- Она выберется! - начинаю юлить и елозить, лишь бы не возвращаться к этой теме. Слишком больно. И слишком мерзко от собственной гнильцы. - Мы же выбрались, вот и она сможет.
Зара подлетает ко мне: багровая от гнева. Капли пота блестят на её выпуклом лбу. Они то и дело скатываются, оставляя за собой полосы, похожие на колготочные стрелки. Она хватает меня за грудки и резко встряхивает. Должно быть, ей так же погано, как и мне.
Площадка кренится. Бетон стен под облупившейся зелёной краской танцует перед глазами отвязный тверк. А эта кошечка не промах!
- Экорше. Осталась. Там, - произносит Зара сквозь зубы. Каждое слово с расстановкой. Выплёвывает их, как вишнёвые косточки, мне в лицо! И кажется, она стала ещё краснее. - И мы пойдём туда. Ты поняла?
- П-п-поняла...
Зара резко разжимает ладони, и я падаю на пол. Задница ударяется о бетон, и я вою, как течная сука. Понимаю две вещи: я - тряпка, и мне стыдно. Стыдно из-за того, что я тряпка, а о тряпки полагается вытирать ноги. Третье заключение не заставляет себя долго ждать: стыдно и Заре. Только она привыкла отвечать за свои ошибки. Хороша мадам: не то, что я. Я умею только по бетону растекаться, да оправдывать свою никчёмность.
Темень падает на глаза. Потом через мрак проступает большая девятка, и я понимаю, что тыкаюсь лицом в майку Зары.
- Зара, я туда не хочу, - признаюсь я и на всякий случай отползаю к перилам лестницы. Бетонные крошки отвратительно колют филейную часть сквозь джинсы. - Вспомни этот вой! Вспомни, что мы видели там!
- Там Экорше, - Зара качает головой. - Только не говори, что тебе не жаль её. Поставь себя на её место.
- Не хочу и не буду. Просто ей не повезло! Бывает так, что же.
- Ты что? - Зара склоняется надо мной. Её взгляд испепеляет, и я снова пячусь. Пытаюсь просочиться сквозь решётку перил, но не получается. Остаётся гореть под обстрелом её глаз, слушать гневную тираду и кивать, кося под дурочку. - Просто так жизнью человеческой размениваешься?
- Я-а?
- У тебя есть вообще совесть, Ника? Чувство долга? Альтруизм?
- Да кому они нужны! - Боже, как надоели эти нудные нотации! Сама разберусь, что к чему! - Какой толк от твоей совести?! По-твоему, лучше быть с совестью, но без кишок?!
Зара молчит. Лишь смотрит на меня сквозь закат с осуждением и долей разочарования. Затем отводит взгляд, подтягивает штаны и уносится в коридор. В тот самый, что ведёт в темноту. Во мрак, который жрёт тебя заживо и обсасывает твои кости.
Длинная тень Зары втягивается в проём, и я остаюсь одна. Паника мутит рассудок и кишки. В животе распевают песни газы. Чувствую, скоро мне понадобится туалет. Постанывая, приподнимаюсь. Дыхание рвётся от одышки.
Паника становится сильнее по мере того, как силуэт Зары отдаляется. Тревога похожа на оковы с утяжелением, что приковывают к полу. Что я за падшая душонка, мне уже понятно. Да и Заре, думаю. Вспомнить бы ещё, для чего я здесь. Какая шваль притащила меня сюда? Кому в радость так изощрённо издеваться над живыми людьми?!
Остановившись в тупиковом отростке коридора, Зара оборачивается и смотрит на меня. Даёт второй шанс, чертовка! И, глядя в её круглые глаза, я понимаю, что скорее воспользуюсь им, чем нет. Слишком страшно оставаться наедине с этой разлагающей паникой.
Я срываюсь с места. Меня шатает, как наркоманку. Прихрамывая, ползу навстречу Заре. Чувствую себя даже не тряпкой, а нулём без палочки. Немощной тупой клушей, что даже не может вломить в ответ.
Темнота, в которую мы уходим, смердит. Темнота скрипит зубами.
Но нас двое. Уже двое.
А, если считать темноту, даже трое...
Может быть, подсчитать ещё и мою тревогу?
***
Даша
- Зачем мы выдвинулись? - я не узнаю свой голос, запутавшийся в паутине эха.
