– Мне отказать?

– Соединяй, если уж жизнь…

– О’кей…

Несколько секунд в трубке играла фоновая музыка, потом раздался щелчок, после которого Иратов услышал незнакомый голос, принадлежащий, по всей видимости, действительно молодому человеку:

– Арсений Андреевич?

– Да… – Он не услышал в голосе звонящего отчаяния, о котором упоминал Витя. – С кем говорю?

– С самим собой, – сообщил голос.

– Я не располагаю временем для идиотских шуток! – жестко ответил Иратов, собираясь взгреть Витю и предупредить, что еще один такой косяк – и он лишится работы.

Арсений Андреевич хотел оборвать связь, но в трубке предупредили:

– Не отключайтесь, это крайне важно для вас!

– Чем же?

– Я знаю, что с вами произошло.

– Не понимаю…

– Вы что-нибудь теряли важное в последнее время?

– Говорите яснее, или я вешаю трубку!

– Не теряли ли вы в последнее время некую часть собственного тела?

Кто? – подумал Иратов. Сука Сытин сдал? Кроме него и Верочки никто не знает… Так или иначе, его, могущественного и твердого, как камень, сейчас пытаются шантажировать.

– Я на шантаж не ведусь! – предупредил Арсений Андреевич. – Более того, я жестко отвечаю на такие действия и уверяю вас, что вы скоро узнаете, насколько я могу быть жестоким!

– Я знаю, каким жестоким вы можете быть. Собственно говоря, я знаю о вас все до последней мелочи… Ну, например, вы сегодня потеряли почти пятьдесят миллионов долларов и купили большой опцион против юаня. Я знаю, что вы лично отдали приказ замучить в тюрьме Залетина…

– Это кто?

– Это мелкий уголовник, который когда-то вас подловил на карточном мухлеже. Вы еще школьником были. Вас потом целый месяц били по лицу и дали кличку Якут – так физиономия заплыла. Когда в позапрошлом году на вятской зоне Залетину сунули заточку в печень, то сопроводили убийство словами: «Помнишь Якута?» Вы же Якут, я не ошибаюсь? Нет, я не ошибаюсь… Кстати, Залетин перед смертью так и не вспомнил, кто такой Якут…

Иратов молчал. С расставленными мощными ногами, опущенной головой, он сейчас был похож на быка, растравленного наглыми пикадорами. Он не боялся, но, в отличие от быка, цели не знал и не видел, а оттого горел изнутри сжигающим желудок бешенством.

– Чего ты хочешь? – процедил в трубку.

– Я?.. Да как бы и ничего совсем. Ежели только поесть? Я голоден.

– Дать тебе денег на сосиски?

– Давайте я к вам приду, мне час понадобится. А вы пока Верочку попросите приготовить что-нибудь. Я невзыскателен.

– Слушай, ты, не знаю, как тебя там!.. – мрачнел Иратов.

– Эжен. Меня зовут Эжен.

– Так вот, Эжен, Верочка не имеет отношения к нашим с тобой… – он хотел сказать «делам», но, отредактировав желания, произнес: – …проблемам. Пусть она остается там, где она есть, ты же можешь прийти ко мне!

– На квартиру?

– Именно.

– Кстати, Верочка имеет самое непосредственное отношение к нашим проблемам. – Он подчеркнул: – К нашим проблемам! Вы сейчас в бешенстве, но, поверьте, я не тореадор и не собираюсь вонзить в ваше сердце шпагу!

– Блядь! – выругался Иратов. – Приезжай, гаденыш!..

Когда позвонили, Арсений Андреевич, подходя к входной двери, уже вернул самообладание, сжимая крепкими пальцами именной пистолет «макаров». Желание убить незнакомца было столь сильным, что Иратов боялся сорваться и вместо выстрела в ногу пустить пулю гостю в лоб.

– Кто? – спросил.

– Это я, Эжен… Только прошу вас – уберите, пожалуйста, оружие. Оно способно нанести вред нам обоим.

Иратов поднял руку с пистолетом, собираясь ударить вошедшего рукояткой по голове, другой же щелкнул замком, впуская шантажиста.

Когда Арсений Андреевич увидел лицо вошедшего, то инстинктивно отпрянул назад. В проеме двери стоял он сам, но лет на тридцать моложе. Юноша в черных одеждах улыбался, был бледным и казался слабым. Арсений Андреевич опустил пистолет и спросил:

– Ты Светин сын?

– Чей сын?.. А-а, нет, конечно… Я, как вам сказать… вы только не серчайте… Может, мы в комнаты пройдем, я правда очень голоден.

