– Мне стоит больших трудов разыгрывать траур, – положив чистое белье на скамью, подходя к нему, сказала королева. Она уже касалась его сильных плеч. Стоя сзади, она с нежностью намылила шею и грудь возлюбленного. Изабелла боялась оторваться от его тела – так она соскучилась.
– Позволь, я сниму твой медальон? – осторожно спросила она. – Он мешает мне. – Королева потянулась, но герцог уверенно перехватил ее руку. – Чтобы владеть моим сердцем, тебе он не нужен, – попыталась объяснить она. – Ты и так хозяин моей души…
Но Людовик не отпускал ее, что означало: нет.
– Как наш ребенок? – беря ее мыльные руки в свои, мягко спросил герцог. – Он… здоров?
– Здоров и прекрасен, как его отец и мать.
Весть о том, что ребенок королевы, сын Филипп, упокоился с миром, вот уже тринадцать дней, как облетал страну. 10 ноября 1407 года предусмотрительный и хитрый Людовик Орлеанский посоветовал королеве запутать следы. Он знал: не все при дворе поверят, что ребенок умер. И никто не поверит, что он от короля. Каждому было известно, что Карл уже много лет не прикасался к супруге. Зато об их связи знал всякий. «Кого же мы похороним в Сен-Дени?» – спросила королева Изабелла Баварская у своего любовника, и он ответил с присущей ему легкостью: «Подкидыша». Так и случилось. Преданные служанки королевы вышли в тот день на охоту и принесли труп ребенка, мальчика, который замерз у церкви. Это было обычным делом. За аборт можно было поплатиться жизнью – и матери, и повитухе. А вот подбросить ребенка в корыто для подкидышей, у ворот церкви, было делом привычным: Господь сам разберется – оставить крохе жизнь или забрать ее, чтобы тот не мучил себя земной юдолью.
– Наша девочка похожа на крошечный бутон лилии, который однажды распустится прекрасным цветком, – добавила королева.
Он поцеловал намыленную ладонь возлюбленной. Изабелла нагнулась к нему и коснулась губами его уха.
– Я соскучилась, любимый. – Ее длинные черные волосы мокли в пенной воде, закрывали лицо герцога. – Нас ждет ужин и постель. Или наоборот. – Она уже ловила с жадностью его губы. – Поторопимся, Луи…
…Жарко горел огонь в двух каминах королевской спальни, громко трещали дрова. По зале, плотно укрытой коврами, ползали алые отсветы. Даже напоминание о сыром ноябре не доходило сюда…
– Как долго ты пробудешь со мной? – спросила у герцога королева.
– Это как вам будет угодно, ваше величество. – Они лежали нагими. Женщина – перебросив через мужчину ногу, он – взяв ее шею в кольцо мощной руки, кисть которой была увита перстнями. – Если захотите – вечность.
– Лгунишка, – улыбнулась она. Ее длинные черные волосы укрывали его плечо, стелились по подушкам. – Но эта ложь мне приятна.
Пожалуй, ни одна пара не вызывала во французском королевстве столько кривотолков, как Изабелла Баварская и Людовик Орлеанский, родной и единственный брат короля. Знакомство Карла Шестого и Изабеллы было подстроено бургундскими родственниками юной принцессы на богомолье 18 июля 1385 года. В ту пору королю было семнадцать лет, Изабелле – пятнадцать. Вскоре они стали мужем и женой. Между царственной парой, стремившейся познать все любовные искушения, вспыхнула страсть, а волна придворных развлечений подхватила их и понесла своим руслом. Но король грезил не только любовными приключениями, но и рыцарскими подвигами, и потому надолго отлучался. Королева же видела перед собой лишь одну стезю – быть любовницей и, когда приходило время, матерью королевских детей. Впрочем, которые могли рождаться не только от короля. С 1392 года приступы безумия один за другим поражали Карла Шестого, ставшего опасным спутником как для своих друзей, кутил-аристократов, так и для царственной супруги. А приходя в себя, он становился еще опаснее – без него на свой лад управляла государством его родня, и что еще хуже – как-то утешала безутешное свое горе молодая королева. В те годы, когда помрачение рассудка все тяжелее сказывалось на короле, рядом с ним, по воле королевы, появилась Одетта де Шандивер – терпеливая сиделка и нежная любовница, а рядом с Изабеллой Баварской, наряду с другими мужчинами, герцог Орлеанский. Он занял неизменное первое место в списке ее возлюбленных и стал защитником королевы от нападок двора. Изабелла и Людовик не стеснялись выставлять свою связь напоказ. Их часто видели вместе не только в укромных уголках королевских дворцов, но и на публичных сборищах. Народ был недоволен. «Немка могла бы и постыдиться!» – шептались простые французы.
