Проблемы его начались с предсказания аргентинца. Так что того следует обязательно разыскать. Это единственный шанс как-то изменить течение событий, если, конечно, вообще что-либо можно изменить. Габриэл хорошо помнил, что в предсказании не оговаривались условия, при которых оно должно сбыться. Подобно всем истинным пророчествам, оно носило императивный характер. И как раз это ему и хотелось уточнить у аргентинца: было ли это видением, отдельные части которого можно интерпретировать по-разному, или же речь идет действительно о неизбежном божественном предначертании. А еще ему очень хотелось выяснить, правда ли, что Эспиноза твердо решил не заниматься его делом, или же то, что он сказал при их последней встрече, было просто сиюминутным настроением.

При мысли о том, что он ничего не может сделать, чтобы предотвратить убийство, Габриэла бросало в дрожь. Нет, нельзя рассчитывать на благородные побуждения других! Ему придется действовать самому. Во-первых, надо найти аргентинца. А во-вторых, достать оружие. Габриэлу было неприятно даже думать о том, что придется носить оружие. Еще более ему была противна мысль о том, что, возможно, он будет вынужден пустить его в ход. Но если он действительно собирается встретиться с аргентинцем, то должен позаботиться о своей безопасности.

Дона Алзира решила немного обождать и встретиться с падре Кризостомо на следующей неделе. Пока же она обстоятельно обдумывала разговор со священником и то, насколько всерьез его заботят проблемы Габриэла и ее собственные страдания.

Она воспользовалась отсутствием сына, чтобы проверить, не нуждается ли его одежда в починке. Разложила на кровати аккуратными стопками футболки, брюки, белье, носки и пиджаки. Пиджаки от костюмов висели во встроенном платяном шкафу. Самые важные решения в своей жизни дона Алзира приняла, занимаясь подобной работой. Можно было даже подумать, что иногда она бралась за починку одежды сына (которая раньше принадлежала мужу) как раз в те моменты, которые требовали от нее важных решений. И пока дона Алзира не принимала окончательного решения, не оканчивалось и ее рукоделье. Если же все пуговицы были пришиты и все дырки заштопаны, то она бралась за старые пуговицы, которые еще держались, и пришивала и их покрепче. И никогда не вешала вещи в гардероб, пока мучивший ее вопрос не был разрешен.

Сын сегодня опять ушел на одну из своих загадочных прогулок. Она не осмеливалась спросить, где он был в прошлую субботу и воскресенье. Он уходил днем, а к вечеру возвращался. Так что дело, которым он был занят, могло быть сделано только днем, а не утром и не вечером. Это, по ее мнению, исключало сразу несколько вариантов, в частности свидания с женщинами, которые, как она полагала, должны происходить только вечером или ночью. Возможно, он нашел какую-нибудь дополнительную работу на выходные, но тогда непонятно, почему он не рассказал ей об этом. Разве что решил сделать ей сюрприз? Не так давно он как-то упомянул, что хотел бы купить машину — подержанную, разумеется. Они смогли бы тогда выезжать куда-нибудь на день и даже устраивать себе короткий отпуск. Но Габриэл вел себя совсем не как человек, который задумал преподнести сюрприз. По крайней мере, ей это таким не представлялось. А все попытки разговорить его не приносили успеха. Наоборот, он становился все более замкнутым.

День клонился к вечеру. Штопка была окончена. Дона Алзира отнесла одежду в комнату Габриэла, но все еще не решила, что же ей делать. Единственной ее мыслью было, что она не может оставаться в стороне, когда рушится жизнь сына.

Если Габриэл не желает ничего рассказывать, а отец Кризостомо не желает помочь, то остается одно: самой проследить за Габриэлом и выяснить, что происходит.

Назавтра было воскресенье.

Суббота для Эспинозы, как обычно, началась с классической неразрешимой проблемы: нужно переделать массу домашних дел — но с чего начать? Разобрать книги у стены гостиной? Некоторое время назад он изобрел конструкцию бесполочных книжных стеллажей. Он выстраивал книги в ряд, как это бывает на обычной книжной полке, но роль «полок» у него исполняли другие книги, положенные горизонтально поверх ряда книг, что стояли вертикально. Выстроенный таким способом стеллаж ныне занимал самую большую стену гостиной и продолжал расти. Сейчас он уже был выше Эспинозы и грозился дойти до потолка. Комиссар воспринял это как знак того, что данная проблема его переросла. И нужно ли ее решать? Или следует просто бросить все на милость судьбы? И что тогда? Стоит ли дожидаться того времени, когда книги придется ставить так высоко, что их трудно будет удерживать в равновесии и что в итоге неминуемо кончится обвалом всей конструкции?

