Надо же, они наверно ровесники с Зафиром, а какие горячие оба! Один мстителен, другой, герой, только не понимают, до конца, игры закончились давно и, совсем. Эх, парень, если бы я знал заранее, про тебя, ушли бы вдвоем, я здесь уже каждую тропу выучил, подумал Рустам. А может ночью, увести его, и пусть бежит, пока сил хватит, а там... Нет, не пойдет, куда он такой, один - убьют. Русское лицо не спрятать, оно... Я делю с ними хлеб, слушаю их слова и мысли, вижу их лица, живу чужой жизнью...

И совсем не боюсь их, я стал им братом, я такой же, как они. Я буду защищать своих братьев, но сердце мое, не с ними, оно дома, на Родине. Они темные, не образованные люди, что просто дышат, под палящим солнцем. Приеду домой, у отца наверно очередь подошла на машину. Сразу купим "Жигули", а после, и о свадьбе подумаю. Зачем спешить, время еще есть, мне всего лишь тридцать лет. Последних два, я провел среди этих замечательных людей, хороших. У каждого своя правда, в чужом доме, не надо хозяйничать,- закончится плохо... Почему так подумал, спросил он себя? Последние, нет, не так! Всего два года, остальная жизнь, еще впереди! У нас очень красивые девушки, очень! Эх, жизнь изменится моя, через несколько дней, и все, прощай "дыра", пока! на сердце станет веселее. Никто и не вспомнит, через год, что был такой, усмехнулся Рустам.

Наши уходят насовсем, и, правильно, сколько можно гонятся друг за другом, и пускать кровь - бессмысленно! Они никогда не будут строить фабрики, ходить строем, и жить в одной комнате с соседями. Они свободные люди, и заботятся о себе, как умеют. А мы им, колхозы, заводы, да плевали они на нас, и правильно, у каждого должен быть свой надел земли. И пусть маленький, но хозяин есть. Они земледельцы, разводят скот, зачем им фабрики? Мы не изменим их, даже если будем с рождения, читать им Ленина, земля их держит на ногах, их земля! Глупость, конечно, что мы, сюда пришли. Зачем мы им? Америка? И Америке они не нужны - факт. Если бы не мы, то тогда первыми были американцы - чушь! Просто кто то, где то, проиграться в солдатиков захотел, и назвал это дело, интернациональной помощью, вот и гибнут они "оловянные", ни за что, не понимая... А кому это надо? В такой большой стране? Никому! А мне уж тем более, подумал Рустам. Злость во мне кипит, точно могу сказать. Людей жалко... А им, нет, и думаешь всегда о себе. Не помогут мне, уйду сам, а они эти молодые воины, пусть взрывают что хотят, мне не интересно, потому что весь корень зла, в том, что мы пришли к ним, и заставляем их жить, как привыкли мы. Так нельзя! Уйдем, меньше убивать будут, а может и нет, но это нас уже не касается... Хотя, я наверно должен буду умереть, остановив их, но, я выбираю жизнь, она моя, и государство, не дороже... Хорошо, я привык. Надо к пацану ближе быть. Спасенная душа - это хорошо. Ничего парень, терпи, недолго осталось... Недолго..."

Кабул. Перед выходом.

В комнате общежития, было непривычно тихо. Никонов сидел на кровати, и собирал свой РД. Вошел Крутиков, недовольный и какой то "помятый". Бросил на кровать шапку, и сев на стул сказал:

- Идешь?

- Да.

- Сегодня? прокашлялся Крутиков.

- Ага, кивнул Никонов.

- Далеко?

- Не близко, тяжело вздохнул Никонов.

- Группа готова?

- Нормально, положив трофейный бинокль в РД, ответил Никонов.

- До дембеля 75 дней, задумчиво произнес Крутиков.

- Хорошо, застегнув РД, ответил Никонов. А ты чего? взглянул на товарища Максим. Прохлаждаешься?

- Да, махнул рукой Крутиков. План БП написать надо, еще там несколько бумажек надо...

- Не грусти Коля, будет и тебе работа. Ты еще орденоносцем на Родину приедешь, улыбнулся Никонов.

- Кому говорить, так не тебе Максим. У тебя уже две Красных звезды, а я... махнув рукой, тяжело вздохнул Крутиков.

- У тебя все впереди.

- Ага. Хохму хочешь услышать, связисты сегодня рассказали.

- Валяй, кивнул Никонов, взглянув на часы. Время еще есть.

- Знаешь, тут недалеко артиллерийский полк стоит, знаешь, улыбался Крутиков, предвкушая удивление товарища.

