Мы ехали уже три часа, а впереди было еще не меньше двух. Долгая дорога домой. Телефоны мы выключили, ведь мне хотелось просто поговорить, а не смотреть, как моя любимая насилует мобильник. О, да она всегда его трахает, причем в самой, что не на есть грубой форме. Залазит через телефон в одну из этих конченых социальных сетей, без которых мы уже не можем прожить, и сидит там пока не сдохнет ее маленький друг. А потом она меняет батарею и ее телефон, словно Иисус воскрешается, даря этому убогому миру свет. Она всегда в нем. Мы в ресторане, она в телефоне, пошли в кино, она смотрит в его маленький невинный дисплей. Даже когда мы занимаемся сексом, я пялю ее, а она пялит ее. Оля любит свой телефон больше меня, и меня это уже порядком достала.

Мы возвращались с отдыха, уставшие, но довольные, и все было хорошо, пока она снова не достала его. Это случилось на пироне, на ней была красная кожаная куртка и шарфик со снежинками, что когда–то подарил я. Мы ждали поезд, который отвезет нас домой. Моя рука была в кармане черного пальто, пальцы нащупывали аккуратную синею коробочку, в которой лежало золотое кольцо, с гравировкой «Я люблю тебя ветер». «Ветер» — так ее называл лишь я, она была очень ветреной и взбалмошной девушкой, возможно за это я ее и полюбил. Конечно, делать предложение на вокзале не самый лучший способ, но именно так когда–то поступил мой отец. Это случилось в дождливую ночь, когда ничего не подозревающая мама сошла с поезда Москва — Минск. Ее удивлению не было границ, когда отец, встав на одно колено, обнажил перед ней маленькое сокровище. Все это случилось тридцать лет назад, на этом самом же месте.

И вот теперь здесь стоял я, готовый совершить, наверное, самый важный поступок в своей жизни, а она залезла в телефон. В ту секунду, мне хотелось быть снайпером. Сидеть где–нибудь на крыше вокзала и через винтовку наблюдать, как Оля достает, чертов мобильник. Я был бы хорошим снайпером, и мне бы не составила труда попасть именно в телефон, не задев при этом любимой девушки. Я представляю ее лицо, когда ее маленький вибрирующий друг, разлетается на мелкие кусочки, прямо у нее в руках. Хочу, чтобы на подушечках ее пальцев остался мерзкий ожег, который бы напоминал, что секс с мобильником очень опасен и к добру не ведет.

— Может, отложишь его в сторону. Мне нужно кое–что тебе сказать — мой тон был спокойный, как у Будды во время медитации, и не что не предвещала беды.

— Ты говори, я тебя слушаю — произносит Оля, жадно взирая в маленький дисплей, словно там происходит нечто невероятное. Будто орава хоббитов насилует Белоснежку, у нее в телефоне, а той это нравится.

Мои пальцы с силой сжимают коробочку в кармане пальто, они становятся красными, а меня заполняет гнев. Хочется крушить и ломать, хочется выбросить кольцо в урну, а затем сжечь ее. Но вместо этого, я запихиваю его поглубже в карман, считаю до десяти и произношу:

— Давай отложим телефоны и просто поговорим, хотя бы эти пять часов, что будем в пути — слова из моих уст уже не такие спокойные, они похожи на крик о помощи, они напоминают стон удава, которому не дают, во время брачного периода.

Но она говорит, что ей нужно помочь подруге, что нужно следить за своей группой в вк. Нужно быть в курсе всех новостей. Оля еще много чего говорит, но я ее уже не слушаю, ведь все это бессмысленно, все это, мы уже проходили.

— Если ты продержишься пять часов без телефона, я подарю тебе пса.

Ее глаза начинают блестеть, о да, я знаю, чего хочет моя девочка. Она мечтает о собаке, похлеще малыша из той озабоченной сказки про Карлесона.

— Ты купишь мне хаски? — спрашивает Оля, и я киваю в ответ, хоть и понимаю, что все деньги ушли на обручальное, пока никому не нужное, кольцо.

