Снова наступило молчание, только дождь барабанил по стеклам, и наконец Фэнси произнесла слабым, разбитым голосом:

- Да, согласна.

- Благослови вас бог, любимая! - Он шагнул вперед и хотел обнять девушку. Она поспешно отпрянула.

- Нет, нет, только не сейчас! - взволнованно прошептала она. - Много чего... но соблазн слишком велик, и я не в силах устоять; сейчас я не могу вам сказать, но сказать я должна! Нет, нет, не подходите ко мне, прошу вас! Мне надо подумать. Я еще сама не знаю как следует, что я вам обещала, мне надо привыкнуть. - Она села за парту и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ах, оставьте меня, оставьте! - всхлипывала Фэнси. - Уходите же! Уходите!

- Но расстраивайтесь, дорогая, не надо! - Священнику стоило немалого труда сдержаться и не подойти к ней. - Как-нибудь потом, в свободную минутку, вы расскажете мне, что вас так огорчает. Я счастлив, - я на седьмом небе от счастья! - потому что вы дали мне слово.

- А теперь уходите и оставьте меня одну!

- Но... как же я могу уйти? Вы в таком состоянии. Пока вы не успокоитесь...

- Если так, - сказала Фэнсн и, сделав над собой усилие, встала, - я уже успокоилась.

Священник скрепя сердце направился к двери.

- До свидания! - нежно прошептал он. - Я зайду завтра, в это же время.

VII

ПОСЛЕ РАЗДУМИЙ

На другое утро священник встал чуть свет. Первым делом он написал длинное дипломатичное письмо своему йоркширскому другу. Потом, покончив с легким завтраком, направился лугами в Кэстербридж с письмом в кармане, которое он собирался отправить по городской почте, чтобы оно пришло к адресату на день раньше.

Утро было туманное, и деревья звучно роняли капли влаги, собранной из пропитанного сыростью воздуха, а вместе с каплями на землю иногда падал из своей чашечки желудь. В лугах, на живых изгородях, складками висела потемневшая от влаги паутина, а опавшие листья пестрели всеми оттенками коричневого, зеленого и желтого цветов.

Приближаясь к проселочной дороге, священник услышал негромкое веселое посвистыванье, а затем и легкие шаги человека, шедшего в том же направлении, что и он сам. Выйдя на перекресток, священник увидел веселую, открытую физиономию Дика Дьюи. Дик приподнял шляпу, и священник свернул на ту дорогу, по которой шел Дик.

- Доброе утро, Дьюи. Какой у вас жизнерадостный вид! - сказал мистер Мейболд.

- Да, сэр, у меня хорошее настроение, - и даже очень! Сейчас вот иду в Кэстербридж забрать Красоткин хомут; в субботу мы оставили его там для починки.

- И я в Кэстербридж, значит, нам по пути, - сказал священник.

Дик легонько подпрыгнул, чтобы попасть в ногу с мистером Мейболдом, а тот продолжал:

- Кажется, я не видел вас вчера в церкви, Дьюи, или вы стояли в нише?

- Нет, я ходил в Чармли. Бедняга Джек Данформ еще задолго до своей кончины просил меня проводить его в последний путь, и вчера были похороны. Конечно, я не мог отказаться, хотя мне очень хотелось быть в этот день в нашей церкви и послушать новую музыку.

- Да, вам бы надо было прийти. Музыкальная часть богослужения прошла успешно, весьма успешно, и самое отрадное - никто из участников старого хора не выказал ни малейшего недоброжелательства. Все с величайшей охотой присоединились к пению.

- Ясное дело, мне тоже хотелось бы быть при этом, - сказал Дик и улыбнулся про себя, - если учесть, кто играл на органе.

Тут священник слегка покраснел и сказал:

- Да, да, - хотя и не понял истинного смысла слов Дика, который, не получив более пространного ответа, продолжал, после некоторого колебания, улыбаясь, как гордый своей любовью влюбленный.

- Вы, должно быть, знаете, сэр, о чем я говорю? Вы, конечно, слыхали обо мне... и мисс Дэй?

Мейболд побледнел, обернулся и посмотрел Дику в глаза.

- Нет, - натянуто произнес он, - я ничего не слышал о вас и мисс Дэй.

- Ну, как же... она - моя нареченная, и будущим летом мы поженимся. Мы пока что об этом никому не говорили - ведь ждать еще много месяцев, но так решил ее отец, и нам, конечно, пришлось согласиться. Но ведь время пролетит быстро...

- Да, время пролетит быстро - время уходит с каждым днем, да, да.

Произнося эти слова, Мейболд совершенно не понимал, что говорит. Он почувствовал во всем теле какую-то слабость и дрожь. Понимал он только одно - юное создание, чья прелесть до того опьянила его, что он принял самое безрассудное в своей жизни решение, - было далеко не ангелом, а просто женщиной.

- Но вы понимаете, сэр, - продолжал ничего не подозревавший Дик, - с одной стороны, оно и лучше. К тому времени я стану компаньоном своего отца, - дело-то сейчас очень расширилось, - и на будущий год мы собираемся прикупить еще парочку лошадей. Одну мы уже присмотрели - каурая, прямо ягодка, шея дугой, роста добрых полтора метра, и ни шерстинки серой, - нам ее предлагают за двадцать пять крон. А чтоб не отстать от века, я заказал несколько карточек, так позвольте, сэр, вручить одну и вам.

- Разумеется, - отвечал священник, машинально беря из рук Дика карточку.

- Я сверну сюда, - сказал Дик. - А вы, наверно, прямиком в город?

- Да.

- Всего доброго, сэр.

- Всего доброго, Дьюи.

Мейболд неподвижно стоял на мосту, держа в руках карточку, пока шаги юноши не замерли вдали. Придя в себя, он прежде всего прочитал то, что было написано на карточке:

Дьюи и сын, возчики

Перевозка и доставка

Меллсток

N. В. Мебель, уголь, картофель, живность и другой груз доставляются в любое место без задержки.

Мистер Мейболд облокотился о парапет моста и стал смотреть на реку. И не вглядываясь, он видел, как вода стремительно вырывается из-под арок моста, падает плавно небольшими порогами, а затем разливается широкой заводью, где среди пучков длинной зеленой травы, вздымающейся и опадающей под напором течения, резвятся ельцы, пескари и форели. Простояв минут десять, священник выпрямился, достал из кармана письмо, тщательно порвал его на мелкие клочки, - так что и двух слогов не осталось рядом, - и бросил всю горсть бумаги в воду. Он стоял и глядел, как клочки кружились в водовороте и устремлялись прочь, как их уносило вдаль, к океану, и как они постепенно исчезали из виду. Наконец он сдвинулся с места и быстро зашагал обратно, в Меллсток.