– Чего того?

– Ну, помер… Три недели не выходил из дому! Я уж к замочной скважине принюхивался, со слесарем Георгадзе договорился вскрывать дверь.

– Надо милицию вызывать в таких случаях, а не вскрывать чужие двери! – зарычал я. – У меня в квартире ничего ценного нет! И нечего лезть к посторонним! Ты что, брат мне?

– Дай рублей пятьдесят, – взмолился сосед Иванов. – Не похмелюсь – на преступление пойду! Зинку-ларечницу грабану!

– Да хоть Сбербанк! Денег нет, я безработный!

Сосед Иванов что-то тараторил вслед, но я уже поднимался по лестнице, взволнованный одной мыслью. Вдруг повезет? Ведь не может это продолжаться вечно!

Сев на стул, я поставил на колени проводной телефон и долго смотрел на него…

Я не решался звонить по мобильной трубке, а этот старый черный дисковый аппарат внушал мне оптимистические надежды. Набрал все известные комбинации номеров. На другом конце трубку не поднимали, а я все слушал и слушал ноту гудка. До-диез, на две четверти… Я даже повыл в унисон… Прождал у телефона несколько часов, а потом учуял тянущийся в открытую форточку запах пожара.

Выглянув в окно и рассмотрев горящую за рядом старых тополей продуктовую палатку, я тотчас понял, что сосед Иванов все же грабанул Зинку-ларечницу. Да, подумал, у этого вечно похмельного человека слово с делом не расходится. Послышался вой пожарных сирен. Но мне было уже неинтересно. Насущные дела ждали безотлагательно. Выпотрошив в пакет мусорное ведро, я вышел из дому и… На привычном месте сидел удовлетворенный сосед Иванов. Рядом с ним на скамейке расположилась початая упаковка баночного пива. Три пустые смятые жестянки валялись в грязи. Выбросил в контейнер мусор…

– Зинка-то жива? – поинтересовался.

– А что с ней станется! – улыбнулся сосед Иванов. – Орала только очень. Надо было и ее заодно сжечь!

– Она же сдаст тебя!

– Да и хер с ней!.. А ты чего так волнуешься? Брат ты мне, что ли? Передачи станешь носить?

И правда, подумал я, какого хрена я с этим дураком веду постоянные диалоги. У меня своих неотлагательных дел множество… Я вернулся в квартиру Извековой. Старуха лежала на ковре. А куда она могла деться… Порывшись в секретере и открыв ключиком нужный ящичек, я выудил из него бумаги, среди которых была дарственная на квартиру – естественно, на меня, – нашел в обложке паспорт актрисы и пластиковую карту крупного банка. На обратной ее стороне заботливо была приклеена бумажка с цифрами кода. Все найденное я положил в нагрудный карман пиджака и вызвал участкового. Все по закону!.. Пока ждал участкового, попытался все-таки разгрызть зефир, но даже моим крепким зубам это было не под силу.

Участковый прибыл довольно скоро. Войдя в комнату, он лишь чуть наклонил голову к мертвому телу и спросил:

– Вы ее на ковер определили?

– Так точно! – отрапортовал я. – Санитары из труповозки всегда недовольны, когда обнаруживают мертвых в сидячем положении.

– Откуда опыт? – поинтересовался участковый. Полицейский выглядел усталым, но обязанностями не манкировал, осматривал квартиру тщательно.

– Нынче при жизни такой почти у всех имеется похоронный опыт!

– И то верно… Паспорт ее где?

– Так у меня, – я достал документ и протянул участковому.

– Ого! – в голосе полицейского зазвучал интерес. – Сто три года!

– Да… Живут же люди – больше века! А многие до пенсии еле дотягивают, а то и вовсе… Платишь государству налог, а потом за год до трудовой пенсии протянешь ноги и денежки государство себе захапает!

– Мне до пенсии далеко. Хотя дядька мой именно в пятьдесят девять помер.

– От какой такой болезни, позвольте поинтересоваться?

– Не от болезни. Надорвался… У него там на заводе огромный станок сорвало с фундамента, и заскользила железяка по разгильдяйски брошенным трубам. Так дядька три тонны держал целых десять минут, пока помощь не пришла.

– Зачем же?

– Добро спасал…

– Чье?

