– Где идет бой?

– У бастилии Сен-Лу! – ответили ей. – Говорят, неудачный штурм! Англичане бьют французов!

Жанна бросила взгляд на окровавленного солдата с рассеченным лицом, и сердце ее сжалось. Она словно забыла обо всем, что творилось вокруг, – только это изуродованное лицо было перед ней.

– Господи, за что? – прошептала она. – Мне больно смотреть на французскую кровь!

Солдата уже унесли, и только тут она опомнилась. «Неудачный штурм!» Вцепившись в знамя, точно это была последняя надежда на победу, она полетела в открытые настежь ворота, перелетела через подъемный мост и помчалась дальше – а мимо нее все несли и несли раненых солдат.

Ее догонял Жан д’Олон…

Но угнаться за Жанной было сложно. Точно ветер, конь нес ее по холмам, а со стороны Сен-Лу уже ковыляли легко подраненные солдаты. Так поступают во время поражения – хозяева форта всегда могут выйти и добить или взять в плен тех, кто не успел вовремя унести ноги. Вдалеке громыхали пушечные выстрелы. На ее знамя оглядывались – и бежали дальше. Далеко на холмах она уже видела высокий частокол английского бастиона. Там была свалка.

– Жанна! – д’Олон наконец-то нагнал ее, когда она приблизилась на расстояние выстрела бомбарды. – Тебе нужна охрана! Ты не можешь так…

– Мне нужна победа! – бросила она и тут же что есть силы закричала отступавшим солдатам. – Стойте! Вы должны биться! Господь любит храбрых! За мной!

И она, высоко подняв знамя, поскакала вдоль стен бастиона, а лучники уже целились в нее, пуская десятками стрелы, но она была быстрее – на долю секунды, на мгновение. И страх отступил. Увидев это чудо – еще одно чудо! – французы рванулись на стены Сен-Лу, приставляя лестницы, целясь из арбалетов в лучников, выбивая врага из бойниц. Жанна исчезла за бастионом – все замерли, едва не впав в отчаяние, но вот она вылетела из-за него, все также высоко держа в руке белое знамя с золотыми лилиями. Сам Господь на этом знамени пролетал над осаждающими бастион и осенял их крестным знамением!

– Бейтесь, мои воины! – кричала Жанна. – Бейтесь!

Одна из стен бастиона дрогнула – французы перевалили через нее и уже хлынули внутрь. Увидев это, другие целым потоком последовали за ними. Но не только бастион дрогнул – дрогнули сердца англичан: они увидели ту, что была их сильнее!

Они точно увидели свою смерть…

– Жан! – кричала она, – д’Олон! Она всучила ему в руки знамя, бросила: – Стереги! – и, спешившись, сама рванулась к одной из лестниц. Жанна забралась на нее с ловкостью обезьянки и на мгновение застыла там, на самом верху, как перышко. «Меч! Возьми меч!» – откуда-то издалека прорывался к ней голос д’Олона. Она спрыгнула вниз и лицом к лицу оказалась перед английским копейщиком. Тот отпрянул, точно увидел призрака, но его противник был безоружен.

Эта девчонка!..

Звон оружия и крики разом оглушили Жанну. Рот англичанина ощерился в улыбке, он стремительно занес копье, чтобы ударить ее в грудь, но тут же, втянув в себя воздух, покачнулся. Вытаращив глаза, англичанин бухнулся на колени, а следом повалился на землю.

Кровь хлынула изо рта англичанина – и было отчего: в его шлеме, глубоко рассеченном, почти по самое древко торчал топор.

А девушке улыбался молодой офицер.

– Не забывайте про меч, Дама Жанна! – он был красив и весь перемазан в чужой крови. Видать, офицер поработал в Сен-Лу на славу! Он наступил ногой на спину мертвого врага и, приложив усилие, вытащил топор из разрубленной головы и покореженного металла. Белые зубы офицера сверкали. Лицо его показалось Жанне знакомым…

– Франсуа де Ковальон, благородная Дама, – поклонился он.

Теперь она вспомнила его – это он встречал ее в Шиноне четвертого марта…

– Жанна! – к ним подбежал д’Олон. – Ты жива – слава Богу! – Молодой мужчина был переполнен отчаянием. – Ты не должна так убегать! Жанна…

Англичан уже оттеснили от этой стены – бойня отходила в сторону. С бастионом Сен-Лу все было кончено. Мимо них устремлялись свежие силы французов – каждый хотел успеть на расправу.