– Иди за мной! – скомандовал Иратов, продолжая держать оружие стволом вверх.

– Ага…

Они прошли в кухню, Арсений Андреевич открыл дверцу громадного холодильник и разрешил:

– Пользуйся!

Эжен отломил треть французского батона, руками взял нарезанную буженину и принялся жадно есть. Он откусил от помидора, и томатные брызги украсили стену, а в кровавый подтек тотчас угодила муха, отчего-то проснувшаяся зимой. Он выпил бутылку можайского молока и интеллигентно выпустил в кулак проглоченный воздух.

– Ты не договорил, – напомнил Иратов, дождавшись, пока молодой человек наконец утер салфеткой рот.

– Да, конечно… – Эжен немного покашлял, прочищая горло. – Я не сын Светланы Ивановны… а, как бы вам сказать… Я плоть от плоти Андрея Иратова и Анны Рымниковой. Ваших родителей…

Иратову непреодолимо захотелось выстрелить. Костяшки пальцев побелели.

– Ты хочешь сказать, что мы братья?

– Да что вы, нет, конечно!

– Кто же ты? – терял самообладание Иратов.

– Я уже говорил… Разве вы не помните?

– Я застрелю тебя!

– Я – это вы! Что же здесь непонятного?

Арсений Андреевич подошел к молодому человеку и приставил дуло пистолета к его лбу:

– Говори, у тебя есть двадцать секунд!

– Несколько времени назад вы утеряли часть своего тела. Достаточно важную и при странных обстоятельствах…

– Кто тебе об этом сообщил? Сытин?

– Нет, Сытину сейчас не до вас, у него проблемы. И уберите, пожалуйста, оружие от моих мозгов.

Иратов приставил пистолет к сердцу Эжена, переживая, что все же это Верочка допустила утечку.

– Дальше! – приказал он.

– У вас сейчас зашкаливает давление!

– У тебя его вовсе не будет через мгновение!

– Почему вы такой бестолковый! – вспылил Эжен. – Я вам объясняю, что я – это вы, что часть тела, которую вы утеряли, – это я!

Иратов коротко ударил молодого человека рукояткой пистолета по голове, и тот по стене сполз на пол, пачкая кровью шелковые обои.

– Сволочь! – выругался Иратов, но Эжен его не слышал, пребывая в бессознательном состоянии.

Арсений Андреевич уселся в кресло и стал пристально смотреть на безмятежное бледное лицо пришедшего. Чувство злости прошло, и он мучительно пытался понять, что все это значит. Происходящее по меньшей мере казалось ему странным, несколько театральным и эксцентричным. Иратов попытался систематизировать информацию начиная с недавнего прошлого. Потеря детородного органа, Сытин, сапфир, биржевые потрясения, Верочка – все это сплелось в клубок бессмысленности, в которой ему чудился смысл!..

– Чушь какая! – проговорил вслух Иратов.

Он вновь и вновь всматривался в бледное лицо юноши и видел в нем себя времен первых валюток. Неожиданно он понял, кто это, поднялся, вытащил из холодильника бутылку минеральной воды и половину вылил на голову раненому. Эжен застонал, но почти сразу открыл глаза:

– Вы все же ударили меня!

– Тебе удалось меня достать.

– Просто вы не слышите, что вам говорят! – Молодой человек потрогал руками голову, а затем посмотрел на свои окровавленные пальцы. – Что ж вы так несоразмерно! Я вас ни о чем не просил, ничего злого не сделал, а вы бьете меня железом по голове…

– Ты сын Воронцовой?

– Да что вы в самом деле! У вас рациональные мозги. Мне едва восемнадцать, а Алевтину убили в восемьдесят четвертом. Стало быть, мне, если я сын Воронцовой, сейчас не меньше тридцати пяти лет… Похоже?

– Нет, – признался Иратов, кинув гостю кухонное полотенце. – Утрись!

Молодой человек, приводя себя в порядок, предложил отложить этот разговор, коли он так плохо происходит:

– Давайте встретимся во второй половине дня, когда все успокоятся?

Арсений Андреевич прикидывал, какие опасности его могут ожидать, если этот молодой человек раскроет такую информацию о нем. Но, собственно, что мы имеем? Ну скажет он, что у меня отсутствует половой орган, – кто же ему поверит? Информация о Залетине? Никакое следствие не сможет связать убийство какого-то мелкого рецидивиста на зоне с ним, почтенным гражданином своей страны. Потеря денег? Вообще никого не парит. Нет, никаких рисков он не видел.