Оканчивал Иратов МАРХИ, собираясь стать архитектором и построить что-нибудь стоящее в Москве, ну и, конечно, в мире, как молодой японец Кензо Танге. Грезил стать новым Иофаном для столицы… Но на четвертом курсе втянулся в спекуляцию инвалютными чеками, которыми можно было отовариваться в спецмагазинах, торгующих одеждой и техникой западного производства. В этой трудной и опасной деятельности молодой Иратов преуспел изрядно. Одеваясь как пижон, он с утра появлялся возле валютных магазинов и покупал за рубли американские доллары, немецкие марки и французские франки. Копил, решив во что бы то ни стало покинуть СССР и стать архитектором мирового уровня. Черт с ним, с Иофаном. У него не было серьезных политических мотивов, только мощное желание создавать красивое, жить в этом красивом, и было оно столь страстным, что побеждало страх перед тюрьмой. Он очень хорошо понимал, что рискует свободой, почти под расстрельной статьей ходит. Но не боялся. Пан или пропал!

К нему хорошо относились даже гэбэшники. Постоянно улыбающийся красавец знал имена жен сотрудников, их детей и надобности. Духи, детская одежда, продукты шведские к праздникам… Собственно, полезен был в хозяйственной нужде.

Отдел, курирующий район Тишинки, возглавляла капитан КГБ Алевтина Воронцова, которая как-то самолично арестовала студента Иратова возле продуктовой «Березки», думала посадить, но была покорена его демонической красотой уже на первом допросе. Парень страха не выказывал и словно просился в ее постель. Во всяком случае, ей так казалось.

«Чего такую красоту на зоне гробить? – рассудила женщина. – Пусть трудится на благо Родины!»

И Иратов трудился, пахал трактором на большом, дородном капитанском теле. Одинокая Алевтина почти влюбилась в молодого валютчика, но сей интимный порыв сдержала, призвав в помощь офицерскую закалку.

– Тысячу долларов в месяц приносить будешь, – поставила условие Воронцова.

– Так это ж… – Иратов хотел выругаться, но, сдержавшись, попытался объяснить, что на эти бабки трудовой человек может жить полтора года.

– Так ты не трудовой! – удивилась Алевтина. – На тебе вон джинсы за двести рублей, пуловер, еще перчатки зачем-то носишь посреди лета! Что за фасон?

– Они для вождения мотоцикла!

– У тебя что, мотоцикл есть? – Алевтина отхлебывала из бокала коньяк «Мартель», закусывала лимонной долькой и пускала в казенную чешскую люстру конспиративной квартиры струю дыма от сигарет «Кэмел». – А сапоги ковбойские, – продолжала перечислять Воронцова. – А? Рублей на восемьсот одет, а про трудового человека вспомнил!.. Пойдем-ка в постель, трудовой ты мой…

Иратов впервые в жизни так разозлился.

– Либо косарь, – поставил условие, – либо постель!

Алевтина заржала, как конь, вся ее дородность колыхалась, она еще и кашляла при всем сипло, отравленная никотином.

– Молодец! Ой, не могу!!! Ну, бля, ты дал!!! Во, молодежь!!! – И вдруг, в мгновение став серьезной, окаменев крупными чертами лица, тихо произнесла: – Две тысячи и два раза в неделю на квартире!

Бледный, злой, он сидел, глядя в глаза Алевтине – сурово и неотрывно. Капитан Воронцова взгляд студента выдержала легко, думая при этом, что из парня можно было бы сделать хорошего офицера. Хватка есть, чистый английский плюс внешние данные – такие дела можно закрутить!

Капитан Алевтина Воронцова в этот момент твердо решила завербовать черноглазого любовника. Плотским утехам не помеха… Институт скоро окончит, там два года школа – и младший лейтенант. Если нелегалом упорхнет, то и ей, Воронцовой, повышение. Главное – не торопиться…

– Согласен!

– Что? – сначала не поняла вербовщица, продолжая оценивать перспективы Иратова.

– Два косаря в месяц и два пистона в неделю! Только не забывай, что я учусь. У меня пять баллов по современной архитектуре!

– Молодец! Достойно!

– Свободный доступ в Шереметьево, чтоб там ваши не щипали меня! Понимаю, что не твой район, но ты договоришься… И доступ в дьюти-фри!

