Она наставительно подняла палец.

— Его мать была одной из моих постоянных и самых любимых заказчиц. Ты спросишь, какой она была. Красавицей? Не то слово! — София в умилении поцеловала кончики своих пальцев. — Ее смерть была для всех настоящей трагедией. Брэму в то время было лет шестнадцать или семнадцать. Как она обожала своих сыновей! Только о них и говорила. И я наблюдала за тем, как они росли, как из мальчиков превращались в мужчин, и знала повадки каждого из них так же хорошо, как если бы это была моя плоть и кровь.

Она понизила голос до заговорщицкого шепота:

— Брэм всегда был самым упрямым. Самым экономным, порой до неприличия. Целеустремленным, жестким. Всем дружеским компаниям он предпочитал одиночество. — София патетически воздела руки к небесам, словно дальнейших объяснений не требовалось. — И то, что он не решается оставлять вас без присмотра, девочка, то, что он тратит на вас немалые деньги — в то время как Солитьюд полностью разрушен, — всего этого, по-моему, достаточно, чтобы развеять ваши опасения. И к тому же его глаза, — София в волнении указала пальцем на свои собственные, — нет, глаза не лгут! Куда бы вы ни направились, они прослеживают ваш путь. А тогда, когда вы не можете этого видеть, они полны… в них видна amore^[8].

Маргарита грустно улыбнулась и покачала головой, понимая, что итальянка ошибается. Причины, объясняющие постоянное наблюдение Брэма за ней, были более прозаичны. И их было достаточно, чтобы заставить ее страдать.

— Ты мне не веришь? — спросила София, опять погрозив Маргарите пальцем. — Ну что же, подожди немного. Подожди — и сама во всем убедишься.

ГЛАВА 11

Молодая красавица, сидевшая в парчовом кресле и ожидавшая возвращения мужа, казалось, не имела ничего общего с той женщиной, с которой этим утром расстался Брэм Сент-Чарльз. Ее волосы были тщательно причесаны и уложены на затылке в пучок, заколотый несколькими фигурными шпильками, и только одна длинная подвитая прядь свободно спадала на ее левое плечо.

Она была одета в простое темно-синее платье с бархатной черной отделкой. Никто бы, глядя на этот наряд, не подумал, что он был приобретен еще перед войной. С ним прекрасно гармонировали бархатная сумочка, отороченная кружевами, изящные черные туфельки и чулки из чистого хлопка. Весь ансамбль в целом производил впечатление подчеркнутой элегантности. Становилось ясно, что он предназначался для чего-то большего, чем, например, прогулка по цветущему саду.

У Маргариты перехватило дыхание, когда она увидела не спеша идущего по улице Брэма. Он тоже не зря провел этот день. Волосы Брэма — хоть они и казались чуточку длинноваты — выглядели чистыми, ухоженными и были гладко зачесаны назад. Щеки и подбородок были выбриты до синевы, на них не было ни малейшего следа щетины, обычно густо покрывавшей лицо Брэма. Свою пыльную, выжженную солнцем униформу он сменил на белоснежную льняную рубашку, отлично сшитые темно-коричневые брюки, черный пиджак и новенькие, сверкающие до блеска ботинки.

— Он сошел бы за ангела, изгнанного из рая, — прошептала стоящая рядом с Маргаритой София.

Маргарита согласилась с ней — про себя.

Уверенно, по-хозяйски Брэм перешагнул порог ателье. Его взгляд остановился на Маргарите, которая тут же вскочила и продолжала молча стоять все то время, пока он осматривал ее фигуру, наряд, прическу. Когда он дал ей знак повернуться, она безропотно подчинилась и с удивлением подумала, что София, вероятно, была права. Неужели сейчас, когда она не могла видеть его взгляда, в глазах его светилась любовь? Кто знает, может, он и вправду с обожанием наблюдал за каждым ее движением?

— Большое спасибо, София, — произнес он глубоким, низким голосом.

— Право, Брэм, не стоит благодарности! Остальные вещи — как только они будут готовы — я пришлю вам домой.

— Прекрасно. Ты подобрала еще кое-что, помимо того, о чем я просил?

