– Да помолчи ты уже!

Из-за стены появилась Верочка. Она вела с собой двух мужиков с испитыми лицами, но главное – могильщики были вооружены лопатами.

– Короче, – наказал Арсений Андреевич, – ты мой новоявленный сын Эжен. Я сам с тобой только что познакомился.

– Ясно, – согласился молодой человек. – Не будем огорошивать слабую женщину сразу!

Иратов вдруг увидел на соседнем участке старуху, лицо которой было ему чем-то знакомо. Поди, какая-нибудь старая мхатовская актриса, предположил. Он только ночью вспомнит ее, актрису-легенду Извекову, которая поселилась в его первом доме, которая поила молодого архитектора липовым чаем и потчевала зефиром в шоколаде… Когда он отвлекся от старухи, то увидел Верочку с выражением такого неописуемого удивления, что у самого черты лица исказились, но физиономия Эжена, чувственная и порочная, вернула его лицу монументальность. А ведь похоже, что все правда!..

– Мой сын Эжен, – представил Арсений Андреевич свою копию Верочке. – Моя жена Верочка…

– Ах, – произнесла женщина в ответ. – Насколько ошеломительно сходство!.. – и протянула руку в лайковой перчатке. Эжен ее слегка пожал, но от этого «слегка» все в Верочкином организме вдруг изменилось, словно частички ее тела переменили знак минус на плюс, ноги тотчас согрелись, а тело, все ее интимное, будто кто-то исследовал беспардонно, и ей, как блуднице, сии манипуляции пришлись по душе.

– Итак!.. – голос Иратова вырвал жену из плена иллюзий. – Надо почистить могилы от снега. Начинайте, ребята.

– Нам дамочка по пятьсот обещала, – сообщил дядька постарше.

– Ну, раз обещала, – улыбнулся Иратов. – Только резво!

– Резво нельзя, – заявил младший. – Мрамора́ можно поцарапать. Все с расстановкой надо!..

– Так вперед!

Рабочие вышли на объект и сноровисто стали разбрасывать снег.

– Я о вас никогда не слышала, – со смущением призналась Верочка.

– Так и я о нем только сегодня узнал! – Арсений Андреевич похлопал Эжена по плечу. – Думал, самозванец, но как с таким его лицом можно не поверить!..

– Удивительное сходство, – признала Верочка. – А кто ваша мама?

– Мама?.. Она умерла.

– Что же вы ранее не объявились?

– Да как-то зависим был от сильных мира сего!

– Ну, слава богу, что вы сейчас к нам присоединились.

Эжен улыбался, ему нравилось такое обходительное радушие.

– Фотографии протереть? – поинтересовался старший рабочий.

– С осторожностью, – разрешил Иратов.

Что-то в лице рабочего показалось ему знакомым, но он тотчас переключился на взгляд Верочки, такой лучезарный и светлый, каким она обычно только на него смотрела. А сейчас все роскошество ее глаз было обращено к Эжену. Арсений Андреевич хотел было озлиться, пресечь эти детские переглядки суровым рыком, но злости в груди не оказалось, как бы он ни попытался ее отыскать.

– Надолго к нам? – полюбопытствовала Верочка.

– Так пока до города добирался, обворовал меня лихой человек в поезде. Документы и деньги выкрал и зачем-то по голове шарахнул. Ну, это даже на пользу, так как я ночь провел в больнице, в тепле и сытости…

– Ужас какой! – захлопала заиндевевшими ресницами Верочка. – Ведь мы поможем Эжену?

– Ну… – замялся Иратов.

– Ты же сам знаешь, как трудно сейчас молодым людям. Надо помочь хотя бы с восстановлением документов!

– Спасибо, – поблагодарил Эжен.

– Поможем, – согласился Иратов.

– Все, командир! – Иратов обернулся на голос и лицом к лицу столкнулся с рабочим. – Все сделали. Подавай тысячу!

– Леха?! – признал Иратов.

– Так точно, Алексей Иванович, – подтвердил рабочий.

– Леха, бармен! Ты помнишь «Лиру»? Как гуляли, какие дела делали!..

На мгновение в глазах рабочего блеснуло прошлое, но тут же и погасло.

– Нет, не помню…

– Да как же, ты мне еще посредничал с валютой!

– Путаете что-то…

– Ты Леха? Леха с зыкинской дачи?