– Вот и я его перед смертью спрашивал: мол, дядь Вить, на какой хер? Это же не государственное предприятие, а преступно-олигархическое! Ты чего – добро капиталистическое пожалел? А он мне в ответ: не знаю, мол, на какой хер, как-то само получилось… И помер. А вы кем бабушке приходились?

– Племянником меня считала…

– Документики, – попросил. – Данные ваши перепишу.

Поговорили еще о разном социальном и обсудили скандальную телевизионную программу. Нормальный собеседник этот участковый!

Дверной звонок оповестил нас о прибытии труповозки. Приехавшие на вызов ребята угрюмо оглядывали пейзаж.

– Давайте бумаги! – приказал полицейский. – Я распишусь. Заполните сами… – и ко мне обернулся: – Завтра справку о смерти получите, если никакого криминала.

– Какой уж тут криминал!

Участковый крепко пожал мою руку и отбыл по служебным надобностям.

Угрюмые парни уложили Извекову на носилки и понесли по лестнице ногами вперед.

– Я поеду с вами, – твердо сказал я, когда носилки затолкали внутрь старой «газели».

Работники морга пожали плечами. Им было все равно. Даже денег не попросили.

В машине трясло.

– Старуха-то давно померла, – констатировал работник, который пошире в плечах. – Замумифицировалась!

– Мумифицировалась, – поправил я.

– Что?

– Все хорошо, – успокоил.

– Как Ленин, – заявил второй, поуже в плечах. – Ленин тоже мумия.

– Его забальзамировали, – уточнил. – А тетушка моя жизнь праведную прожила, вот и не разложилась после кончины.

– Я точно разложусь, – проговорил тот, который пошире.

– И я, – кивнул тот, что поуже.

После такого утверждения санитары уставились на меня.

– Я не знаю, – замялся. – Впрочем, почему не знаю – тоже загнию через час, как вы. – Мне не хотелось расстраивать работников морга.

Так и случилась наша компания – сбившись на общем понимании важных вещей. Который пошире достал из кармана униформы бутылку водки, а тот, что поуже, – пластиковые стаканы. Быстро разлили.

– За нас!

– За нас!

Ну, и я повторил этот тост. Выпили не закусывая. Санитары наклонились над старухой и, глубоко вдохнув, занюхали водку. Я воздержался…

Прибыли в морг 36-й больницы. На стук в металлическую дверь санитарам открыла женщина лет сорока, с крупной головой в маленькой медицинской шапочке. Бросила короткий взгляд и скомандовала:

– Бумаги!

Санитары передали судмедэксперту документы, а тот, что пошире, спросил:

– Нина, ты не в духе?

– Это ты, Жора, не в духе! – ответила работница морга. – От вас водярой несет, такой духан, а у меня работы полно! Давайте тащите на восьмой стол.

Санитары занесли носилки внутрь, я семенил рядом.

– Нина… – обратился к судмедэксперту. – Как вас по батюшке величать?

– Соломоновна, – ответила суровая женщина.

– Достойное имя подарено было вашему батюшке!

– Вам дальше не положено! – Она достала из кармана банку с кока-колой, ловко вскрыла и выпила шипящий напиток до дна. Рыгнула в ладонь…

– Видите ли, – попробовал объяснить я, – воля покойной такова, чтобы я, и только я, подготовил ее тело в последний путь. Только мне доверяла…

– А вы кто?

– Я?.. Я в некотором смысле гример… Это актриса Извекова, если помните такую…

– Не помню. Мне все равно, кто ее будет снаряжать. Только извольте явиться послезавтра часов в семь утра. До этого времени я успею обследовать тело.

– Можно ли не вскрывать? – попросил я. – Бабушке сто три года! Естественные, так сказать, причины…

– Проведу визуальный осмотр, если не будет необходимости, резать не стану.

– Спасибо, – обрадовался я.

– Извекова… Нет, не помню… До свидания.

Я откланялся и первым делом отправился к ближайшему банкомату и снял достаточно денег. Поймав попутную машину, попросил отвезти на улицу Герцена.

– Дорога покажещь – пятьсот!

– Дорого! За навигацию сотню скинь.

– Садись, навигатор!

В машине плохо пахло, двигалась она по дороге как-то боком, а водитель, узбек или таджик, бодро вторил своей национальной песне… Доехали, слава Всевышнему, живыми. Я расплатился пятисотрублевой бумажкой и услышал привычное: