предписание (фр.)

Ниже отметки… (англ.)

Западные ген.−губернаторы постоянно стремились но только к относительной самостоятельности, но к полной независимости от Министерства. Только по представлениям о наградах, и то только в случае невозможности воспользоваться для прямого исходатанствования их приездом государя или в случае его несогласия немедленно удовлетворять такие ходатайства, ген.−губернаторы признавали министров высшею в отношении к себе инстанциею. То же стремление отличало и столичных ген.−губернаторов, но мотивы или исходные побуждения были другие В столицах главные начальники имели преувеличенное понятие о своем призвании и личном значении. В Западных губерниях они считали полное самовластие коренным условием исполнения возложенных на них обязанностей. Они воображали, что спасение если не всей России, то по крайней мере общих государственных интересов ее во вверенном им крае постоянно и исключительно зависело от них одних, от их соображений, их изобретательности в отношении к способам действия и их полновластных распоряжений. Их не останавливал и даже не заботил простой вопрос, каким образом можно было при таком просторе и таком значении ген.−губернаторской власти не только согласовать и приводить в систему действия двух друг за другом следующих ген.−губернаторов, но и согласовать действия двух ген.−губернаторов современных, из которых один полновластвовал в Киеве, а другой в Вильно? Каждый из них мог иметь свой взгляд, изобретать свои средства, применять к делу свою систему. Министерство внутренних дел более всех других страдало от этих превратных понятий и от их разнообразных последствий. Отношения к гон. – губернаторам были щекотливы, натянуты, часто неприятны. Нравственная ответственность за общие мероприятия на местах ложилась на министра, но от него большею частью но зависело допущение или недопущение этих мероприятия. Он был, по необходимости, представителем главных местных начальников в высших правительственных коллегиях, но он часто не мог быть там представителем их мнений. Между тем его разномыслие с ними казалось в этих коллегиях как будто безосновательною и безответственною операцией. Ему возражали, что подробности и даже существенные условия дела ближе видны на местах: ему противопоставляли ближайшую прямую, хотя на деле всегда мнимую, ответственность ген.−губернаторов: ему твердили, что в трудные времена нужны самостоятельные и сильные местные власти, как будто самостоятельность, сила и произвол тождественные понятия и сила может проявляться не иначе, как в неправильных и непоследовательных формах. Вся эта неурядица проистекала преимущественно от двух обстоятельств: от тех прямых, личных отношений, г. которые ген.−губернаторы были поставлены к государю их военным званием и его личным их выбором; и от той самой мысли о необходимости соединения в одних руках военной и гражданской властей, которая была проведена ген.−ад. Милютиным, я от которой до сих пор государь император не соглашается отступать. Пример западных ген.−губернаторов действовал и на других, хотя они вообще более соблюдали установленные законом отношения к министрам и менее обнаруживали неуместных притязаний на создание государства в государстве. Таким образом, во все продолжение моего семилетнего управления Министерством внутренних дел его законное и правильное влияние постоянно парализовалось действиями подведомых ему главных местных начальств, и вместо того, чтобы иметь возможность настоять на соблюдении ген.−губернаторами моих указаний, я только мог иногда воспрепятствовать им исполнять их собственную волю.

Министерство внутренних дел, соприкасаясь с предметами ведомства всех других министерств, вообще встречает у нас постоянные и самые разнообразные затруднения при исполнении лежащих на нем обязанностей. Оно имеет такие обязанности и считается ответственным по взысканию государственных податей, по отправлению воинских повинностей, по охранению полицейского порядка и общественной безопасности и по множеству других предметов правительственной деятельности, но которым другие министерства в то же самое время признают себя полными хозяевами вверенных им отдельных частей п весьма мало озабочиваются соблюдением условий, без которых содействие Министерства внутренних дел им не может быть оказываемо, или по крайней мере не может быть оказываемо с надлежащим успехом. Даже по частным, в существе простым и сомнению не подлежащим вопросам я иногда должен был употреблять особого рода приемы и некоторую настойчивость, чтобы достигнуть некоторых результатов. Таким образом, в прежнее время не сообщалось во всеобщее сведение никаких известий о высочайших путешествиях, кроме сухого перечня часов выезда и приезда и произведенных тем или другим полком, батальоном или батареей смотров или учений. Я исходатайствовал разрешение сообщать и другие сведения, печатать слова, где-либо с особой целью произнесенные государем, оглашать имена губернаторов и предводителей, удостоенных им аудиенции, и т. п. Но все это, особливо сначала, возбуждало разные сомнения и недоумения. Прилагаю в виде пояснительных образчиков переписки, в это время происходившей между кн. Долгоруковым и мною, выписки из трех его писем. (Карлсбад, 10/22 июпя 1868). См. т. I, лл. 61 об. – 64.

