Конец недели прошел относительно спокойно, что, конечно, не означало, будто в районе прекратились кражи, нападения или убийства, это просто значило, что не происходило ничего необычного. А то единственное дело, которое Эспинозу интересовало лично, не относилось к его участку, и он не пытался затребовать его к себе. Пока что он являлся всего лишь заинтересованным наблюдателем — термин, который он использовал, чтобы самому себе уяснить ту позицию, что он занимал по отношению к событиям, развернувшимся с того момента, как он впервые встретился с Габриэлом. Термин был таким же двусмысленным, как и его собственная роль в этом деле…

Когда Габриэл уходил на работу, доны Алзиры уже не было. Она приготовила завтрак, так что ему надо было лишь включить кофеварку. Никакой записки. Он и сам сегодня вышел из дому раньше, чем обычно, и шел теперь по серым тротуарам мимо серых домов. Весь этот район был какой-то серый. Габриэл сел на поезд вместе с целой армией школьников, которые выглядели еще более сонными, чем он сам. Доехав до Копакабаны, он не пошел сразу на работу, а сначала сел на автобус, направлявшийся в Ипанему. У него в запасе было еще больше часа до начала рабочего дня. Если вычесть время на обратный путь, то на его маленькое утреннее расследование остается около сорока минут. Он не был завсегдатаем таких районов, как Ипанема. Эти современные районы его пугали — их жители, казалось, лет на десять обгоняли время. Он всего лишь один раз отважился пройтись по берегу в этих местах. Бесстыдство, с каким женщины тут демонстрировали открытые части тела, шокировало, и его охватывали одновременно соблазн и страх.

Он не задержался надолго. Интересовавшая его улица располагалась неподалеку от площади Носса Сеньора де Пас — в двух кварталах от берега — и была одной из самых роскошных во всем Рио-де-Жанейро. По сравнению с Фламенго, застроенного маленькими одноэтажными домишками, в которых обитали люди среднего достатка, это был совсем другой мир. Да, Ирэн жила богато.

Он сел за свой рабочий стол всего на пять минут позже, чем обычно. Повесил плащ на спинку стула и ознакомился со списком поставщиков, которыми должен заняться сегодня. После Ольгиной смерти на работе все сильно изменилось. В воздухе витало уныние. Но сотрудники отметили, что во внешности Габриэла произошли некоторые изменения: он стал носить галстук. Он по-прежнему был одет в джинсы и спортивную куртку, но добавил к этому галстук, один из тех, что достались ему по наследству от отца. Выглядело это совсем неплохо и, по общему мнению, вполне совпадало с той более спокойной и серьезной манерой поведения, которая появилась у Габриэла после смерти его подруги.

Ночи, что Эспиноза провел с Ирэн, казалось, закрыли ему дальнейший доступ к ее внутреннему миру. В кровати их тела сливались, они обменивались пылкими взглядами и словами. Но, может быть, телесная близость и близость эмоциональная — это просто два различных мира? Хотя тело можно изучить досконально, но чем сильнее становится эмоциональная привязанность, тем сильнее чувства, и тогда даже тело превращается в нечто загадочное и непостижимое. Вот почему Эспиноза стал чувствовать, что телесные сигналы, которые подает ему Ирэн, больше не являются гарантией доступа в ее внутреннее пространство. Не потому, что его любовь уменьшилась или стала менее сильной, но по прямо противоположной причине: потому что и телесные, и личностные границы между ними были размыты. И более всего его беспокоил один поразительный факт — с некоторого момента в его голове образы Ольги и Ирэн смешались в некое единое целое. Ему стало казаться, будто он спит с одной из близняшек — при этом не зная с какой!