— Ну разумеется! Своей очереди дожидаются несколько коробок с обычными домашними платьями, несколько юбок и рабочих блузок… так, еще добротные, прочные перчатки, передники и около дюжины пар чулок. Я выбирала как можно более практичные вещи, поскольку думала, что в хозяйстве тебе понадобится помощь твоей женушки. София лукаво подмигнула. — Одна из моих работниц согласилась доставить вам заказ сегодня вечером — ей это по пути. Я пришлю тебе счет, Брэм.

Он кивнул, решительно подхватил Маргариту под локоть и без лишних церемоний вышел вместе с ней на улицу, не произнеся при этом ни слова.

Какое-то время они молча шагали по мостовой.

— Итак? — спросила наконец Маргарита, не в силах больше выносить напряженного молчания.

— Что «итак»?

— Что ты думаешь о работе Софии? — Она проклинала себя за жгучее желание услышать от него хоть какие-то одобрительные слова. Если бы ей удалось выудить из Брэма хоть скупой комплимент…

— М-м-м… сойдет, пожалуй.

«Сойдет!» — эти слова эхом отдались в ее мозгу. Сойдет! Будь проклята эта его вечная сдержанность! Целый день она позволяла вертеть себя из стороны в сторону и колоть булавками, как куклу, все это — ради того, чтобы выглядеть как можно лучше. И все, что он способен сказать по поводу ее внешнего вида — это: «Сойдет!»

Она внезапно остановилась, так что Брэм едва не налетел на нее, и с яростью поглядела ему в глаза:

— Послушай, ты ведь мог не тратить на меня ни денег, ни времени! Достаточно было просто послать за моим приданым! И совершенно незачем было вести меня к Софии!

Брэм подступил к ней так близко, что она ощутила жар его тела и почувствовала запах лавровишни, исходивший от его кожи:

— Если бы за этот наряд заплатил кто-то другой, я бы ни за что не позволил тебе надеть его.

Сердце Маргариты екнуло. Она была испугана — такое богатство оттенков прозвучало в его голосе.

Брэм наклонил голову, так что Маргарита, как ни старалась, не смогла избежать его сурового, испытующего взгляда:

— И знаешь, почему? Потому что ты — моя жена. И я, только я несу за тебя ответственность.

— И это все?

На миг глаза Брэма вспыхнули, словно он был рассержен тем, что Маргарита не придает его словам особого значения.

— Разве этого недостаточно?!.

Маргарита вспомнила о словах Софии: итальянка была искренне уверена в том, что Брэм дорожит своей женой. Да, похоже, так оно и есть. Он и правда дорожит ею — на свой лад. Маргарита вдруг с изумлением поняла, что никогда и не хотела ничего большего.

И тем не менее она не просила его окружать ее неусыпной заботой! Оставив вопрос Брэма без ответа, она хмуро произнесла:

— Думаю, будет лучше, если мы сразу отправимся домой. Посмотри: скоро совсем стемнеет.

Он не сдвинулся с места, лишь пристально поглядел на нее, и этот взгляд заставил Маргариту поежиться.

— Оставь свои уловки, Маргарита, это бесполезно.

— Уловки?.. — слабо переспросила она. Какое холодное бешенство прозвучало в его голосе!

— Все эти обычные женские штучки, которые вы используете, чтобы заставить мужчин прямо-таки вывернуться наизнанку! С их помощью вы вьете из нас веревки. Это хлопанье глазками, деланная застенчивость, притворное незнание жизни… — он наклонялся все ближе и ближе. Уличное движение вокруг них застопорилось. — Эти вопросы, которые ты мне то и дело задаешь, все эти допросы с пристрастием, которые ты мне устраиваешь — они преследуют совершенно определенную цель.

— Какую же?..

— Ты думаешь, что сможешь заставить меня полностью подчиниться тебе. Ты надеешься выудить из меня признание, что я по-прежнему нахожу тебя красивой, умной… непреодолимо желанной… Хочешь свести на нет всю мою решимость и превратить меня в кусок замазки в твоих руках. Но нет, дорогая, этот номер не пройдет. Я решительно отказываюсь пасть жертвой подобных махинаций.

Промолвив последние слова, он повернулся и зашагал прочь, очевидно, воспринимая как должное то, что она последует за ним.