Я задаю этот риторический вопрос уже в пятый раз. Но ни одна наглая рожа, как и прежде, не соизволит мне ответить. Разве что, кто-то снова заикнётся, что Десять видела признаки жизни на первом этаже соседнего подъезда.
Но лично мне не пристало смотреть, кто там прячется и зачем. Проблема прозевающих в темноте - дело рук их самих, вмешательство - привилегия Бога. Я не Спаситель, не спасатель, а всего лишь заблудшая женщина. И убеждена, что вытаскивать из болота нужно в первую очередь себя.
Мы бредём по пространству, которое раньше было комнатой. Скорее всего, здесь размещался зал, потому что кругом валяются книги. Покоробленные обложки, вырванные листы, уже даже не жёлтые, а красно-коричневые. Я отшвыриваю ногой томик, страницы которого слиплись от влаги и времени. По плотности напоминает кирпич.
В углу гниёт покосившийся остов дивана. Кривые гвозди торчат из него, как ежовые иглы. Вздутый линолеум кряхтит под ногами. Звук жутковат. Я приминаю пузыри ботинком, выуживая его вновь, и не без удовольствия наблюдаю, как мои спутницы зажимают уши.
- Прекрати это! - возмущается Лорна.
- Почему я должна вас слушать, когда вы не послушали меня? - дерзко кричу в ответ. - Хвост за хвост, глаз за глаз!
- Не время для шуток! - грубо отвечает Лорна.
- Почему? Ведь полчаса назад ты смеялась над моими анекдотами, как хмельная!
Мне действительно есть, за что на них злиться. И есть, за что им мстить. Я не подписывалась на альпинизм и паркур в лабиринте комнат! Проще было бы пробежать десяток метров снаружи и сразу зайти на первый этаж, но эти трое боятся. Точнее, опасаются только Десять и Лорна. Прогулялись, называется, по внешнему миру! Глупышка Лили поддакивает им, как заводная кукла. Потому Десять и вспомнила, что на одном из этажей мы видели разлом в несущей стене, соединяющий два подъезда.
Теперь мы его ищем. Тщетно. Потому что никто не помнит, на каком этаже он находился: на восьмом или девятом. А комнат в лабиринте запущенных квартир ой как много. Они отходят от глухих коридоров, как виноградные ягоды.
- Это мы уже видели, - Десять выходит из дверного проёма. С её волос свешивается вуаль паутины в чёрных точках мух. - Ванильные обои с Эйфелевыми башнями и части разломанных кукол. Глухо. Пошли дальше, пока совсем не стемнело.
- Я есть хочу, - бормочет Лили, искоса на неё поглядывая.
Я озабоченно вздыхаю. Я тоже хочу есть, но пока не рискую это озвучить. Потому что голод может привести к массовой истерии. Лили слишком мала, чтобы понять это. Вообще, проку от неё мало - лишь тормозит нас. Но не оставишь же ребёнка одного в таком месте?
- Долго ещё мотаться будем? - я пинаю банку, мутную от налёта времени. Сосуд ударяется об стену и с треском разлетается. Осколки блестят, отражая прощальные отсветы заката.
- У нас здесь нет места дислокации и дома, - Лорна пожимает плечами, - так что, как бы ты ни хотела, ответ на твой вопрос не самый приятный.
- Она хотела сказать, вечно, - подытоживает Десять.
- Вот чёрт!
Я выхожу из квартиры первой. Небо за окнами подъезда налилось сливовым вином и набрякло тучами. Интересно, сколько сейчас времени? Скоро ли ночь закроет небо, похитив свет?
И насколько опасна темнота здесь?
Лили и Лорна обгоняют меня и молча выбегают вперёд. Кажется, они пошли искать туалет. Или место поблизости, которое могло бы для этого подойти. Разумное решение.
Останавливаюсь у перил. Проржавевшие прутья кренятся, стоит лишь опереться на них. С опаской убираю руку и смотрю в пролёт. Восемь этажей вниз - и конец. Мне ещё дорога моя жизнь.
- Даш, - Десять подходит сзади. - Только честно. Зачем ты рылась в моём рюкзаке?
- Рылась? - вопрос ударяет под дых. Я не понимаю, о чём она.
- Только не отрицай. Мои вещи кто-то брал, я вижу это.
Ах, вот она о чём! Заметила, значит! Сжимаю губы и держусь. В рюкзак Десять лазала Лили, но не выдавать же малышку? Небось, узнав, Десять подвергнет её такому же допросу. Меньше всего нам нужны детские слёзы.