- Нет, покачал головой Зафир.
- Зачем я вам, спросил Гнедин, опустив глаза.
- Дорогая жизнь, тебе, неуклюже говорил на английском Зафир.
- Да, кивнул головой Гнедин. Я хочу жить, прошептал он. Я хочу читать Коран, тихо произнес он.
- Коран, удивленно переспросил Зафир. Зачем?
- Я хочу принять ислам, выдавил из себя Гнедин, такие непонятные для него слова. " Ну и что, лихорадочно думал он. Что угодно надо делать, лишь бы вернутся живым домой, к маме. Принять ислам, согласен, подумаешь, не велика беда, я все равно атеист убежденный. Если от этого зависит моя жизнь, да что угодно! Плевать! Лишь бы не убили, не калечили, не продавали, иначе смерть. Зачем? Если страна от меня отреклась, почему я не могу отказаться от нее, почему? Им дома хорошо, их не бьют, не продают, или дарят, как меня, этому молодому наглецу. Он же смотрит на меня, как на труп, это даже хуже чем раб, потому что рабу жизнь оставят, а труп..."
- Ты думаешь, Аллах, будет в сердце твоем, да? Ты думаешь, ислам, религия, станет понятна тебе?
- Мне нравится ваша религия, ответил Гнедин. Она проста и справедлива. А я не принадлежу никакой из религий. Вот, я выбрал для себя ислам.
- Почему? спросил Зафир, внимательно наблюдая за пленным. Ты хрестьянин.
- Нет, замотал головой Гнедин. Я еще, как это сказать правильно, задумался Гнедин, подбирая нужные слова. Я, не имею веры, вот, улыбнулся Гнедин, взглянув на Зафира.
- Как, удивился от услышанного Зафир. Нет совсем, переспросил он, глядя на Гнедина. Нет Бога, вашего, спросил Зафир, не понимая, о чем говорит ему этот пленный.
- Нет, улыбнулся Гнедин, пожав плечами.
- Бога нет, переспросил Зафир, багровея от злости. А ты кто? ткнув в пленного пальцем, спросил Зафир. Кто?
- Я комсомолец, сбивчиво говорил он, Гнедин Руслан, рядовой Советской армии. Я все рассказывал вам, вспомните. А мы в Советском Союзе, все атеисты, и неверующие, большое число людей. Понимаете? И в церковь не ходим, пожал плечами Гнедин. Вот, а мне ислам стал ближе, и понятно все, я хочу быть мусульманином.
- О Аллах, провел ладонью по лицу Зафир. Помоги мне понять этого лживого человека, говорил он на пушту. Если правда то, что он говорит, то всех их надо убить, и тогда на земле расцветут сады, и наступит благоденствие. Они черти, захватившие наши земли, их нужно убивать. Он смотрел перед собой, и продолжал говорить на пушту. У этих несчастных нет Бога, они верят в комсомол, и таких жалких, без веры, мы должны бояться? Мы убьем всех чертей, и прогоним со своей земли, медленно подняв голову, громко произнес Зафир, и посмотрел на растерянного пленного. И ты, хочешь стать мусульманином? злился Зафир, опозорить нашу веру?
- Я не понимаю ваш язык, тихо сказал Гнедин, я только знаю хлеб, еще слова, кушать, вода, и...
- Комсомол это Бог, прищурившись, спросил Зафир на английском.
- Солдаты все комсомольцы, пожал плечами Гнедин. Наверно Ленин главный, я совсем не разбираюсь в этом, испуганно лепетал Гнедин. Конечно, Бог Иесус он есть, так думают некоторые люди, но я не верующий, понимаете, да... А у нас все в партии состоят, да... Или комсомол...
- Я не понимаю, покачал головой Зафир. Скажи мне, ты хочешь принять ислам, что бы ни умереть? Да?
- Правда, говоря.... Правда... запнулся Гнедин. Мне нравится ваша жизнь, и религия, растерянно произнес Гнедин, глядя в пол. Я хочу быть мусульманином, вот, сказал он, и, подняв глаза, посмотрел на Зафира.
- Я не верю тебе, покачал головой Зафир. В твоих глазах ложь.
- Я наверно неправильно говорю, да, разволновавшись, сказал Гнедин. Я хочу принять ислам, громко повторил он, не сводя глаз с Зафира.
- Нет, успокаиваясь, произнес Зафир, ты недостоин.
- Почему? Это добровольный, мой выбор, не понимал Гнедин. Почему? Я хочу! Дайте мне Коран, научите меня, что еще, а вот, сделайте мне обрезание, я хочу принять ислам, "тараторил" Гнедин. Вы не можете мне отказать, это добровольно. Ведите меня в мечеть. Почему вы не слышите меня?
- У чертей нет веры, задумчиво произнес Зафир, на пушту. Они приносят мусульманину зло, и соблазны. Чертей надо убивать, очищая землю нашу чистую, от скверны.
- Я не понимаю, ваш язык....
- Сулейман, крикнул Зафир.
На пороге появился охранник с автоматом.
- Свяжи ему руки, и брось в кузов машины, я забираю его с собой.
Охранник кивнул, и, схватив пленного за руку, потащил из комнаты.
