Францисканца проводили к Деве. Осторожно входя в дом, где она остановилась, он осенял крестным знамением все, что попадалось ему на пути – углы, предметы, оружие.

– Подходите смелее, святой отец, я не улечу! – рассмеялась Жанна. – Зачем вас послали? Посмотреть на меня? Что хотят горожане – говорите. У нас мало времени.

Францисканец признался – жители Труа озабочены таким поворотом дела. Французы у их стен! Они опасаются…

– И мой благородный дофин, и я – мы сдержим свое слово! – выслушав его, грозно сказала Жанна. – Но вам лучше поторопиться!

Полный сомнений, монах удалился.

Но город Труа не открыл ворота и на следующий день. Карл Валуа, становившийся бельмом в глазу в этом походе, созвал военный совет. Вопрос был один – как быть?

– Благородный дофин, – взяла слово Жанна, – прикажите, чтобы ваши люди осадили город Труа, и не затягивайте с решением. Мы не должны проявить слабости. Если мы будем потакать всем городам, как Оксёру, с нами перестанут считаться. Возьми мы Оксёр – сейчас бы армия ночевала не в поле, а в городе. Послушайтесь меня во имя Бога, и не пройдет трех дней, как я введу вас в Труа. Я введу вас в этот город любовью, или – силой и храбростью. И лживая Бургундия будет этим поражена!

Карл Валуа понимал правоту Жанны – необходимо было проявить волю. Тем более – в Труа. Один раз ему уже плюнули здесь в лицо – он утерся и пошел своей дорогой. Второго раза не должно было повториться.

На следующий день, 10 июля, город с ужасом обнаружил, что он окружен тесным кольцом артиллерии. Солдаты подносили фашины – заполнять рвы. Пример повергнутого и разграбленного Жаржо заставил трепетать Труа. Французы не шутили! Помощи ждать было неоткуда. Но не так напугала горожан артиллерия, как появление самой Жанны. Вырвавшись на черном скакуне из гущи французских войск, с белым стягом, воинственная Дева нетерпеливо разъезжала на виду у осажденного города. Она была в сверкающих латах, без шлема. Конь то приплясывал на одном месте, то пускался рысцой вдоль крепостных рвов. Знамя, о котором уже ходили легенды, развивалось по ветру. У старейшин города, глядевших на воительницу с крепостной стены, томительно сосало под ложечкой. Все понимали – Дева готовится к штурму.

Сейчас она укажет знаменем на Труа, и все будет кончено…

Город открыл ворота, делегация старейшин во главе с епископом Жаном Легизе поднесла Карлу Валуа ключи. Все оказалось так просто! Нужно было всего-то-навсего немного припугнуть зарвавшихся бургиньонов…

Два дня армия отъедалась в Труа, а 12 июля двинулась в сторону Шале. Горожане тоже были безгранично рады своему решению – пойти на мировую. Конечно, их запасы немного потрепали. Но разве это можно было сравнить с разграблением города победителями? Тем более, что Жанна сдержала слово – по амнистии Карла Валуа никто не пострадал.

Следующий город на пути армии Шалон-сюр-Марн сразу же открыл ворота. Епископ Жан де Монбельяр выехал навстречу дофину и передал ему ключи.

Карлу Валуа было очень трудно скрыть свою радость. Еще в начале марта, отсиживаясь в Шиноне, ни в одном из самых счастливых снов он не мог предположить такого триумфа!

Из ставки дофина во все города – проходил он через них или нет – шли письма: Карл Валуа приглашал всех добрых людей королевства на свою коронацию в Реймсе. На том настояла Жанна. Она не сомневалась в удачном исходе дела, решил не сомневаться и он.

В Домреми она написала сама – ее мать и отец должны были увидеть свою Жаннету.

И вот случилось чудо – параллельно с армией, идущей наудачу покорять города, топали и простые французы – посмотреть на великое действо, которое было центральным действом в королевстве западных франков вот уже почти тысячу лет!

Шолон был последним крупным городом, впустившим французов, на пути армии в Реймс. Жанна ехала через город по правую руку от короля, принявшего после переговоров ключи. Подданные, так быстро обретенные французской короной, с любопытством и опаской глядели на девушку, чья сила, как утверждала молва, была ниспослана ей свыше. Никто бы не рискнул вызвать гнев в ее сердце!