И это была лишь одна из множества неразрешимых проблем, преследовавших Эспинозу в субботнее утро. Помимо нее, имелись также бытовые приборы, которые уже дышали на ладан, как, например, стиральная машина. Если она будет продолжать трястись, как припадочная, и перемещаться каждый раз, когда Эспиноза ее включает, то это может закончиться тем, что она переползет в гостиную и доберется до маленького балкона, с которого он любовался видом на сквер. Еще был тостер, который обжаривал хлеб только с одной стороны, из-за чего на приготовление тостов уходило вдвое больше времени. Кроме того, надо было разобраться с утюгом и лампой на ночном столике. Что касается сантехнических и плотницких проблем, то их Эспиноза оставил на далекое будущее. Ему и так хватало мороки с тем, что требовало немедленного вмешательства. Пока же, дабы не принимать никаких решений на скорую руку, он спокойно взялся за газету. И тут позвонили в дверь.

На свете было не так уж много людей, которые, оторвав Эспинозу в субботнее утро от чтения газеты, могли заставить его улыбаться. Но маленькое создание, стоявшее за дверью, было одним из них.

— Привет, как поживаешь? Ты готов идти?

— Куда?

— Эспиноза! Только не говори, что ты забыл!

— Господи, помоги… детка, может, ты мне хоть намекнешь…

Разочарование, мелькнувшее в огромных голубых глазах, заставило Эспинозу напрячь память. Он вспомнил:

— Щенки!

Алиса, с непосредственностью, вполне простительной для ее тринадцати лет, радостно бросилась ему на шею.

— Э-э, тебе не кажется, что еще слишком рано? Может быть, хозяева щенков еще спят? — осторожно спросил он.

— Не беспокойся! Я уже заходила к ним. Они встали. Я водила Кнопку гулять и заодно все проверила. Тебе нужно время, чтобы побриться и переодеться?

— А так я не могу идти?

— Ох, Эспиноза! Я зайду через полчаса, ладно?

— Ладно, я приоденусь в специальный щеняче-навещательный костюм.

Полчаса спустя они уже шли по одной из прилегающих к Пейшото улиц.

— Эспиноза?

— Ну?

— Ты говорил, что был женат.

— Верно.

— А что у тебя была за жена?

— О, она была прекрасна. Мы учились вместе в юридическом колледже. И поженились, как только я окончил его. А она окончила его через два года после меня.

— Она была красивая?

— Да. И до сих пор такая, ей сейчас всего сорок.

— Старше моей мамы!

— И ты, и твоя мама еще очень молоды.

— А дети у тебя есть?

— Сын. Он старше тебя на два года.

— Ты с ним видишься?

— Редко. Он живет в Штатах, в Вашингтоне. В Бразилию приезжает раз в год.

— Ты скучаешь по нему?

— Да. И, думаю, он тоже.

— А его мама опять вышла замуж?

— Вышла.

— И поэтому они и живут в Соединенных Штатах?

— Верно. Ее муж работает в бразильском посольстве в Вашингтоне.

— А почему вы развелись?

— По моей вине.

— Что ты сделал?

— Это касается не того, что я сделал, милая, а скорее того, чего я не делал.

К удивлению Эспинозы, Алиса не стала больше задавать уточняющих вопросов. Казалось, она поняла, что он имел в виду.

Дом, куда они пришли, был расположен на пригорке, возвышаясь над всеми окрестными зданиями. Квартира находилась на первом этаже, сзади к ней примыкал большой крытый дворик. Женщина, похоже, иностранка, заговорила с Алисой как со старой знакомой. Когда Алиса представила его «мой друг, комиссар Эспиноза», та посмотрела на него с почтением. Щенки находились во дворике. Их мать лежала на боку и дремала, пока ее пятеро отпрысков кувыркались около ее сосков. Она приоткрыла глаза, чтобы посмотреть, кто пришел, слегка мотнула хвостом, когда Алиса окликнула ее по имени, и встала. Двое малышей повисли, прицепившись к соскам, под ее животом. Алиса, которую здесь уже все хорошо знали — хозяйка, собака и щенки, — взяв на руки палевого щенка, сначала дала его матери обнюхать, а потом передала кроху Эспинозе.