Еще больше Эспинозу расстраивало то, что даже когда он пытался их разъединить, они упорно не желали разъединяться и оставались цельным образом. Ну, да, они были одинакового роста, одного и того же возраста, обладали схожими фигурами и цветом кожи, хотя Ирэн выглядела изящнее, чем Ольга, которая казалась более крепкой. Но ведь никакого сомнения, что на лицо они совсем не похожи! И не только из-за разных причесок и цвета волос, но и потому что черты лица у них были совершенно разные. Формы носа, рта, глаз были полностью различны. И наконец, то, что он не мог их разъединить, и хуже — всегда представлял как слитное целое, — ведь это не могло же быть просто сумасшествием? Нет, конечно! Он знал, что его воображение часто ставило его в тупик, но он всегда при этом понимал, что совершенно нормален. По крайней мере в той степени, чтобы не смешивать вместе двух разных девушек, одна из которых к тому же мертва.

После обеда Эспиноза совершил прогулку на берег. Море неспокойно бурлило; волны яростно разбивались о берег, ветер гремел железом кабинок на берегу. Опять задул юго-западный ветер, который всегда предвещает шторм.

Ветер бушевал всю вторую половину дня. Вечером Ирэн не пришла и не позвонила. Когда Эспиноза попытался ей дозвониться, то наткнулся на автоответчик. Надежды на хороший уик-энд изрядно пошатнулись, с этими мыслями он и заснул.

На следующее утро, не слишком рано, раздался звонок в дверь.

— Ты уже готов? Мы идем навещать щенка?

Юго-западный ветер забросал небо темными тучами, но глаза Алисы сверкали, как два голубых маяка, указующих путь.

— Ну? Ты поговорил с ней о Соседе?

— Я вчера ее не видел.

— А-а!

— И что значит это твое «а-а»?

— Это значит «а-а», и ничего больше.

— А-а!

— Ты меня передразниваешь!

— Я не могу тебя передразнивать, потому что не в состоянии передать твое очарование.

— А теперь ты льстишься ко мне.

— Мне нравится это слово. Льстишься, надо же! А ты прочла книжки, что я тебе дал?

— Конечно. Или ты думаешь, я их вернула непрочитанными? Ну, по правде говоря, некоторые из них я не совсем прочла. Ну, то есть не до конца. Они жутко занудные. Но большую часть прочла, и мне понравилось.

— Я постараюсь более тщательно подбирать тебе книги. И буду исключать все занудное. Если ты мне еще объяснишь, что ты считаешь занудством, мне будет проще.

Они молча прошли целый квартал.

— Она тебя подвела?

— Кто? Ирэн?

— А что, есть еще кто-то?

— Она меня не могла подвести, поскольку мы ни о чем не договаривались.

— Мы уже пришли.

Хозяйка собак приветствовала их с обычной доброжелательностью. То же касалось и мамы щенков. Сосед, когда Эспиноза подхватил его под теплое пузо, тоже поприветствовал его на свой лад — потыкался носом, полизал руку, и было ясно, что пока он еще не совсем понял, на что годятся эти человеческие существа. Щенки росли быстро, скоро их можно будет отнять от матери. Помет был небольшой, и малышей оказалось меньше, чем сосков, так что они не страдали от недостатка молока. Алиса, сидя на полу, играла со щенками, которые пытались перепрыгнуть через ее ногу. Мать малышей посмотрела на Алису благосклонно и воспользовалась моментом, чтобы встать и потянуться, пока дети заняты игрой.

Когда они были на полпути домой, хлынул дождь. Дождь лил все выходные.

Это был уже второй уик-энд, что Ирэн провела вне Рио. В тот первый раз сообщение о том, что она уехала по работе в Сан-Пауло, не показалось Эспинозе убедительным, но он не придал этому особого значения. Но в этот дождливый уик-энд, сидя дома в одиночестве, он воспринимал все совсем по-другому, хотя и не собирался требовать с нее объяснений, потому что Ирэн ничего не была ему должна.

В понедельник было по-прежнему пасмурно, хотя дождь прекратился. Эспиноза провел все утро за бумажной работой. В обед он решил сходить к Ольгиным родителям, решение, которое он перед этим откладывал, боясь вмешиваться в расследование полицейских Тижуки. По телефону он особо подчеркнул, что его визит неофициальный, хотя не мог избежать упоминания о том, что он полицейский — и более того, тот самый полицейский, с которым Ольга, вместе с Габриэлом и Ирэн, встречалась как раз накануне смерти.