Паула невольно рассмеялась его пародии:

— Да уж, ты начисто лишен предрассудков, Бертиль! Но я не согласна с тобой. Верю, что эта встреча может нам что-то дать — особенно когда обстоятельства совершения преступления такие специфические, как в данном случае.

— Ну, посмотрим, кто из нас прав. Давай ищи дальше. Но только не переутомляйся. А то Рита меня убьет.

— Обещаю, — ответила Паула, улыбаясь, а затем снова принялась перелистывать бумаги.

Патрик был взбешен просто до белого каления. Его удивление при виде жены в гостиной у матери Минны быстро сменилось гневом. У Эрики была неприятная особенность — она любила совать нос в такие дела, которые ее совершенно не касались, и пару раз дело чуть не кончилось совсем печально. Но в присутствии Нетти полицейский не мог выказать своих чувств. Вместо этого ему пришлось сохранять хорошую мину при плохой игре во время всей беседы с хозяйкой дома, в то время как Эрика сидела рядом и слушала их с широко открытыми глазами и улыбкой Моны Лизы на губах.

Едва они вышли из дома — туда, где Анетт не могла их услышать, как Хедстрём взорвался:

— Что ты себе позволяешь, черт возьми?!

Ему нечасто случалось выходить из себя, и мужчина почувствовал, как у него разболелась голова, едва он произнес первые слова.

— Я подумала… — пробормотала его супруга, пытаясь поспеть за Патриком и Мартином, направляющимися к парковке. Молин молчал, и вид у него был такой, словно он предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте.

— Нет, ты не думала! Не могу поверить, что ты вообще включала мозги! — Разъяренный полицейский закашлялся. Вспышка гнева заставила его слишком резко вдохнуть в себя холодный зимний воздух.

— Вы не успеваете везде, вам постоянно не хватает людей, и я подумала, что… — снова попыталась вставить слово писательница.

— А ты не могла по крайней мере сначала переговорить со мной? Разумеется, я никогда не позволил бы тебе ехать и встречаться с родственниками в разгар следствия — подозреваю, что именно поэтому ты и не поставила меня в известность!

Фальк кивнула:

— Может быть, и так. Кроме того, мне нужна передышка в работе над книгой. У меня дело совсем застопорилось, и я подумала, что если я на некоторое время сосредоточусь на чем-то другом…

— Словно это расследование — своего рода трудотерапия! — выкрикнул ее муж так громко, что несколько птиц, сидевших на телефонных проводах чуть в стороне от них, в ужасе разлетелись. — Если у тебя творческий кризис, то ты могла бы найти более толковый способ решить эту проблему, чем вмешиваться в ход следствия. Ты что, совсем чокнулась?!

— Надо же, позвонили из шестидесятых и попросили передать, чтобы мы отдали им назад их выражение, — произнесла Эрика, пытаясь отшутиться, однако эти ее слова еще больше разозлили Хедстрёма.

— Это полный идиотизм! — продолжал он ругаться. — Как плохой английский детектив, где пожилая тетка бегает и всех допрашивает!

— Да, но когда я пишу свои книги, то занимаюсь примерно тем же, чем и вы. Беседую с людьми, выясняю обстоятельства, заполняю пробелы в материалах следствия, проверяю свидетельские показания…

— Знаю, и ты прекрасно это делаешь — как писательница! Но это полицейское расследование, и из самого названия ясно, кто должен им заниматься.

Все трое остановились у машины. Мартин в нерешительности стоял у одного из пассажирских сидений, словно не знал, как вести себя, оказавшись на линии огня.

— Но я ведь помогала вам раньше, это ты должен признать, — сказала Эрика.

— Да, помогала, — нехотя согласился Патрик. На самом деле его жена не только помогала полиции, но и самым активным образом способствовала раскрытию нескольких дел, в чем он, однако, не собирался признаваться.

— Вы едете домой? Неужели вы проделали такой немалый путь только ради того, чтобы побеседовать десять минут с Нетти? — попыталась сменить тему Фальк.

— Но ты ведь проделала весь этот путь только ради того, чтобы поговорить с ней, — огрызнулся ее супруг.

