Глава 10

Полковник Зубов сидел в своем убежище до наступления темноты. Когда стемнело, он перебрался поближе к явке и спрятался в кучах мусора, наваленных у забора. Медлительно потянулись часы. Полковник поеживался от ночного холодка. Он уже решил, что в эту ночь никто не придет, как вдруг различил во тьме неясную фигуру. Человек приблизился к забору, огляделся, отодвинул доску и, приглушенно свистнув, пролез в дыру. Вслед за ним туда же проскользнули еще несколько человек. Полковнику показалось, что последнего он где–то видел. «Наверное, товарищ из железнодорожных мастерских», — подумал Зубов и хотел броситься вслед за ним, но раздумал. «Это я всегда успею», — решил он и остался понаблюдать, нет ли опасности. Предосторожность оказалась не лишней. Через некоторое время из мрака донеслись голоса — к дыре в заборе приближалась, крадучись, новая группа. Полковник разобрал обрывок фразы: «Тихо, урки, будем окружать…» Вслед за этим мимо Зубова вдоль забора прошло несколько сутулых фигур. Полковник пригнулся, лихорадочно соображая, что делать. Просто поднять пальбу было опрометчиво — в суматохе подпольщики могли бы растеряться и понести потери. Следовало попытаться незаметно проникнуть в дом. Зубов осторожно пополз к дыре, но там уже маячили два бандита. Он повернул назад и в подходящем месте решительным прыжком перемахнул через забор. Приземлился он почти бесшумно и, присев на корточки, принялся вслушиваться в ночную тишину. Вокруг было темно и тихо, только в траве у насыпи стрекотали кузнечики. Их монотонная музыка навеяла на полковника грустные мысли. «Вот ведь, живут такие существа, — размышлял он, — у людей борьба, страдания, а им хоть бы что… И если убьют кого–нибудь, вот, например, меня, все так же они будут стрекотать…» Но тут же полковник одернул себя: «Теперь не время для меланхолии! Долг прежде всего!» И он снова вперил взгляд в темноту. Через некоторое время, окончательно убедившись, что его не заметили, он стал крадучись пробираться к дому. Путь ему преградил большой куст смородины. С наслаждением вдыхая аромат его листвы, Зубов на секунду отвлекся и вдруг натолкнулся на человека, сидевшего на корточках за кустом. «Тс–с–с!» — зашипел тот на полковника неизвестный. Это был бандит: Зубов успел нащупать знакомое сукно милицейского кителя. Негодяй, видимо, принимал полковника эа своего. «Спички есть?» — спросил он, не оборачиваясь. «Заметят», — прошептал полковник. «Плевать, сейчас все равно брать будем», — ответил бандит. Он повернулся к полковнику, вставил в рот папиросу и чиркнул спичкой из коробка, который ему протянул Зубов. В дрожащем свете спички он поднял глаза на полковника, и лицо его исказила гримаса ужаса. Папироса выпала у него изо рта, из разжавшихся пальцев выпала спичка. Зубов тоже узнал его — это был Штукман. Негодяй вскочил и со звериным воплем ринулся прочь, куда–то в заросли малины. Полковник не теряя времени рванулся к дому. «Держи его!» — орал из кустов Штукман. Полковник тяжелым пинком сорвал дверь с крючка и ворвался в темные сени. Тут же навстречу ему грянул пистолетный выстрел, вспышка ослепила полковника и пуля, взвизгнув, обожгла ему мочку уха. «Не стрелять, свои!» — рявкнул полковник. «Товарищ Зубов!» — ахнул кто–то. «Да, я — Зубов! Товарищи, без паники! Дом окружен, будем прорываться к насыпи. Всем держаться за мной, ориентироваться на свисток». Этот свисток, память о тревожной молодости, полковник сохранил во всех переделках. «Вот ты и пригодился мне, старый дружище», — с грубоватой лаской шептал Зубов, любовно поглаживая свисток, который повесил себе на грудь. Вся эта сцена в сенях длилась не более минуты. Вокруг дома уже гремела пальба. Подпольщики начали выбрасываться в окна. Полковник вскочил на подоконник в тот момент, когда в оконном проеме появились плешивые головы двух бандитов. Два хрустких удара рукояткой «ПМ» — и все было кончено. Но, спрыгнув на землю, Зубов угодил в чьи–то недобрые объятия. Наугад он нанес удар туда, где должен был находиться живот противника. Сдавленный хрип показал, что полковник не промахнулся. Поодаль несколько бандитов при свете карманного фонарика топтали Маховикова. Зубов свалил их из пистолета, помог редактору подняться, и они бросились бежать через сад, опрокидывая встречных бандитов и оглашая ночь трелями милицейского свистка. В рядах бандитов этот знакомый звук посеял панику, и часть их побежала к насыпи по картофельной посадке. Бандиты, засевшие на полотне, приняли их за прорывающихся подпольщиков и открыли по ним кинжальный огонь. Тем временем Зубов повел людей несколько наискосок от явочной квартиры, оставляя позади суматоху, вопли, грохот перестрелки. Отряд огородами двинулся вперед. Зубов понимал, что на насыпи наверняка расставлены бандитские посты, и, выбрав место для перехода, приказал всем ждать, а сам вместе с Маховиковым полез на насыпь. Подпольщики, ожидавшие внизу, слышали, как там кто–то глухо вскрикнул, затем — короткая возня, хрип, и вновь стало тихо. Полковник и Маховиков спустились вниз. «Инструкции таковы, — начал полковник, вытирая о пучок травы лезвие финского ножа, — товарищ Маховиков должен завтра встретить лейтенанта Жилища, которому организацией передан приказ о перемещении в город. Не могу не одобрить вашей инициативы, товарищи, момент выбран весьма удачно. Со мной пойдут Молотов и Шестернев, остальные — к своим ячейкам. Оповестить на местах, что сигналом к выступлению будет… — полковник на мгновение задумался, — будет красный флаг на трубе электростанции. Как только центр получит сведения, что отряд Жилина занял исходные позиции, наш человек вывесит сигнал. Все знают первоначальные объекты атаки в своих районах?» «Все», — откликнулись подпольщики. Беседа была деловитой и сухой, а не этого им хотелось. «А как же вы бежали, товарищ полковник?» — раздался чей–то несмелый голос. «Как я бежал…» — грустно произнес полковник и замолк, понурив голову. Перед его глазами вновь пронеслись все невероятные события того дня, а затем он вновь увидел гордое и печальное лицо Вареньки в момент их расставания в коридоре УВД. С тех пор судьба смелой девушки оставалась неизвестна Зубову, но образ ее все чаще появлялся перед ним, заставляя полковника клясть себя за слепоту и жестокость. «Мне помогли друзья», — негромко ответил Зубов. В это время стрельба стала перемещаться к месту, где расположился отряд, и полковник воспользовался этим, чтобы прервать тяжелый для него разговор. «Нам пора уходить», — сказал он, и подпольщики начали расходиться. Зубов с двумя товарищами направился в тот самый гараж, где он когда–то скрывался вместе с лейтенантом Жилиным.

