Нетти жмётся к моей спине, не желая принимать ни спесивую незнакомку, ни факты, ставшие слишком явными. Я всё ещё чувствую её дрожь: крупную, пронизывающую. Сложно держать себя в руках, но я глотаю панику, как горькое лекарство. Хотя бы один человек здесь должен сохранять трезвость рассудка.

- И что, - возражаю я, пытаясь поймать глаза незнакомки сквозь толстые стёкла очков. - Отсюда разве выхода нет?

Девушка невесело усмехается и снимает свои бинокли. Её лицо, к моему удивлению, оказывается весьма симпатичным. "Что за идиотские вопросы?", - говорит её рассеянный взгляд.

Я поворачиваю голову туда, где сетка ограждения смыкается с дикими порослями деревьев. Ещё раз смотрю на оголённые провода, бегущие по верхней части преграды. И понимаю, что вопрос действительно более чем идиотский.

***

Номер одиннадцать

Шаги, звучащие из пролёта, осторожны и медлительны.

И они слышатся всё ближе. Только облегчения от того, что я не одинока, не появляется. Напротив: чувствую, как ужас сушит горло. Словно ко мне приближается сквозь мусор, пыль и обвалившиеся пролёты сама смерть.

Я крепче сжимаю перекладину лестницы. Ребристая арматура оставляет на пальцах кровавые татуировки. Набираю воздуха в грудь. Мышцы между рёбрами ноют от напряжения. Разум подсказывает, что этот кто-то внизу может стать моим спасителем, и я готова выплюнуть дикий крик. Интуиция шепчет: повремени... Только разуму я доверяю больше. Разжимаю губы и готовлюсь закричать, но горлом идёт лишь дребезжащий сип.

Незнакомец продолжает приближаться. Шаркающие шаги становятся громче и пронзительнее. Я слышу, как мелкие камушки летят из-под чужих подошв. Вот ритм на мгновение сбился, перекрывшись звонким ударом, и некто громко и с оттяжкой чертыхнулся. Понимаю, что моя гостья - женщина. И её голос не нравится мне.

Перехожу на сторону интуиции и затихаю под потолком, как летучая мышь. Всё, что ни делается - к лучшему. Должно быть, в моей немеющей ноге, что не может выпутаться из удавки, тоже есть плюсы. Только какие? Даже из пальца не высосешь: ведь оторвать руку от спасительной ступеньки будет проблематично. А тянуться за ней потом - ещё сложнее.

Я снова слышу шаги. Только на этот раз они не становятся громче, словно человек внизу уходит вбок, на этаж. Выдыхаю: то ли облегчённо, то ли разочарованно. Когда шаги, наконец, отдаляются и становятся похожими на мышиную возню, я начинаю корить себя за то, что не закричала. Я уже не уверена, что справлюсь сама. Я вообще ни в чём не уверена.

Я не знаю, как долго болтаюсь под потолком, удерживая себя железной хваткой у лестницы. Время словно закрутилось спиралью разнокалиберных витков. Кулаки отекли, покраснели и стали каменными. Они больше не принадлежат мне, как и часть моей ноги.

Из оцепенения меня выводит металлический лязг сверху. Это открывается заслонка чердачного окна. Кого бы ни несла мне судьба, я уже не боюсь. Я сполна хлебнула ужаса и паники, и теперь любой исход кажется мне благодатью - даже фатальный. Лишь бы не было неопределённости, качающейся надо мной ржавой тенью потолочных разводов.

Чёрный прогал расширяется клином. Из темноты высовывается существо неопределённого пола. Я вижу лохматый русый ирокез с розоватыми проплешинами, выбритые наголо виски и мочки ушей, растянутые донельзя полыми круглыми штуковинами. Существо смотрит на меня, с детским любопытством округлив глаза.

- Вау! - говорит оно восхищённо, и я понимаю, что моё спасение или разочарование женского пола.

Я смотрю на девушку с ненавистью. Вот уж высшая степень цинизма: смеяться, когда другой человек в беде. Между тем, моя гостья спускается по лестнице вниз, ловко, как обезьянка. Добравшись до площадки этажа, она застывает точно передо мной, уперев татуированные руки в бока. Я вижу глазные яблоки фантастических оттенков на её предплечьях, и внутри, в темноте прошлого снова дёргается червячок. Похороненный заживо элемент, который хочет прорваться наружу, но не может.

