– Бог с вами, – согласился старшина. – Скорую вызову, а вы его пока в обезьянник определите. И сгоните там с нар таджиков на пол. Малого вместо черных положите. Только голову приподнимите.
– Без базара! – согласился наряд.
Через два часа прибыла скорая, констатировавшая у молодого человека травму черепа. Эжена тотчас погрузили на носилки, затем в реанимобиль и под завывание сирен доставили в 1-ю Градскую. В приемном покое молодого человека переместили на каталку, откатили на второй этаж и оставили в очереди на МРТ. Еще через два часа мозг Эжена отсканировали, не найдя ничего критичного, лишь легкое сотрясение, и то под вопросом.
– А чего он без сознания? – спросила ассистентка врача.
– Возьми нашатырь и сунь ему под нос.
Ассистентка Лиля Золотова работала в травме лишь третий месяц, а уже такого насмотрелась, чего в фильмах ужасов не увидишь. На прошлой неделе тетку привезли с пельменного завода. Она попала на лопасти громадной мясорубки, вращающиеся с огромной скоростью. В больницу доставили кровавый кусок мяса с открытыми глазами. Все кости были перемолоты, голова смята, будто катком по ней проехали, грудная клетка вскрыта, а в ней обнаженное сердце, прекрасное и бьется ритмично, как у здорового человека. Врачи молча исполняли свои обязанности, что-то вкалывали шприцами в фарш, шили артерии и вены, дренажировали кровь отсосом – в общем, работали до конца. Мозговой активности – ноль, собственно говоря, там и мозга-то не было, лишь серая кашица, а люди работают уже два часа. И сердце пострадавшей стучит так же ритмично – 60 ударов в минуту. А давление измерить возможности нет, так как и ноги и руки отсутствуют. Они вновь и вновь шили, все так же молча, – и так семь часов кряду. Наконец необъяснимое подошло к концу: красивое сердце, похожее на тюльпан, затрепыхалось, изменило цвет с красного на лиловый – и остановилось. Его пытались реанимировать разрядами электричества, но все тщетно. Хирург объявил время смерти, и только после этого операционная впервые за время своего существования услышала такое великолепие хорового исполнения матерных ругательств. Семь часов хирурги делали напрасную работу, абсолютно точно понимая, что сделать ничего невозможно. Но сердце-то билось зачем-то!..
Хирург сообщил мужу о смерти жены, тот расплакался, но не от жалости к себе, а от сострадания к четырем осиротевшим дочерям в возрасте от пяти до четырнадцати лет:
– Как же они без матери?!
Вот для чего билось сердце – для детей, понял хирург и отправился на празднование дня рождения пухленькой ординаторши из третьего отделения.
Ассистентка Лиля подошла к пациенту и сунула к его носу ватку, обильно политую нашатырем. Молодой человек дернул ноздрями, затем, искривившись лицом, открыл глаза и оттолкнул Лилину руку.
– Вы меня слышите? – справилась она у больного, заглядывая ему в самые зрачки.
– Слышу, – слабым голосом подтвердил Эжен, вращая глазами, пытаясь понять, где он.
– Вы в больнице, – успокаивала Лиля. – Вас ударили чем-то тяжелым по голове. Вы понимаете меня? – Он кивнул. – Но с вами все будет хорошо! К счастью, тяжелых травм нет!
А через мгновение Лиля рассмотрела пациента, его необыкновенную красоту лица с большими глазищами, которые притягивали черными космическими дырами, где пропадает все и вся без разбора. И Лилю притянул к себе загадочный космос. Девушка мгновенно ощутила прилив любовной химии и, будь она одна в помещении, непременно бы поцеловала юношу в самые губы – или укусила бы… Превратившись в нежность, она объявила, что сама отвезет пациента в палату и передаст его заведующему профильного отделения.
Ассистентка вкатила каталку в грузовой лифт и нажала кнопку.
– Ты так добра, – поблагодарил Эжен.
Лиля почувствовала необыкновенный аромат его дыхания – немного похожий на ладан, но с примешанными к нему иными, сводящими с ума компонентами. Она сама чуть было не лишилась чувств, но удержалась.
– Так вот сразу и на «ты»? – Молодая женщина хотела сложить обиженные губки гузкой, наморщить лобик, но не смогла, а вместо этого заулыбалась и позволила: – Можно и на «ты»! И как же тебя зовут, загадочный мальчик?