– Дайте мне ваш топор, Ковальон, – попросила Жанна. Лезвие топора на длинной черной рукояти было испачкано кровавой жижей. – Прошу вас…

– Конечно! – Ковальон нагнулся, сорвал рукой в железной перчатке пучок травы и тщательно вытер лезвие. – Прошу вас…

– У вас своенравная госпожа, д’Олон, – вынимая из ножен меч, улыбнулся интенданту Жанны офицер. – Присматривайте за ней лучше. Но я оставляю вас – хочу прикончить еще двух-трех годонов, если получится!

– Ковальон! – окрикнула его Жанна. – Спасибо!

– Рад был служить! – браво ответил тот и устремился на пиршество.

– Знамя, д’Олон, где знамя? – глядя в сторону, спросила Жанна.

– Я передал его сержанту. Тебе не стоит так убегать…

– Прости, – рассматривая зазубренное лезвие топора, тихо проговорила она. – В следующий раз я скажу тебе, когда пойду к англичанам в гости.

Через час, когда бастилия Сен-Лу пала, англичане большей частью оказались перебиты, когда повсюду была смерть, политая кровью земля, изломанные трупы, обрубки конечностей, Жанне стало плохо.

Она не знала, что победа бывает такой…

Жан д’Олон только и успел прихватить ее за локоть, когда девушка пошатнулась.

– Что с тобой? – спросил оруженосец. – Ранена?!

– Господи, – прошептала она, – они умерли без покаяния!

Она потребовала, чтобы ее солдаты исповедовались, и немедленно. На место недавнего боя уже прибыл священник Жером Паскерель. Для вояк это было впервой – так поступали рыцари времен Людовика Святого! Но война, длившаяся почти сто лет, вытравила из душ французов и англичан едва ли не последние крохи христианского сострадания к противнику. Все же солдаты бухались один за другим на колени – кто-то неохотно, кто-то послушно. Они были только солдатами и обязались подчиняться своему командиру. Тем более, что эта причуда была безобидной. Некоторые даже шептали молитву.

И Жером Паскерель перекрестил их – во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Ее вновь обманули! – возвращаясь в Орлеан, лихорадочно думала Жанна. Ей не доверяли…

– Вы начали штурм без меня – почему? – в тот же день бросила она обвинение Орлеанскому Бастарду. – Это… оскорбление.

Орлеанский Бастард хотел было ответить ей, что она крепко спала и они не решились будить ее. Можно было сказать, что капитаны просто-напросто опасаются ее строптивого нрава, боятся, что она помешает им. И потом – они мужчины, и сами способны справиться с англичанами, не тревожа Даму Жанну по любому поводу.

Но Орлеанский Бастард только развел руками:

– Ты была сегодня на высоте, Жанна. Без тебя мы бы не взяли бастион.

Это было равносильно извинению.

Уже в Орлеане Жанна узнала, что во время атаки Сен-Лу, когда она только появилась под его стенами, готовая переломить ход сражения, англичане из форта Париж быстро пересекли Орлеанский лес и вышли на опушке, угрожая и без того терпящим поражение французам. Но Орлеанский Бастард обманул их – свежие силы вышли через северо-западные ворота, угрожая самому форту Париж. Англичане, узнав об этом, повернули с опушки леса назад. Стычка под фортом Париж оказалась незначительной, а Сен-Лу, оставшийся без помощи, пал. Одержав победу, французы подожгли Сен-Лу, а в тот же вечер рота французских солдат быстрым маршем отправилась на пепелище и разметала прах по ветру.

От бастиона осталось одно воспоминание.

Взятие Сен-Лу было большой стратегической победой – теперь правый берег к востоку от Орлеана принадлежал французам. Кольцо осады было разорвано, путь через Луару на Турель – свободен.

В ту ночь, первый раз пережив мясорубку, Жанна горячо молилась и призвала молиться о спасении души своих капитанов. Кто-то поддался ее увещеванию, кто-то нет. Жиль де Рэ, заглядывавшийся на Деву, пошел у нее на поводу. К нему присоединился Ксентрай. Ла Ир дал обещание, что ближайшие сутки он не будет сквернословить и клясться «всеми чертями» и «адом». «Это уже немало!» – заметил его друг Ксентрай.