Красивая фигура, но сомнительный персонаж (фр.)

Командирование г. Жеребцова в мое распоряжение осталось безрезультатным. Оно было одной из частных моих попыток организовать правительственную или, по крайней мере, так называемую «инспирированную», или «инспирируемую» прессу. С одной стороны, почти всегда оказывалось, что «инспирации» было недостаточно. Надлежало самому редактировать или переделывать редакцию. С другой стороны, отсутствие согласия между министрами делало самую «инспирацию» весьма затруднительной.

Дело московских студентов Заичневского и Аргиропуло с сотоварищами относилось до разных противоправительственных замыслов тогдашней молодежи, до пропаганды вредных политических и общественных теорий и т. п. Оно получило судебный ход и с этою целию передавалось нз жандармского управления в Министерство внутренних дел. Впрочем, справок о том под рукою не имею. (Карлсбад, 10/22 июня 1868). См. т. I, л. 64.

в массе и в галопе (фр.)

домашние аресты и обыски продолжаются (фр.)

желаемый (ит.)

объединиться в империю и царство, как это было однажды объединено с одним только королевством; иметь полную свободу совести, в вышестоящий суд и университет в Вильно, право на образование и судопроизводство на их языке и возможность выражать свои пожелания (фр.)

доверенным лицом (ит.)

Знамение времени (лат.)

Сенатор Капгер должен был ревизовать Калужскую губернию. Я избрал этот способ при явном предубеждении вол. кн. в пользу губернатора Арцимовича для наложения узды на его действия по крестьянскому делу. Сенатор Капгер был выбран по рекомендации фельдмаршала кн. Барятинского. Результат но соответствовал моим ожиданиям. Губернатор был умнее сенатора и при содействии двух пружин, жажды популярности и некоторой веры в силу вел. князя и Главного комитета, обернул ген. Капгера кругом пальцев. Единственным полезным последствием было то, что Капгер s'est coule (Сам себя потопил (фр.)) и что с тех пор он не всплывал.

Собещанскому (чиновнику особых поручений при мне) было поручено дело студентов в Москве. И он попытался лавировать и с тех пор был мало употребляем. (Карлсбад, 13/25 июня 1868). См. т. I. лл. 66 об. – 67.

Этот самый гр. Старжинский играл в событиях 1863 г. весьма предосудительную роль, был судим и приговорен к смерти (чего, впрочем, он не заслуживал и к чему не был бы приговорен, если бы в муравьевскую эпоху не преследовались особо все поляки, имевшие личные со мною сношения), потом сослан под надзор полиции в Воронеж (частью во внимание к заграничным ходатайствам, частью потому, что сам Муравьев едва бы решился конфирмовать смертный приговор), наконец, возвращен оттуда с дозволением жительствовать в Царстве Польском. Но до этих событий он еще играл довольно видную роль в Москве в конце 1862 г. во время съезда предводителей из разных губернии по случаю пребывания в Москве государя и императрицы. Тогда им была представлена государю записка, копия с которой имеется в моих бумагах и которая по своему содержанию близко подходит к письму гр. Старжинского ко мне, бывшему поводом к его вызову в Петербург в сентябре 1861 года. Упоминаю об этом здесь потому, что подача такой записки в 1862 году характеризует взгляды на польский и западный вопросы, долго сохранявшиеся в высшей правительственной сфере. Гр. Старжинский прежде служил на Кавказе и носил серебряный Георгиевский крест. Он мне был рекомендован г. Калерджи как человек дельный и умеренный. Его мечтой было, кажется, сделаться литовским вело-польским. (Карлсбад, 15/27 июня 1868). См. т. I, лл. 67 об. – 68.

недвусмысленно (фр.)