбкой на уже не таких потрескавшихся и сухих губах встретила ее Марина. — Правда, вы стали лучиком света для нас с сыном.

— Думаю, мы можем перейти на «ты».

—Уверена, можем. Мне всего-то тридцать три, хотя выгляжу на все пятьдесят, да?

Ирина с некоторой опаской ступала по полу палаты, думая о том, что однажды доведется и ей тут лежать. А возможно, и нет. Возможно, она умрет в своей даже летом холодной квартире и тоже будет выглядеть на десять лет старше фактического возраста. Каждому из нас доведется дойти до конца жизненного пути, вопрос лишь в том, умрем ли мы в чужой нам квартире, окруженные одиночеством, или нас проводят в последний путь опечаленные глаза людей, которым мы были небезразличны.

— Нет, — Ирина усмехнулась, чувствуя к ней искреннее расположение, — всего-то на тридцать пять. Мы, женщины, даже в такой ситуации волнуемся о красоте. Мне это знакомо.

В памяти начали, точно грибы в поле, выскакивать воспоминания о прошлом. Коляска, безысходность, серые будни при всем великолепии ее бывшего дома и богатства отца. Ваня… И только для него ей снова захотелось быть красивой. А сейчас его рядом нет, по ее вине.

— Не знаю, почему я волнуюсь о своем внешнем виде. — Голос Марины звучал помехами и шумами на общем фоне стерильной тишины палаты. Ее голосок был трещинами на гладком, отполированном полотне. — Мне не для кого быть красивой. Моя женская суть никому больше не нужна.