На последней остановке перед Реймсом, когда все чаще обгоняли армию спешившие на коронацию французы, Жанну осторожно окликнули. Ее назвали именем, которое ушло в прошлое – «Жаннетой»…

Девушка обернулась и отыскала глазами окликнувшего ее человека. Это были два воина Жака д’Арка – Жан Моро и Жерар д’Эпиналь.

Она повернула коня, спрыгнула на землю.

– Здравствуй, Жан, Жерар, – радостно сказала она. – Знает Господь, как мне отрадно видеть знакомые лица!.. Как мать и отец? – назвав их так, она осеклась.

Жанна знала, что чувство, связанное с этими словами – самыми близкими для каждого человека, навсегда будут отзываться болью в ее душе.

Земляки низко поклонились.

– Благодарение святому Михаилу, все живы и здоровы, – ответил д’Эпиналь. – Они тоже на пути в Реймс.

– Как высоко ты взлетела, – покачал головой Моро. – Прости, что назвал тебя Жаннетой, я не знаю, как тебя теперь называть…

– Король зовет маня Девой, – улыбнулась она. – Принцы – Дамой Жанной. А вы называйте так, как называли раньше. Когда мы наедине, – добавила она. И тут же, чтобы не выглядеть зазнавшейся гордячкой, пояснила: – От Жаннеты осталось совсем немного, друзья мои. Только вы и знаете о ней!

Жан Моро и Жерар д’Эпиналь вновь поклонились.

– На родине о тебе только и говорят! – воскликнул Моро. – Мы гордимся тобой. Прошло всего ничего, но столько подвигов совершила ты в королевстве! – Мужчины переглянулись. – Может быть, ты и впрямь святая, а мы этого и не знали? – предположил воин.

Жанне недоуменно подняла брови – верно, этот вопрос не на шутку заботил жителей Домреми!

Но д’Эпиналь, увидев замешательство Жанны, тут же спросил:

– Наверное, нет ничего на свете, чего бы ты теперь могла устрашиться?

Девушка покачала головой:

– Ничего кроме предательства.

Наступал последний этап «Чудесного похода» Жанны Девственницы. Большинство не верили в него, но верила Жанна. И она победила.

16 июля в замке Сэт-Со Карл Валуа принял депутацию горожан Реймса – они безоговорочно признали его своим сувереном.

В этот же день в самом Реймсе случилось и другое событие. Город пустил самому себе дурную кровь и вздохнул облегченно. Из Реймса бежали все те, кто был непримиримым врагом будущего Карла Седьмого. Кто служил верно бургундцам и англичанам и не желал менять хозяина. На чьей совести накопилось столько грехов против лагеря арманьяков, что они вряд ли бы смогли рассчитывать на амнистию.

Одним их этих людей был уроженец Реймса, состоявший на службе у бургундцев и англичан, бывший ректор Парижского университета и епископ Бове – Пьер Кошон де Соммьевр.

Затемно, при свете факелов, королевская процессия въехала в переполненный город. Реймс и не думал спать – он гудел и ждал.

Здесь и сейчас решалась судьба Франции.

Армия была поспешно расквартирована. Часть двора отошла ко сну, другая – занялась священнодействием. Нужно было все подготовить к завтрашнему утру. Великое событие было назначено на воскресенье – 17 июля 1429 года.

Конечно, такое действо не терпит суеты, и другие короли готовились к этому представлению иначе. Но они не везли с собой артиллерию и не шли под охраной многотысячного войска. Они получали отцовскую корону, торжественно выезжали из Парижа, наблюдая за подданными, толпящимися вдоль дорог, и со спокойной душой въезжали в город Хлодвига. Но в данном случае оттягивать коронацию было бы неразумно. Карла Валуа и его двор подгоняла опасность быть застигнутыми врасплох. На западе и на севере формировал войска лорд Бедфорд, на востоке затаился кузен Карла – Филипп Бургундский, чьи города предавали герцога один за другим. Разве он мог простить такое? Скрежет зубов вождей англо-бургундской коалиции разносился по всей Франции! Если что-то и останавливало Бедфорда и Филиппа, временно парализовало их, так это неслыханные победы французского оружия и присутствие в войсках Девы. Если бы не эти два обстоятельства, враг, объединив силы, уже был бы на подходе к Реймсу.