— Туше. — Эрика улыбнулась, и Патрик почувствовал, как его гнев угасает. Он просто не мог долго сердиться на жену, а она, к сожалению, прекрасно знала об этом.

— Ну мне-то не нужно экономить полицейские ресурсы, — продолжила она. — Какие у вас тут еще дела?

Хедстрём мысленно выругался: Эрика настолько умна, что это порой никому не идет на пользу. Он посмотрел на Мартина, ища у него поддержки, но тот лишь покачал головой. «Чертов трус», — подумал Патрик.

— Мы должны еще кое с кем встретиться, — признался он наконец.

— С кем? С кем встретиться? — тут же заинтересовалась писательница, и ее муж стиснул зубы. Он прекрасно понимал, насколько она упряма и любопытна, и это сочетание порой действовало ему на нервы.

— Мы намерены побеседовать с экспертом. Кстати, кто забирает детей? Мама? — спросил он, пытаясь перевести разговор на другие рельсы.

— Да, Кристина и ее новый бойфренд, — ответила Эрика с видом кота, только что проглотившего канарейку.

— Мама и ее — кто? — переспросил Патрик. Похоже, у него начиналась мигрень. Ну и денек! И чем дальше, тем хуже…

— Наверняка очень симпатичный дяденька, — почти добила его жена. — Так с каким экспертом вы намерены встречаться?

Хедстрём в изнеможении прислонился к машине. Он почувствовал, что ему придется капитулировать:

— С экспертом, который составляет психологические портреты злоумышленников.

— О, специалист по профилям! — воскликнула Фальк, и глаза ее загорелись.

Патрик вздохнул:

— Да нет, так его, пожалуй, назвать нельзя.

— Отлично, я поеду с вами, — заявила Эрика, после чего развернулась и пошла к своей машине.

— Нет, послушай!.. — крикнул муж ей в спину, но Мартин не дал ему договорить:

— Да брось, у тебя нет шансов. Разреши ей присутствовать. Она действительно не раз помогала нам, и к тому же на этот раз мы будем сами контролировать ситуацию. Три пары ушей всегда лучше, чем две.

— Да, но… — только и смог проворчать Патрик.

Он открыл дверцу, уселся за руль и вздохнул:

— Да и от матери Минны мы ничего толкового не узнали.

— Мы — нет, но, если нам повезло, Эрика могла узнать что-нибудь стоящее, — ответил Молин.

Хедстрём сердито посмотрел на него, а потом резко завел машину и выехал с парковки.

— В чем мы будем ее хоронить?

Вопрос мамы резанул Рикки как ножом. Ему уже казалось, что больнее, чем сейчас, быть не может, но мысль о том, что Викторию опустят в вечную тьму, вызвала у юноши такую боль, что ему хотелось закричать в голос.

— Да, давайте выберем что-нибудь покрасивее, — проговорил Маркус. — Может быть, то красное платье, которое она так любила?

— Папа, она его носила, когда ей было десять лет, — сказал Рикки. Несмотря на горе, он невольно улыбнулся тому, насколько все же плохо отец знает их дела.

— Неужели это было так давно? — переспросил Хальберг-старший, после чего поднялся и стал собирать со стола грязную посуду, но потом вдруг резко остановился и вернулся на свое место. Это происходило с ними со всеми. Они пытались по привычке делать обычные повседневные дела, но вдруг обнаруживали, что сил на это нет. Энергии не хватало ни на что. Сейчас им предстояло принять множество решений — о похоронах и поминках, а они едва могли решить, чего хотят на завтрак.

— Возьмите черное платье. От «Филиппы К», — сказал Рикки.

— Это какое? — спросила Хелена.

— То, которое вы с папой считали неприлично коротким, — напомнил ей сын. — В нем она вовсе не выглядела легкомысленно. Оно ей шло. В нем она была так хороша…

— Ты так считаешь? — переспросил Маркус. — Черный… Такой депрессивный цвет…

— Возьмите его, — настаивал Рикки. — В нем она чувствовала себя такой красивой. Вы разве не помните? Она копила деньги полгода, чтобы купить его.

— Ты прав. Ясное дело, надо надеть на нее то черное платье, — согласилась фру Хальберг и умоляюще посмотрела на юношу. — А музыка? Какую выберем музыку? Я даже не знаю толком, что она любила…