Теперь Аристарх стал еще на пять лет старше и все еще не мог похвастаться весомыми достижениями – так стоило ли винить в собственной несостоятельности бывшее кафе, где его однажды, будто щенка, ткнули мордочкой в очевидное? Смешно, право.
Иногда ему остро хотелось… ну, не то чтобы сбежать – нет, всего лишь что-то изменить в своей жизни: переехать, бросить лазерные анализаторы и заняться чем-то совершенно иным, начать заново на новом месте, там, где его никто не знает… А в следующую минуту он понимал, что времени на то, чтобы начинать что-либо заново, у него нет. Продолжать – да, закончить – да, а заняться чем-то с нуля, да так, чтобы успеть все запланированное, – весьма сомнительно.
* * *
Ливень припустил так нещадно, что Аристарх предпочел заскочить в будку уличного телефона-автомата. Здесь было так же холодно, как и снаружи, но хотя бы ледяные брызги не секли лицо. Он рассеянно провел растопыренной пятерней по голове, ото лба к затылку. Такой приглаживающий жест остался с той поры, когда новоиспеченный начальник лаборатории Аристарх Филиппович Гранин еще обладал роскошной и зачастую всклокоченной шевелюрой. Сейчас большая часть волос выпала; от макушки вниз, во все стороны, расползлась обширная лысина – а привычное задумчивое движение сохранилось.
До проходной института оставалось каких-то сто метров, и, наверное, глупо было прятаться от дождя, когда и так уже промок до нитки, но Аристарх продолжал терпеливо ждать. Водя пальцем по стеклу, с наружной стороны которого извивались частые стремительные струйки, он думал о том, что «переждать» стало его жизненным кредо. Переждать неудачи, переждать застой в делах и мыслях, переждать трудный период, переждать бытовые неудобства, переждать одиночество, переждать непогоду…
В соседней телефонной будке, стоявшей «спина к спине» с той, в которой прятался Аристарх, оглушительно хлопнула дверь. Гранин не видел вошедшего, зато через несколько секунд невольно услышал громкие торопливые слова звонящего мужчины:
– Это я. Я только что с дежурства. Мне нужны уточнения. Аесарон действительно перебрасывает нас в Томскую область? Да… Я понимаю, что это временно, но нас тут всего двое! Если наше отделение снимут – Академгородок останется без присмотра! Как? И Светлых тоже?! По личной просьбе Сибиряка? Да что ж у них там намечается-то?[9] Загарино – это вообще что? Райцентр? Нет? Село-ооо?.. Вообще ничего не понимаю… Но мое дело – предупредить. Мы уедем – здесь вообще никого не останется. Да. Да! Хорошо, понял, сейчас же выезжаю.
Дверь соседней будки вновь жахнула, искрящиеся под фонарями рябые лужи пересекла бесформенная тень. Вот, пожалуйста! У кого-то жизнь кипит, кого-то перебрасывают в Томск, где сейчас черноморское лето, где намечается что-то грандиозное… Но в одном невидимый мужчина был не прав: когда все уедут – здесь останется он, Аристарх. Впрочем, это, наверное, равносильно тому, что никого не останется.
Криво усмехнувшись, он вышел из будки и продолжил путь в институт. Ничего, ничего. Скоро, буквально через пару месяцев, в журнале «Автометрия» выйдет его статья об обобщенном анализе измерений, производимых при помощи голографического интерферометра. Статья хорошая, добротная, и пусть касается тематики лаборатории Гранина лишь косвенно, зато эта публикация напомнит о существовании в мире науки ее автора. Не все же ему по капельке результаты собирать! Пора и более крупные плоды пожинать. Хоть какие-то.
– Доброй ночки, Аристарх Филиппович! – расплылся в улыбке пожилой вахтер, дежуривший на проходной. – Никак снова до утра?
Рассеянно кивнув, Гранин проскользнул мимо. Вахтер спрятал улыбку, хлебнул из чашки крепкого чаю, качнул головой и философски цыкнул зубом: чудаки эти ученые! Конечно, он уже привык к тому, что регулярно посреди ночи сюда, в Институт автоматики и электрометрии, прибегали эти взбалмошные гении – глаза горят, вихры встопорщены, из-под плащей частенько полосатые пижамы выглядывают. Ясное дело – мысль в голову пришла, терпеть мочи нет, мчатся проверять идею, делать свои открытия. Привык-то – это одно, но вот понять их вахтер, как ни старался, не мог. Нет у них никакой повышенной ночной ставки, за переработку никто не доплатит – так какой смысл выскакивать из теплой постели, шкандыбать в дождь и снег и ломать голову в те часы, когда нормальным людям спать положено? Разве сбежит куда-нибудь открытие? Нет, не понять этих чудаков. Вахтер снова отхлебнул из чашки и сделал радио погромче – филармонический оркестр играл произведения современных советских композиторов.