- Куда, зачем, лепетал Гнедин, а в ответ получал пинки.
- Мы деремся с чертями, тяжело вздохнув, произнес в тишине Зафир. О Аллах, милостивый и милосердный...
Полевой лагерь мyджахедов. Спустя час.
Он стоял на краю каменистого поля, растерянный, совсем не понимая, что от него хотят. Смутные сомнения терзали, но до конца... что бы осознать, прочувствовать, он еще не мог, тело еще молчало. В стороне стояли молодые парни, и с интересом разглядывали его. А он, дрожа и сутулясь, смотрел на камни, широко открытыми глазами. Тело ко всему уже привыкло, босые ноги не чувствовали острых камешков, вот только в голове, "переполох", и мысли все...
- Ты будешь жить, шепотом, произнес Зафир, стоя у него за спиной. Да?
- Да, кивнул Гнедин, а тело его "предательски" задрожало.
- Это твое испытание, продолжал говорить Зафир, на английском. Быть или нет, решай сам, усмехнулся Зафир.
- Что мне делать, скажи? не оборачиваясь, спросил Гнедин.
- Ты хочешь жить, спросил Зафир, схватив Гнедина сзади, за шею. Он сжал руку на его тонкой шее, и, наклонившись к уху, прошептал:
- Жизнь одна...
- Да, напрягаясь телом, прошептал в ответ Гнедин, сжавшись.
Зафир ослабил хват, приподнял его голову, и сказал:
- Смотри. Там у дерева, впереди, стоит вода и еда, ты иди. Если поешь хлеба, тогда я ...
- Ты меня отпустишь, прошептал Гнедин.
- Ты не хочешь принять ислам? Да?
- Но ты мне запрещаешь, ответил дрожащим голосом Гнедин.
- Иди к дереву, поговорим об этом вечером, промолвил Зафир, и подтолкнул Гнедина, к краю...
Молодые "моджахеды", внимательно не отрывая глаз, смотрели на "тщедушное" тело, что осторожно ступая босыми ногами, идет на смерть.
- Иди! прикрикнул Зафир.
Гнедин вздрогнул, облизнул сухие губы, и сделал шаг вперед.
- Если этот русский пройдет через мины, которые вы установили, крикнул Зафир, обращаясь к ученикам, то вы, не будете есть, пить, спать, только заниматься... пока не научитесь! Слышите!
"Это не возможно, дрожа, повторял себе Гнедин. Чудес не бывает, я знаю, не возможно. Здесь мины, они кругом, нельзя пройти, и остаться живым,- нет! Это смерть, вот сейчас рванет, и разорвет меня на мелкие куски. Боже! Помоги! А как молится? Я совсем не знаю, ни одной молитвы, господи! Ну, за что мне это!" Он внимательно смотрел под ноги, пытаясь определить, хоть маленькую, самую незначительную " шероховатость" на земле, что бы догадаться, понять, где лежит смертоносная мина. "Вот там, кажется, земля присыпана неровно, и вот там, где камешки рассыпаны, глядя перед собой, Гнедин осторожно ступал, и останавливался. " Он как бы прощупывал пальцами ноги, землю перед собой. Поднимал одну ногу, и прежде чем опустить, легонько касался кончиками пальцев земли. " Вот так, шептал он, здесь, кажется, нет ничего". Он делал шаг, останавливался, и снова смотрел... Он балансировал словно канатоходец на канате, идущий по тонкому тросу. Мины, они ... Зачем такая смерть, почему? Остановившись, думал Гнедин. Прислушиваясь к себе, он вдруг осознанно понял, страха нет, он перестал дрожать, сердце уже не колотилось громко, ударяя в голову, наоборот, он спокоен, и расслаблен. " Наверно я схожу с ума, улыбнулся Гнедин, прошептав вслух. И эти горы, и эти несчастные люди, что желают смерти моей, и пусть, они жалкие, и тупые. А мне все равно, шептал вслух Гнедин. Сколько мучений надо вынести, что бы заслужить смерть, кто считал? Я посчитаю, эти мелкие и неуверенные шаги, навстречу своей смерти. Что вспомнить? А нечего, ответил он себе. Только мать жалко, себя уже не жалко, просто наплевать! Конечно себя тоже, молодой, нормальный, мог бы пользу государству приносить. Да только где оно государство это? А? Кинуло? Бросило? Как еще? Себя конечно жалко, и даже очень. Похорон не будет, и вообще, тело мое никогда не найдут, и могилы даже не будет. Ой, мама будет плакать, "убиваться" и умрет от горя. А мне все одно, жалко... Да, я буду идти, умирать. Конечно, больно, а может, и нет. Вот так иду, и наступлю на мину, взрыв, и все, улыбнулся Гнедин. Калекой только не хочу, мучений боюсь, больше всего. Надоело. Просто устал. Сделав несколько осторожных шагов, он осмотрелся, и понял, что стоит почти на середине, до засохшего дерева, осталось половина. Он обернулся, стоя на месте и посмотрел на Зафира. Тот стоял со злым выражением на лице, и смотрел на Гнедина. А он, просто улыбался, грустный, уставший, и совсем сумасшедший взгляд "потухших" глаз, смотрел на своего палача.
