Но ему не повезло: рано женился. Девушка, с которой он встречался, однажды сказала, что у них будет маленький, и что делать?

Виктор посоветовался с матерью. С другой стороны, а что с ней советоваться — взрослый человек, два года держал в руках автомат, и что она скажет? Порядочные люди выполняют свой долг. Бегать от собственных детей — последнее дело.

Женившись, Виктор отселился от матери. Там такое дело. Семья жила в деревянном домике в Шанхае, и на этом месте готовились строить новый микрорайон. И нам, если пропишешься у нас, дадут трехкомнатную квартиру. Что удивительно — и не обманули, и дали. Именно что трехкомнатную.

Да, но в новой семье Виктора поджидала большая беда. Хотя как сказать: на той земле, которую мы покуда топчем, это даже и не беда, а привычное дело. Там был пьющий тесть. Он каждый вечер засиживал бутылочку. Но что удивительно: это не мешало ему быть толковым, видать, слесарем на автобазе.

Витя начал помаленьку к тестю прибиваться, а когда молодая мама перестала кормить дочку собственным молоком и перешла на молоко казенное, она тоже стала присаживаться к столу. То есть в этой семье не пили лишь теща и малютка по имени Света.

Вскоре после переезда умерла теща. У нее прыгало давление (видать, от мужнего питья), и парализация была такая, что сознание покинуло ее сперва на два дня, а потом уж и навсегда.

И если теща хоть как-то сдерживала мужчин и присоседившуюся к ним дочь, то после ее смерти преград уже не было.

Пили они основательно, и, конечно же, с оргвыводами для их жизни. Сперва Виктора турнули с такси, он малость порулил на других машинах, но нигде не задерживался, это и понятно, сколько-то повертелся на внутренних работах в автопарке (тесть устроил), а потом уж перебивался случайными заработками. По виду был бомж. Правда, напомним, с жилплощадью.

Жена его проходила примерно такой же путь. Была воспитательницей в детском саду, потом санитарочкой, потом ее тоже турнули и тоже на случайные заработки.

Первым сбежал тесть Виктора. Видать, сообразил, что он единственный, кто работает постоянно и на постоянном же месте, и он не нанимался кормить эту ораву, и уж лучше я поживу подальше от этих пьянчужек. Настоял на размене. Ему досталась маленькая комнатеха в коммуналке, а им тоже маленькая, но двухкомнатная квартира (где растет, будем помнить об этом постоянно, девочка Света).

Через сколько-то лет сбежал от жены Виктор. Однажды Елена Васильевна как-то очень уж окончательно сказала сыну: надоело тебя ругать, это бесполезно, в таком вот состоянии ты мне не сын, и покуда не вернешь себе человеческий облик и внешность, знать тебя не желаю.

Да, и это всем известно, женщины в пьянке сходят с круга очень резво и без возврата. Вряд ли слова матери на Виктора так уж подействовали, но, видать, он не вполне еще с круга сошел, и где-нибудь в затылке вертелось соображение, что в паре со спившейся женой он обязательно с круга именно что сойдет и подохнет если не под забором, то в каком-нибудь чужом подъезде.

Он развелся с женой и сбежал в город к какой-то, пожалуй, тетке. И больше сына Елена Васильевна не видела.

Надеется, если б завязал с питьем, навестил бы старую мать, вот, мол, какой я нынче трезвенький, буквально что стеклышко в космическом аппарате. Также надеется, что сын жив. В противном случае его провожали бы в последний путь по месту прописки, а не по месту жительства, и Елена Васильевна об этом бы узнала.

Невестку она видела в последний раз лет пять назад. Грязная, пьяная, в обнимку с тоже пьяной и грязной, будем прямо говорить, тварью. Жива сейчас, нет, бомжиха, нет, сказать невозможно.

Это, значит, старший сын Виктор.

А теперь дочка Вера. Ну, тут все более-менее нормально. Закончила химический институт, на работу поступила тоже в химический институт, но не для студентов, а для науки, вышла замуж за молодого научного сотрудника этого же института, родила сына Федю, а через два года Колю, тоже сына.