– Мало ли на свете Алексеев? Вон и сын у меня Алексей. По чести живем. Пожалуйте тысячу!

Иратов вытащил из портмоне стодолларовую купюру и протянул рабочему.

– Мы в валюте не принимаем! – отказался Леха, а его сын закачал головой в подтверждение.

Иратов обозлился. Как к людям пытался отнестись, а здесь… Словно в лицо плюнули.

– Тогда пошли оба на хер! – Рабочий развернулся и пошел, за ним зашагал и сын. – И правильно, что тебя тогда вытряхнули с зыкинской дачи! Лохам – лоховское место! Тоже мне брахман!

– Кто это? – спросила Верочка, удивленная такой невыдержанностью мужа.

– Так… Из прошлого…

Надпочечники господина Иратова к этому моменту снизили выработку тестостерона на шестьдесят процентов. Он еще не понимал этого, но такой истерический срыв был как раз следствием этого процесса.

На убранные от снега могилы Иратовых были возложены цветы. Особенно долго поправлял букет Эжен – словно президент венок для фотографии.

– А поехали к Алессандро Итальяновичу? – предложила Верочка. – Я есть хочу, уже вечер!

В этот раз они ели много и обильно. Эжен сноровисто накручивал на вилку спагетти и улыбался по-свойски, как будто давно адаптировался к новым реалиям. Наелись десерта и напились вина, а в конце пели вместе с хозяином «Наполи». Лицо Верочки светилось необыкновенно, она щебетала птичкой, и казалось, что ей не больше двадцати. Иратов метался между двумя чувствами: ненависти и пофигизма. Тестостерон в его организме еще присутствовал, хоть и в незначительном количестве, мозг силился укрепить гормон, чтобы родить желание вышибить дух из этого красавца-прощелыги Эжена, который окончательно освоился и даже шутил на уровне. Хер с ним, решил Иратов. Как ни крути, он – это я… Арсений Андреевич чувствовал себя изрядно подшофе и просил у официантов подливать в десертную рюмочку лимончелло. Его мысли скакали, как и у всякого нетрезвого человека, он размышлял о Верочке, потерянном половом органе и обретении оного в лице псевдосына Эжена… Он видел, как Верочка к нему обращается, но откуда-то издалека пробивался ее волшебный голос, он невпопад кивал ей в ответ, стараясь сохранить лицо властителя судеб, но покрасневшие глаза, кривящийся от алкоголя рот делали его просто немолодым человеком в сильном подпитии… Верочка сама рассчиталась, а официанты с помощью Эжена усадили Иратова в автомобиль. Она попыталась припомнить, когда еще лицезрела своего мужа в таком разобранном состоянии, но не смогла.

Вышли из лифта и остановились возле двери Арсения Андреевича.

– Он вас приютит, – улыбнулась Верочка.

– Нет! – наотрез отказался Иратов. – Мне с утра работать, и у меня нет гостевой спальни!

– Я на вокзале переночую, – спохватился Эжен.

– Вы, сын Иратова, – и на вокзале?! – возмутилась Верочка. – Остановитесь у меня! Я никогда его таким мужланом не видела!

Иратов неважно себя чувствовал и еле дотащился до своей квартиры. В коридоре он уселся на диван и безучастно подумал, что еще несколько дней назад Верочка бы просидела над ним целую ночь, с аспирином и холодными примочками, а сегодня…

– Сука! – выругался Арсений Андреевич. – Да и черт с вами!!!

Он так и заснул в коридоре…

Они сидели на кухне и пили красное вино, стараясь продлить замечательный вечер. Раскрасневшаяся Верочка по инерции опять говорила о собственном муже, о его уникальности и великодушии, а Эжен кивал, поддерживая:

– Да, достойный человек! Без всяких натяжек.

Молодой человек хрустел фисташками, а глаза его глядели в самые сокрытые уголочки Верочкиной души. Она была для него открытой книгой, в которой он без труда читал между строк. Он видел, сколько чувств у нее к Иратову, как благородно и влюбленно она относится к мужу, но одновременно с этим от Верочкиного живота слегка веяло холодом рушившихся надежд. Так канатоходец идет по проволоке через пропасть, но уже где-то в глубине внутренностей чувствует, что сорвется и погибнет. Эжен знал, что причиной ее гибели станет он. Еще минут пятнадцать он насладится домашней обстановкой и заберет то, что по праву принадлежит ему.