– Ты истекаешь молоком, – заметил герцог.
– Сейчас принесут нашу малышку и я покормлю ее. У меня столько молока, Луи, что я могла бы выкормить еще трех детей. – Она усмехнулась. – Королевский двор! Эти прохвосты пытаются всякий раз определить, беременна ли я, по тому, насколько я пополнела и какова моя грудь! Если она, точно бутон тюльпана, что готов раскрыться под лучами солнца, значит, я ношу под сердцем еще одного королевского ребенка!
Людовик Орлеанский с улыбкой взглянул на нее:
– Или королевского, но только наполовину?
Правая бровь Изабеллы высокомерно и насмешливо поползла вверх.
– Да будет вам известно, герцог, любой из моих детей, рожденный в то время, пока я нахожусь в законном браке, освященном христианской церковью, является Валуа. Это Одетта Шандивер может рожать твоему брату бастардок, я – только истинных принцев и принцесс! – Глаза королевы погрустнели. После недолгого молчания она тяжело вздохнула. – Тебе известно, Луи, на какие уловки и ухищрения я только не шла, чтобы соблюсти хотя бы внешнее благочестие в наших отношениях с Карлом. Беременной я оставалась с королем наедине даже в те дни, когда безумие пожирало его, высасывало из него все соки. И все для того, чтобы эти проклятые фавориты и фаворитки думали, будто мы делим с ним постель. А он избивал меня. И я кричала только тогда, когда уже не было сил терпеть. А потом днями напролет прятала лицо под слоем румян и пудры от своих же фрейлин и служанок. И от его лакеев. – Изабелла поцеловала широкую ладонь герцога. – Однажды твой брат едва не зарубил меня. Я едва успела выскочить за дверь, а потом – удар мечом. Господь в тот день уберег меня от смерти. И тогда я подумала: пусть весь двор горит в преисподне! Близко больше не подойду к Карлу Валуа! Но рожать все равно приходилось в Сен-Поле. Лежать с раздвинутыми ногами, как публичная девка, под взглядами десятков ненавидевших меня людей. Корчиться, стонать, обливаться потом, кричать. Хватать чьи-то руки. Я знаю, что они думали про себя. Вот оно – вместилище греха! Вот оно, чрево, порождающее на свет выродков! Думали, но сказать боялись!
Для Изабеллы Баварской этот брак и впрямь оказался серьезным испытанием. Даже после того, как она спряталась от короля в своих дворцах – Барбетт и Боте-Сюр-Марн, жизнь ее вовсе не стала легкой и безоблачной. Королеве приходилось вести тонкую придворную политику, стараясь угодить и Орлеанскому дому, и Бургундскому. Гнев супруга, иногда выныривавшего из пучины безумия, висел над ней как дамоклов меч. И потом, к 1407 году из своего многочисленного потомства она потеряла троих детей: двое, Карл и Изабелла, ушли в мир иной младенцами; еще один Карл умер в возрасте десяти лет. Горе, подчас – унижения, и вечные сплетни, которые преумножали ее пороки, только лишний раз заставляли тридцатисемилетнюю королеву искать утешение в любви. И тут Людовик Орлеанский был безотказным другом.
– Ах, мой Луи, – Изабелла провела рукой по широкой груди могучего мужчины, лежавшего рядом с ней, по дебрям его волос, – милый Луи, если бы не ты…
Но он был еще и преданным другом. Если бы не могущественный Людовик Орлеанский, Изабелла Баварская никогда бы не осмелилась бросить вызов священному обычаю – 10 ноября она рожала не на глазах у двора, как это повелось испокон веку у французских королей, а вдали от него. Но такого ребенка никогда бы не признала французская аристократия. Не помог бы даже Людовик! Такой ребенок был изначально обречен на «смерть».
В дверь постучали.