Гранин меж тем, скривившись, вышагивал по коридору в сторону своего кабинета. Он никак не мог сообразить, что именно только что вызвало раздражение… Ах да! С ним поздоровался старик-вахтер! И, разумеется, вежливо назвал по имени-отчеству, а Аристарх этого не любил. Разве полагается заведующему лабораторией иметь такое аристократическое, дворянское имя-отчество? Седобородому профессору, члену-корреспонденту Академии наук и уж тем более академику – да, идеально бы подошло. «Аристарх Филиппович» – замечательно звучит, когда ты увешан всевозможными регалиями. А лабораторному начальнику, серой ученой мышке, вполне было бы достаточно «товарища Гранина». Хуже «Аристарха Филипповича» был только «Ристаша» – так до сих пор звала его мама, когда он звонил ей по выходным.
В кабинете в любую погоду, в любое время года было душно, сухо и пыльно. Маленький канцелярский столик, словно распорка, был втиснут между двумя гигантскими, под потолок, шкафами. На полках шкафов сверху донизу громоздились пухлые коричневые папки – перевязанные тесемками и пронумерованные отчеты лаборатории, скопившиеся невесть за сколько лет. Полагалось регулярно сдавать их в архив, но Аристарх подозревал, что в архиве они будут еще менее востребованы, чем здесь. Тут, в кабинете, они хотя бы создавали видимую весомость проделанной работы. Весомость, кстати, не только фигуральную – у любого вошедшего создавалось впечатление, что у шкафов под тяжестью отчетов «подгибаются коленки». Выдерни канцелярский столик – и две громады накренятся, ринутся навстречу друг другу, с оглушительным треском столкнутся деревянными макушками, и посыплется из них, и повалится, и рухнет все, над чем трудилась лаборатория Гранина… Как жаль, что о себе он не мог сказать того же: если убрать, выдернуть из этого кабинета самого Аристарха – вряд ли где-то что-то рухнет и развалится.
Скомкав мокрый плащ и бросив его на стул, Аристарх переоделся в чуть помятый белый халат и снял трубку с телефонного аппарата.
– Техотдел? Это Гранин. Подключите девятую лабораторию. Да, полную нагрузку. Вероятно, до утра. Да. Спасибо.
Атмосфера лаборатории нравилась Аристарху куда больше духоты кабинета. Только здесь можно было встретить столь вдохновенный, целесообразный, упорядоченный бардак: слегка прикрытые чертежами мотки проводов на верстаках, линзы, клеммы, разнокалиберные детали, тестеры, отвертки, тяжелые аккумуляторные батареи под столами и – самое главное! – экспериментальные стенды с собранными схемами.
Правило номер один лаборатории Гранина гласило: хочешь, чтобы вышло хорошо, – сделай сам. Такой порядок вызывал недоумение и даже неприязнь у любого нового сотрудника. Кому же хочется собственноручно паять и вытачивать, полировать линзы и перематывать медную проволоку катушек, если в институте для этой цели существует целый технический отдел? Разве это дело, когда научный работник не расчетами занимается, а с паяльником возится? Однако рано или поздно приходило понимание, что ни один токарь, пусть даже заоблачной квалификации, не сможет без подробного чертежа выточить невиданную финтифлюшку в точности так, как это придумалось ученому. И уж тем более на токаря в процессе работы никогда не снизойдет озарение, что бороздку у финтифлюшки лучше сделать не так, а эдак.
Правило номер два касалось собранных схем: в лаборатории Гранина к ним было принято относиться как к живым людям. Каждая новая схема обладала своим характером – одна шла по жизни беспомощным неудачником, другой требовались внимание и ласковое слово, третья стремилась без каких-либо оснований сразу подсунуть искомый результат, четвертая начинала капризничать и хандрить, и тогда с ней лучше было не спорить, а попросту оставить в покое на денек-другой – успокоится и, даже не потребовав изменения параметров, заработает как надо.