Для нас я снял целое купе, ведь никто не защищен от того, что его соседом в поезде, станет какой–нибудь псих. Который всю дорогу будет казаться милым и безобидным толстяком, а на деле окажется коллекционером людских пальцев, которых у него в коллекции будет больше ста штук. С таким соседом ты больше не посидишь за компьютером и не позвонишь друзьям. Ведь у тебя больше не будет пальцев на руке чтобы набрать запрос я яндексе, или написать смс в телефоне. Блин, а такой сосед вполне мог спасти наши с Олей отношения.

Поезд тронулся, а мы удобно расположились в купе, под стук его колес о рельсы. Сняли куртки, и я уже начал думать, что все хорошо. Пока Оля не открыла рот, чтобы начать говорить о собаке. О ней она говорила с большим вдохновением, чем о чем–либо другом.

— У нее будут разного цвета глаза, а еще она будет очень умной, я научу всему ее сама — она говорила, а ее глаза блестели, наполнялись такой любовью и нежностью, что мне захотелось блевать.

Я помню, однажды затронул тему детей, так Оля сказала, что мальчика назовет Артемий, а девочку Катя, и это все. Зато про собаку она трещала без умолку.

— Хочу придумать красивую кличку, чтобы со смыслом — она продолжала что–то нести, про пса, которого не будет. И это все конечно было лучше, чем смотреть на ее игрище с телефоном, но все равно не достаточно. Я хотел поговорить с девушкой, которую люблю, именно поговорить, а не смотреть, как говорит она.

— Стоп — произнес я. И слава Иисусу, Будде, Аллаху, Разговаривающему банану, или другому неизвестному мне божеству, она замолчала. Затихла, и стала смотреть на меня, ждать моей реакции, в ее глазах читался интерес.

— Давай поговорим о чем–то другом — предложил я, а она все смотрела мне в глаза, и мне это нравилось.

— О чем?

— О нас.

В тот момент я многого ожидал, в моей голове вырисовывались достаточно интересные ситуации. Я представлял, во что выльется этот разговор. Возможно, по итогу мне даже захочется сделать ей предложение прямо в пути. А потом у нас, снова возможно, будет секс, безумный трах прямо в купе. И мы заляпаем его стены жидкостью, что выйдет из нас, а после, опустив голову, будем извиняться перед милой проводницей лет сорока. Это было бы настоящим приключением, что случается только в кино, и именно об этом мы бы потом рассказали нашим детям. И возможно предложение в поезде, а после и секс в купе стали бы новой традицией, что передавалась бы из поколения в поколение, в нашей семье.

Я ожидал многого, но никак не ожидал услышать:

— Я не хочу говорить о нас — эти слова Оля произнесла с удивительным спокойствием, практически без эмоций. Они вылетели из ее уст с той интонацией, с которой обычно в мультиках говорят мудрые черепахи. И мне вдруг захотелось сварить из этой черепахи суп.

— Почему?

— Просто не хочу и все тут.

Она как будто поставила точку, поставила точку в нас. Мне не хотелось спорить, мы и так часто ссоримся по пустякам. Спорим из–за того, кто первый пойдет в душ, или на какой сеанс мы отправимся в кино, но эти ссоры мелкие, по крупному мы не ругаемся никогда. Наши отношения чем–то напоминают Россию и Беларусь, я Россия, ведь больше, а она Беларусь. Вроде и сложности у нас есть, и взгляды порой расходятся, но мы никогда не пойдем друг на друга войной.

Мне хотелось сделать предложение и заняться сексом в купе. Поэтому мы стали говорить, о кино, о музыке, о книгах, что каждый из нас прочитал. Обо всей той чуши, о которой мы говорили уже не раз, и которой все обычно затыкают неловкие паузы. На самом деле мне кажется, что эти, так называемые, минуты молчания лучше убивать не бессмысленными разговорами, которые никому не нужны, а чем–то неординарным и необычным. Допустим, идете вы по улице, и вдруг из–за угла появилось неловкое молчание. Оно одето во все черное, и от него веет холодом, а еще жутко воняет, как от дохлой псины, что долго лежала на жаре. И вы вместо того, чтобы игнорировать его, переключившись на пустой разговор, удивляете его. Повергаете неловкое молчание в шок. Начинаете приседать, или громко петь гимн вашей страны, а еще можно спустить штаны и хорошенько передернуть, это точно удивит любое неловкое молчание.