Настя же была довольна собой и прошедшим днём. Вернув меч в ножны, она помолилась перед сном и улеглась спать. Саше же, согласно жребию, предстояло дежурить половину ночи.

Ее окружала темнота, рядом тихо посапывала Настя, внизу звякали удилами кони, было тихо и над головой горели звезды. Они светили ярко, и Саше подумалось, что такого звездного неба она раньше не видела, казалось, что до них можно достать рукой. Вскоре к звёздам добавилась луна и осветила белым светом все рощи и поляны. Послышались крики ночных птиц, раздался далекий рык леопарда, всхрапнули кони.

Чтобы не уснуть Саше приходилось периодически вставать, тихонько ругая свою судьбу и доброе средневековье. За умиротворением ночи к ней пришли грустные мысли. Опять она задавала себе извечный русский вопрос: "Кто виноват? И что делать?" С первым вопросом ясно, что ничего не понятно. Но вот второй вопрос требовал решения, а его не находилось, мало было информации. Тут заворочалась во сне ее спутница, и Сашины мысли переключились на неё. Девушка благодарила судьбу, что ей достался такой попутчик. Она удивляла Сашу своими знаниями повседневной жизни, практичностью и способностью к выживанию. Видимо, люди в эти неспокойные времена имели сильную стойкость, в разных жизненных ситуациях. Поражал ее фатализм, она принимала удары судьбы со смирением, как испытание духа, и тут же начинала искать пути решения. Коробила только сильная набожность новой знакомой. Ее спутница, начинала и заканчивала день молитвой, и в течение дня часто поминала в разговорах то деву Марию, то Святую Троицу или цитировала библейские тексты. Иногда Саше казалось, что рядом с ней едет православный священник. Наверное, все люди, живущие в данный отрезок времени крайне набожны, а религия занимает очень большое место в их жизни. Она сказала себе, что надо об этом помнить всегда, чтобы ничего не сказать, порочащего религию и не нажить от этого себе неприятности.

Так за размышлениями и прошло ее дежурство. Когда луна сместилась на небе, она разбудила Настю, а сама провалилась в сон.

Ранним утром Сашу разбудила сырость. Когда она открыла глаза, утро только занималось и все вокруг покрывала роса. Рядом, свернувшись калачиком, посапывала Настя. Хмыкнув, Саша пощекотала подруге ухо. Та завозилась и открыла глаза.

- Вот так караульный, - усмехнулась Саша, - подходи, кто хочешь, бери что хочешь.

- Ой, Саша прости, - виновато озираясь, проговорила Настя. - Глаза стало щипать, я их закрыла ненадолго, а оказалось, что уснула. Но господь оградил наш стан. Милостью его все обошлось, так что можем собираться.

И снова пришлось оседлывать лошадей, вешать груз, завтракать и отправляться в дорогу.

Местность постепенно становилась гористой, высота холмов увеличивалась. Некоторые вершины покрывали заросли кустарников, другие были голыми и белели известковыми отложениями. На горизонте все отчетливее становились видны горы, склоны которых постепенно, становились зелеными.

Одно Сашу удручало, им до сих пор не попалось открытых источников воды, а она быстро заканчивалась. Ещё давала о себе знать боль в задней точке, девушке приходилось временами вставать в стременах на ноги и ехать стоя.

Во второй половине дня случилось неожиданное событие, им встретился местный житель. Огибая один из заросших кустарником холмов, они выехали на поляну, покрытую редкой травой, и столкнулись с небольшой отарой овец. Она была голов на пятнадцать, ее охраняла собака размером с овчарку. Шерсть ее свалялась и висела колтунами, с прилипшими к ним, колючками. Собака, увидев всадников, разразилась лаем и кинулась им наперерез. Отара, увидев коней, резко бросились в сторону, а пес, прекратил гавкать и бросился заворачивать овец.

Девушки, натянули поводья, удивленные неожиданной встречей. А к ним уже спешил пастух, опираясь на посох. Это был мужчина лет пятидесяти на вид, с короткой курчавой бородой с проседью и длинными немытыми волосами. Он был одет в простую поношенную тунику, грязно-белого цвета и простые, деревянные сандалии. Поверх туники был одет поношенный серый плащ, а на голове намотана чалма. Но больше всего Сашу поразил железный ошейник, охватывавший его шею. Он болтался свободно вокруг шеи и лежал на плечах. Он был шириной в три пальца, имел сбоку проушину с заклепкой.

Саша от неожиданности, не на шутку струхнула и машинально схватилась за рукоять меча. Ей казалось, что сейчас к ним броситься толпа мужиков, и начнут грабить и насиловать. Но пастух, подбежав к ним, с начало подслеповато прищурившись, рассмотрел их одежду, коней и оружие, а затем упал на колени и уткнулся лбом в землю. Настя, тронув коня, выехала вперед. Она проговорила что-то по-гречески, тот ей ответил, но его речь была словно ему не родной.

Настя разговаривала с пастухом, а Саша смотрела на них со стороны. Она чувствовала себя туристом, который наблюдает историческую реконструкцию. Ее подруга, сидела в седле словно госпожа, с прямой спиной и надменно поднятой головой, уперев правую руку в бок. Мужчина же воспринимал все как должное и при этом не выглядел истерзанным, тяготившимся своим рабством.

Вспомнив об их проблеме с водой, она крикнула Насте, чтобы та, спросила, про ручей или колодец. Настя кивнула и опять заговорила с пастухом, тот махнул рукой в одну из сторон, что-то при этом сказав. Девушка вытащила из кошеля на поясе медный фоллес и бросила его на землю возле головы пастуха. Затем они повернули коней в указанную сторону и ускакали.

- Что он тебе рассказал?- спросила Саша Настю.

- Он раб, грек, пасет отару своего господина. Хозяин его, небогатый феллах из деревни, которая находится в прибрежной долине, в районе Яффы.

- А сейчас мы куда едем?

- В двух лье отсюда, вон за той рощей их стоянка. Там загон для овец и выкопан колодец. У них и наберем воды.

- А народу там много?

- Раб сказал, что там только женщина, живёт с ним, еду готовит.

- А он про нас никому не расскажет?

- Не знаю, Саша, - пожала плечами Настя, - скорее всего, расскажет, если спросят. Он же раб, не посмеет промолчать. Зато мы с тобой воды наберем.

- Ох, Анастасия, прямо не знаю, как-то не спокойно мне.

Через некоторое время они объехали рощу - ориентир и выехали на обширный луг, траву на котором изрядно подъели овцы. Не далеко от рощи, на лугу, стоял загон из кольев и колючих веток, внутри были колоды для воды. Рядом с этим импровизированным краалем виднелась горловина колодца, обложенная камнями и закрытая крышкой. Недалеко от него стояли два шалаша и небольшая печурка из глины и камней, на подобии тандыра. У печки хлопотала маленькая смуглая женщина почтенного возраста. У неё были длинные седые волосы, грязные и не чесанные, повязанные серым платком. Женщина была одета в грязно-белое платье, фасоном как балахон, засаленное и в заплатках.

Подъехав, Саша разглядела такой же ошейник, как и у пастуха. Ветер донес до них запах свежих лепешек от печки, а от загона запах овечьего навоза.

Настя, когда они подъехали и остановились, громко крикнула:

- Салам, аллейкум!

Женщина резко обернулась и, как пастух, бухнулась на колени. Путешественницы, удостоверились, что опасности нет, и спрыгнули с коней. Размявшись, Настя попробовала поговорить с женщиной, но оказалось, что та не знает греческого, а она не знала арабского. Пришлось им вести диалог на жестах. Настя, просто ткнула пальцем в колодец, а затем показала на лошадей. Женщина подскочила и, кланяясь, достала из шалаша кожаное ведро с примотанной к нему веревкой.

Этим ведром она доставала воду и поила лошадей. После нее девушки, забрав ведро, наполнили бурдюки свежей водой. Закончив с бурдюками, Саша ещё раз посмотрела в сторону печи и увидела свежие лепешки, лежащие стопкой на деревянном блюде. Дернула Настю за рукав:

- Насть, давай у бабки лепешек купим, а то надоело уже сухари грызть.

Настя, посмотрела в сторону печки, облизнулась и ткнула пальцем в лепешки. Женщина кланяясь, протянула им тарелку с печевом. Подруги, поделили их поровну, а Настя кинула бабке медную монету и они отбыли восвояси.