– Эжен.
– А я Лиля.
Он смог самостоятельно перебраться с каталки на кровать, снять черные одежды и переодеться в больничную пижаму, а Лиля, присев на краешек матраса, ободрила молодого человека, пообещав, что силы скоро вернутся, а она будет его навещать.
– Ты ведь не против?
– А можно попросить что-нибудь поесть? Или чаю?
– Конечно. Сейчас!
Девушка деловым шагом вышла из палаты и поговорила с дежурным ординатором Петей Савушкиным тет-а-тет. Она училась с ним в меде, он даже пытался ухаживать за ней, но как-то не случилось, а потом будущий психоневролог, окрутив Петю, женила его на себе, после чего он стал смахивать на пациента психиатрической больницы.
– Петя, – строго наказывала Лиля, – его нужно покормить!
– Ужин в семь, – отозвался в заложенный нос Савушкин.
– Еду я скоро принесу. Ты, пожалуйста, следи за ним!
– А что он, особенный? И что ты командуешь здесь?
– Особенный!
– Особенней, чем я? – Петя сделал разочарованные глаза и чихнул.
– Для меня – да. А ты женат на психиаторше. И надень маску, у тебя полное отделение!
– Эти сволочи меня и заразили!
– Петя, ты меня понял? Последи за ним, родненький!
– Родственник? – смягчился Савушкин от слова «родненький».
– Ага… Я побежала?
– Беги, Золотова, беги!
Ассистентка юркнула к лестнице, а Петя Савушкин, вспомнив свою жену и сравнив ее с однокурсницей, грустно вздохнул и поплелся глядеть на Лилькиного родственника.
Постояв в дверях палаты, окинув контингент суровым взглядом, кашлянул грозно, чтобы знали – главный здесь, и лишь потом степенно проследовал к кровати только что поступившего пациента:
– Ну-с, как у нас дела?
От этого «ну-с» Савушкина самого передернуло. Ведь не чеховские времена! А впрочем, лицо Лилькиного протеже, бледное, с чахоточным блеском в глазах, как раз казалось выловленным из тех времен.
– Немного голова болит, – признался Эжен.
– Травм особых нет, – успокоил Петя. – Вот эта таблеточка вам поможет, а пока давайте заполним приемный лист. – Ваша фамилия?
Молодой человек задумался, напрягся, сморщив лоб, и у него опять пошла носом кровь. Врач достал из кармана кусок чистой марли и, промокнув ею кровь, велел запрокинуть голову.
– Повторите вопрос, – попросил Эжен.
– Напрягаться не надо, вопросы отложим, а сейчас давление померим. – Савушкин включил аппарат и затянул на предплечье манжету.
– Меня зовут Эжен, – назвался пациент.
– Сейчас помолчите… Дышите спокойно, расслабьтесь!.. – быстро нагнал резиновой грушей воздуху, приставил стетоскоп и послушал ритм пульса. – Ну, все вроде нормально, сто двадцать на восемьдесят. Пульс учащенный только. А кровь от дистонии. Фрукты едите?
– Нет…
– Мясо, сыры?
– Нет.
– Что же тогда?
Эжен подумал недолго и ответил:
– Картошку… И молоко…
– Студент, что ли?
– Студент.
– Ха! – обрадовался Савушкин. – И я был студентом! И тоже бедным. Но, как говорится, бедность не порок! Лилька тебя подкормит. Эх, как она вкусно готовит, – мечтательно сказал Петя. – Какие котлетки, рулетики, пирожки! Зачем в мед пошла! Лучше бы дома сидела и мужа радовала.
Пациент от кулинарного повествования заметно побледнел и чуть было опять не отправился в обморок. Но здесь как раз вернулась Лилька с сумкой, отослала Савушкина за ненадобностью в ординаторскую и, раскладывая на тумбочке завернутую в фольгу еду, приговаривала:
– Вот, на здоровье!
Эжен ел с такой скоростью, будто от этого зависела жизнь его. Откусив от котлеты половину, одобрительно кивая в сторону Лильки, он коротко жевал и глотал. Затем принялся за хваленные Савушкиным пирожки с яйцом и гусиными шкварками, а салатики разные, с тончайшим вкусом приготовленные, проскочили в желудок молниеносно.