- Знаю, кивнул Максим. Ты только не "растекайся мыслью", а то я концовку не услышу.

- Ладно, тогда так. Несет боевую службу в штабе полка, ефрейтор, молодой, такой, но очень талантливый паренек. Писарем значит там. Вот, пишет о боевых буднях, и героических боях, данного полка.

- И что, вздохнул Никонов. Ты прочитал написанный им Боевой листок? Да? А там ошибки, и послали кого то, или еще чего, а? Коля, я же наперед уже знаю.

- Нет Максим, такого даже ты представить себе не мог, хихикнул Крутиков.

- Ты меньше смейся мужчина, серьезно сказал Никонов. У меня выход. А ты?

- Все, поднял руки Крутиков, далее только по тексту, переданному связистами.

- И что, спросил Никонов.

- Командир данного полка, захотел запечатлеть себя героем в вечности, понимаешь да?

- Пока не очень, покачал головой Максим.

- Писарь нарисовал портрет данного командира полка, среди боевых будней в ДРА, а тот, ты даже не представляешь, представил его к ордену Красной звезды, за мужество и героизм. Представление подписали, недавно было награждение, теперь все, улыбался Крутиков.

- Еб ... того к....а! не удержался Никонов. Ох.....ть, можно! это же каким гадом, надо быть, поднялся с кровати Никонов, и ходил вокруг стола. Здесь люди жизнью своей ради товарищей рискуют, умирают, а он, паскуда, за портрет орден,- тварь! Где мои вещи, что происходит, не понимаю, возмущался Никонов.

- И я о чем, встал Крутиков. А ты мне про орден говоришь. На кой он мне, такой орден, только стыдно за него будет.

- Не слышал твоих панических слов и не видел таких же настроений, посмотрев на друга, сказал Никонов. Не грусти Коля, все домой вернемся.

- Целые, подняв руку, сказал Крутиков. Я только за это.

- Я тоже не против, натянуто улыбнулся Никонов. Ну что, мне пора, взглянув на часы, сказал Никонов.

- Все пули мимо, негромко сказал Николай. Они обнялись, крепко по-мужски.

- Ни пуха.

- К черту, ответил Никонов, и вышел, на ходу, "закинув " РД на плечо.

В коридоре раздался скрип двери, затем глухой удар, и все, тишина..."Теперь машина, после аэродром, и в путь, подумал Никонов. Работа..." Группа сидела в кузове "Урала" рядом с вертолетной площадкой. Экипаж вертолета, сосредоточенно готовился к вылету, проверяя все системы. Никонов ждал командира отряда подполковника Гусарова. Он должен был приехать лично, и дать некоторые указания. Максим сидел на подножке кабины, и смотрел на горы вдали. Водитель, молча, курил, и протирал "засаленной" тряпкой, сиденье.

"Боевой настрой духа, подумал Никонов. Наверно так лучше собираться на бой, сосредотачиваешься, успокаиваешься, настроение опять же, не последнее дело. Что-то музыкально как то сегодня, прислушался к себе Никонов. Вроде мелодия какая-то блуждает в голове. Вернемся, на гитаре поиграю. Сколько раз ходил, все нормально, даже мускул не дрогнул, а сегодня, что-то тревожно. Нехорошо на душе, тоскливо. Острие удара, торпеда, усмехнулся своим мыслям Никонов. Стоп, сказал он себе мысленно".

- Мачулин, негромко окликнул водителя Никонов.

- Я, отозвался долговязый солдат.

- Дай листок с ручкой.

- Сейчас? не удивился Мачулин.

- Нет, в расположении, покачал головой Никонов.

- Будет, пробасил солдат. Откинул крышку "бардачка" и достал тетрадь с ручкой. Вот, протянул он тетрадь из кабины.

- Спасибо, обернулся Никонов, взял тетрадь, открыл, и стал писать. Рука "бегала" по тетрадному листу, порхая словно бабочка, на ветру...

Теперь я торпеда, теперь я другой. И сверлит тревога, внутри череп мой. А сколько осталось? Вся жизнь в вираже, но надо дышать и решать налегке. А стоны и боль, вы оставьте другим. Когда то придет тоска и за ними Тугая петля, стреножила боль... И снова ты бьёшься отчаянно в кровь... Никонов так увлекся, что не заметил, как на аэродром въехал "уазик" командира. Только противный, ржавый скрип тормозов, отвлек его. Он поднял голову, и увидел командира отряда, Гусарова. " По настроению, не самое лучшее, подумал он, встал, бросил тетрадь с ручкой в кабину, и вытянулся".