И некоторое время все они жили вместе, в смысле — у Елены Васильевны. Да, а бабушкой Елена Васильевна была, видать, не такой уж замечательной, во всяком случае, никто ни разу не видел, что она толкает коляску и агукает при этом. Ну да, бабушка устала на работе, и ей надо отдыхать. Внуки же имеют обыкновение иной раз орать по ночам, а днем играть и шуметь при этом. Словом, дети должны жить отдельно от родителей.

И тут самое время напомнить, что квартира была в сталинском доме, и потому размен прошел более-менее. Елене Васильевне однокомнатная квартира, Вере — двухкомнатная.

Нет, сколько-то лет жили вполне по тем временам сносно. Мальчики росли здоровыми, зарплату выдавали в срок, зять гнал к финишу диссертацию, на работе выдают заказы, а на земле (на нашей, во всяком случае) мир.

Семья Веры и была семьей Елены Васильевны. Праздники, дни рождения отмечали вместе, это понятно. Да и просто, без дела заходила. А в этой семье ее уважают. И даже внуки, шустрые и веселые мальчики.

А потом разом обвал: пошли реформы, институт несколько раз сокращали и грозились вообще закрыть, зарплаты были совсем смешные, да еще и с задержкой.

Ну, это все понятно.

Все, кому было куда бежать — бухгалтеры, экономисты, — убежали, а мне бежать некуда, говорил зять. Не всем же быть челноками и вышибалами. Елена Васильевна этот стареющий заквас поддерживала: она не любила новых людей, считая их жуликами или бандитами, поскольку, говорила, в нашей стране честно разбогатеть нельзя.

И сколько-то лет они терпели. И ведь вытерпели. Через несколько лет институт начал получать заказы, и зять два раза сгонял в Китай. И кандидатскую защитил. Понятно, продукты и одежда только самые дешевые. Но ведь же вытерпели.

Да, а Елена Васильевна уже смогла помаленьку помогать им (ну, обувь или штанцы купить внукам, обмундирование к школе, все такое). И тут исключительное спасибо участковому. Нет, не милиционеру, а доктору.

Нет, какой-нибудь такой болезни, какая грозит быстрым сворачиванием жизни, у Елены Васильевны не было. Ну, давление прыгает, ноги ходят медленно, суставы буквально все болят к дождю.

Однажды доктор сказал: а давайте попробуем вас на инвалидность просунуть, идет естественная убыль участников ВОВ, комиссии в последние годы подобрели.

Надо же, ей дали вторую группу инвалидности ВОВ. Да, времена подлые, но, оказывается, есть еще люди, которые помнят, что ВОВ все-таки была.

Так! Добрались до внуков.

Когда Светочке, дочери Виктора, было лет двенадцать, она однажды пришла к бабушке, буквально бухнулась на колени, громко плача, размазывая слезы по лицу, стала умолять, чтоб бабушка взяла ее к себе. Бабуля, я больше не могу с ними жить, они ведь пьют не только днем, но и ночью, а мне ведь, бабуля, учиться надо, возьми меня к себе, бабуля, я все-все буду делать, ну, все-все, ты только не прогоняй меня.

Елена Васильевна потом рассказывала, что она буквально окаменела от этого плача, она боялась шелохнуться, и такая была жалость к этой зачуханной, замызганной девочке, что Елена Васильевна даже задохнулась. Конечно, она жалела и любила своих детей, особенно в их малолетстве, но такой любви, что нечем дышать и ноет сердце, прежде не бывало.

Все! Живи у меня. Я все сделаю — оборвала она, казалось, бесконечный плач Светочки.

Когда Елена Васильевна видела, что ее вмешательство необходимо, она становилась что таран, и преград для нее не существовало. Да, волевая женщина.

Короче, она добилась, чтоб Виктора и его жену лишили родительских прав, оформила опекунство над внучкой и поселила ее у себя.

Да, еще добавление. Когда Виктор развелся с женой, он ведь затеял обмен. Но тут уже основательно вмешалась Елена Васильевна. То есть Виктор хотел получить хоть вшивую, но комнатеху, а Светочке с пьяно-грязной мамочкой — плохонькую, но однокомнатную квартиру. Ага, а мамочка по пьянке когда-нибудь продаст квартиру за ящик водки, но это ее дело, а вот Светочку я в обиду не дам.

Короче, у всех оказалось по крохотной комнатке в коммуналках, но это все-таки какое-никакое, а собственное Светочкино жилье.