– Обнаглел? – Алевтина от удивления развела полными руками, словно пингвин хотел взлететь. – Страх потерял?! – Впрочем, она была готова на сделку, так, для виду показывала грозность. Прежде чем ответить, до фильтра выкурила новую сигарету, нажала клавишу японского магнитофона и под Высоцкого согласилась. – Я поля влюбленным постелю-у-у-у… – Кивнула тяжелой головой: – Согласна. – Сложив мясистые губы куриной гузкой, чмокнула ими воздух: – Ну что, зарядился, трудовой? Давай в кровать! Работать на Родину! – и пошла гиппопотамом к двуспальному дивану. – Пусть поют во сне и наяву-у-у!

– Сегодняшний пистон ты получила! В пятницу второй! Деньги будут завтра!

Иратов надел вельветовый пиджак и быстро вышел вон.

– Ты куда, сучонок?! – опомнилась Воронцова, рванулась к двери, чуть не грохнулась, устояла, выбежала на лестницу, но ее креатура в мотоциклетных перчатках уже заворачивал за угол дома…

Ни он, ни Алевтина условий не нарушали. Студент исправно приносил валюту и стрелял в цель так же пунктуально, как и в начале сделки. Его допустили до дьюти-фри, и скоро уже весь МАРХИ одевался у Иратова. За год молодой человек заработал такое количество денег, что по советским меркам хватило бы на всю жизнь. Вместе с тем Арсений каким-то мистическим образом находил время для учебы и готовил преддипломный проект… Одновременно он обзаводился связями в теневом бизнесе, где торговали металлами и приличными камнями. В бумаге деньги слабые – уже тогда понимал Иратов.

Алевтина тем временем быстро старела, оплывала, становясь похожей на городового из Салтыкова-Щедрина. Ожиревшее сердце превращалось в жадную до денег мышцу, а большое тело все больше жаждало плотских утех. Но мозг офицерши был по-прежнему ясен, а мысль остра.

Как-то на конспиративной квартире, уже после принятия ежемесячных даров, Алевтина вдруг заговорила простецким языком, будто бабушкой Иратова была.

– Ну что, Арсюха, – начала, – как думаешь, какой подарочек я тебе заготовила?

– Не знаю, – недобро отвечал валютчик. – Мне твой подарок, поди, в миллион влетит! Не люблю подарков.

– А вот и нет, милок! – Капитан Воронцова игриво придвинулась ближе. – От налога я тебя освобождаю. – Иратов поглядел на Алевтину с подозрением. – Я вот что тебе предлагаю… Да, собственно, ничего особенного не предлагаю – новую жизнь! – и заржала, как лошадь.

– С тобой?

– Там видно будет, не в этом цимес, как говорит Жанис.

– Кто это?

– Латыш, по моему ведомству проходит. Такой же трудяга, как ты, под расстрельной статьей. Но не такой красивый и любвеобильный! – И опять в голос засмеялась, точно выпь.

– Так в чем этот цимес?

Алевтина окинула Иратова суровым офицерским взглядом и выдала деловое предложение:

– Ты парень с головой, мыслишь сложными схемами!..

Иратов подумал, что его точно расстреляют. Перебивая ее, спасая жизнь, он предложил:

– Давай все по-старому. Могу денег прибавить! Сколько нужно?

– Да не бойся! Ты ж не трус. Да и ни в какое болото я тебя не тяну!

– Что же тогда?

И Алевтина поведала, чего ждет от него, молодого, перспективного, оканчивающего институт, в совершенстве владеющего иностранным языком…

– Получишь лейтенанта, станешь сам контролировать ситуацию по жизни! – Капитанша вытащила из кармана форменной рубашки красное удостоверение и поинтересовалась: – Знаешь, что это?

– Ксива ваша гэбэшная!

– А знаешь ли ты, что эта ксива на всей территории СССР, даже в этой еб… ной Прибалтике, все двери открывает?

– Подозреваю, – ответил Иратов, поняв, к чему разговор пришел. Совершенно не ожидал. Всего что угодно, но только не вербовки. – Но я архитектором хочу! Я учился… Аля, блядь, ты совсем охуела!..

– Сейчас ты валютчик! – разозлилась Алевтина. – А архитектор даже преотличное прикрытие!

– Да это западло – на гэбуху трудиться! Я Солженицына читаю, Эфраима Севелу в самиздате! Я антисоветчик и спекулянт-валютчик, подрывник экономического потенциала страны, но не офицер КГБ!