- Круто! - говорит она звонко.

- Тебе, может быть, круто, - не выдерживаю я. - А вот мне, знаешь ли, не очень.

- Заметно, - усмехается девушка.

- Издеваться пришла?! - внезапно обнаруживаю, что мысли о скорой кончине были преждевременны. Я совершенно не хочу умирать. А дохнуть от рук циничной незнакомки - вдвойне.

Девушка неторопливо ходит туда-сюда по площадке. На её майке - номер тринадцать. Несмотря на крупное спортивное телосложение, она плоскогруда, как мальчишка.

- Если потенциальная помощь кажется тебе издевательством, то я, пожалуй, пойду, - произносит, наконец, она. В её голосе не слышится ни сарказма, ни издёвки: скорее, детская прямолинейность.

- Ну и уходи! - цежу сквозь зубы, и тут же жалею о своих словах.

Незнакомка подходит вплотную к чердачной лестнице и нагибается. Потом тянет руки ко мне и подхватывает моё тело под мышки. Она сильная, и даже слишком для девушки.

- Перецепайся! - слышу я приказ.

- Что?

- Выше, что! - с раздражением говорит она. - Двигай выше!

Удивительно, но онемевшие от боли кулаки легко размыкают пальцы. Подушечки и ладони багровые от ссадин, но я совершенно не ощущаю саднения. Я карабкаюсь на ступень выше, морщась от натуги и отвращения. Потом - ещё и ещё, пока моё лицо не сравнивается с её.

- Хмммм, - девушка оценивает ситуацию. - Попробуй подтянуть ноги.

- Я тебе что, акробатка цирковая?!

Номер тринадцать хмурится и с раздражением указывает на балку под потолком, через которую перекинута верёвка.

- Она не перетрётся, - отмечаю я.

- Ты будешь меня слушать или нет?!

Она обхватывает меня за талию и прижимает к лестнице с другой стороны. Я реву от боли, пронзающей утомлённые мышцы.

- Тяни! - приказывает она. - Помогай мне, пока я не выдохлась!

С силой качнув корпусом, выпрямляю ноги. Верёвка натягивается, как струна, но я чувствую, что ступни действительно стали ближе к лестнице.

- А сейчас делай что хочешь, но удержись!

Тринадцатая перелазает через перила, не размыкая при этом объятий. Я лишь молча поражаюсь её сноровке. Понятия не имею, что она делает сзади, но когда её хватка разжимается, из последних сил стараюсь напрячь руки и подтянуться. Когда мои ноги, освободившись, повисают в воздухе, я готова уверовать во всех существующих и несуществующих богов. А особенно - в покровителя одиноких женщин, ничего о себе не помнящих.

Ставлю, наконец, ноги на ступеньки. Это сложнее, чем кажется: левая ниже лодыжки кажется мёртвым куском ваты. Незнакомка помогает мне перебраться на площадку. Я грузно падаю на пол. По онемевшей лодыжке начинают бегать мурашки. Словно миллионы игл прокалывают кожу и снова выходят наружу, оставляя ранки кровоточить.

- Классно я тебя, да? - смеётся тринадцатая.

Я растираю лодыжку, постанывая, а потолок качается надо мной, как палуба корабля в разгар шторма. Я готова убить свою спасительницу! За те эмоции, что я испытала, чувствуя безысходность ситуации. За невинные и беззлобные издёвки в неподходящий момент. Но - самое главное - за то, что она не понимает: прогулки по грани - это не игра.

Тринадцатая склоняется надо мной, и лицо её неожиданно становится серьёзным.

- Кто тебя так? - она касается моего лица чуть выше правого глаза.

- К-как так?! - я ничего не понимаю.

- Извини, если что. Ну, это... Ты что, не знаешь разве?

- О чём ты?

С опаской подношу руки к лицу. Карабкаюсь по щеке, перебирая складочки суховатой кожи. Чуть выше скулы пальцы неожиданно проваливаются в пустоту.

Я обхватываю голову руками, не в силах остановить рвущийся из горла вопль. Пытаясь проверить то, что стало слишком очевидным, закрываю левый глаз. Когда мир вокруг погружается в абсолютную темень, я кричу ещё громче. Горло раздирает мощная вибрация. По щекам бегут горячие слёзы, перебираясь на шею и затекая под воротник блузки.