ЧАСТЬ 6

Глава 1

Подробный доклад о побеге полковника Зубова Ганюк выслушал, лежа на кушетке, пока Штукман мазал ему обваренный живот какой–то мазью из банки с отклеившейся этикеткой. Ничего более подходящего в УВД найти не удалось. Докладывала все та же злополучная старуха. С ее помощью удалось более или менее достоверно восстановить цепь событий того вечера, так как сам Ганюк абсолютно ничего не помнил. Смазав Ганюку живот и забинтовав его вкривь и вкось, Штукман и старуха удалились, оставив своего главаря наедине с бутылкой портвейна. Некоторое время Ганюк неподвижно лежал на спине, угрюмо глядя в потолок, глотая портвейн из горлышка и чувствуя, что живот начинает припекать все сильнее и сильнее. Наконец жжение стало невыносимым. Ганюк издал душераздирающий вопль, вскочил, сорвал с себя бинты и, прыгая по комнате, принялся крушить посуду и мебель. Затем он вылетел в коридор и с угрожающим ревом помчался по направлению к комнате Вареньки, сметая все на своем пути. Ворвавшись к Вареньке, он стал дубасить ее своими кулачищами. Варенька спаслась только тем, что заперлась в уборной. Попытки Ганюка высадить дверь не увенчались успехом. «Ну погоди, зараза! Я до тебя еще доберусь!» — прорычал он и удалился. Повстречав в коридоре Финкеля, Ганюк потребовал у него бочку с холодной водой и бревно. По странной случайности и то, и другое удалось обнаружить в подвале УВД. Бочка служила для соления огурцов, а на бревне рубили головы пленным подпольщикам. Когда бочку наполнили водой, Ганюк забрался туда, чтобы унять жжение, терзавшее его обваренный живот, и велел нести себя в комнату Вареньки. Следом за ним двигались восемь бандитов, тащивших бревно. Заслышав шаги в коридоре, Варенька снова заперлась в уборной. Бандиты принялись раскачивать бревно и с громким уханьем бить бревном в дверь. Ганюк из бочки мрачно следил за этой процедурой. Когда наконец дверь рухнула и бандиты с гоготом выволокли из уборной отчаянно сопротивляющуюся Вареньку, глаза Ганюка засветились злобным торжеством. «Бросить ее в карцер!» — распорядился он и добавил: «Для начала всыпать этой дуре двадцать пять горячих, чтобы недели две сидеть не могла». Когда презрительно хохотавшую Вареньку увели, негодяй погрузился в раздумье. Впрочем, оно было недолгим. «В лифт», — приказал он. В последнее время Ганюк от скуки полюбил кататься на лифте в высотных домах в центре города. Особенно ему нравилось ощущение, когда лифт со свистом устремлялся вниз с верхнего этажа. Бандиты, составлявшие свиту Ганюка, усевшись на пол лифта, развлекались игрой в сику. Если кто–то из жильцов останавливал лифт на промежуточном этаже, собираясь ехать по своим делам, его втаскивали в кабину и подвергали всевозможным издевательствам.