Она продолжает. Шесть металлических кружочков. Шесть лун. Шесть некберранских лун. Но, скорее всего, это понимают только двое или трое среди присутствующих.
Я вслушиваюсь. Пока тихо, но скоро появится знакомый гул. Тонкие призрачные пальцы Мари двигаются, щелкают, давят, и наконец…
– Есть!
Что-то скрипит и грохочет. Пластина покрывается сетью мелких светящихся трещин, загораются десятки точек, похожих на звезды. Происходящее мне знакомо: пока мы с Джоном бродили в сознании Элм, пол трескался точно так же, словно гигантский пазл. Под ним были щупальца. Здесь же часть пластины, вместе с двумя лунами, просто съезжает вниз. В углублении что-то переливается. Мари протягивает руку.
Почему же колбу называют серебряной? Посеребрены только пробка и дно, остальная же ее часть стеклянная. Но внутри колбы будто спрятан кусок солнца – так ярко она сияет. И как магнит притягивает взгляды.
– И это… уберет тьму? – слышу я голос Глински. – Скорее похоже на ядерный…
Мари медленно подносит колбу к лицу политика. Мы отчетливо видим его, до последнего шрама, а он явно видит нас, потому что пожимает плечами:
– Верю.
У меня колотится сердце. В этой маленькой вещице все наше будущее, все будущее целой планеты. Она такая хрупкая, что мне страшно: вдруг Мари уронит, ведь она не принадлежит миру живых и ее руки – лишь руки призрака.
Впрочем… кажется, тьма не различает живых и мертвых. Тьма видит только суть.
Мари Гранге берется за пробку и выдергивает ее.
* * *
Я вдыхаю все это. Пропускаю через себя.
Поле, поросшее травой и почти необъятное. Душистый вереск. Стены стрельчатых елей, какие раньше были только в зеленой зоне. И извилистый подмерзший ручеек. Дальше…
– Как думаешь… может быть, там есть море?
Элм, держа в пальцах сорванный засохший репейник, смотрит мне в глаза. Мы улыбаемся друг другу.
– Там просто не может не быть моря. А это что?
Небо уже не сумеречное, но и не голубое. Сейчас оно розоватое, точно подсвеченное изнутри. Видимо, Сайкс замечает мое удивление: он вдруг усмехается, после чего засовывает руки в карманы с довольным видом.
– Рассвет. Знакомьтесь.
Ворота Ужаса валяются на земле. Не такие уж они высокие, местами сильно проржавели, да и прутья кривые. И это они удерживали нас здесь? Вряд ли. Они были нашей страшилкой. Одной из тех, что встречаются в каждом городе. Из тех, что делают его живым. Не более. Вуги пинает ворота ногой.
– И я чуть все не пропустил! – говорит он и поворачивается к Мари. – Профессор Гранге был бы рад.
Она кивает, но тут же опускает голову. Девушка едва светится и… плачет, кусая губы. Внезапно она обращается к Элмайре:
– Ты… дашь нам поговорить? Ты можешь его позвать?
Улыбка исчезает у подруги с лица. Очень осторожно она начинает:
– Мари, он…
Кажется, ей прекрасно известно, какая судьба постигла призрака Авраама Гранге. Элм моргает. Она собирается с мыслями, подыскивая слова, но не успевает ничего сказать. Ее глаза слегка расширяются от удивления, она задирает голову.
– Это…
Мертвый ангел приближается к нам.
Гамильтон, Глински и Сайкс выступают вперед с самым угрожающим видом. Я стою на месте. Я вдруг понимаю, что похожесть этих существ – такой же обман, как окружавшая нас тьма. Передо мной не Лютер, не старый Сильверстоун, не незнакомый мне Альфред – я уверена точно. Я не узнаю того, кто опустился на землю. Но Мари…
– Здравствуй.
Она протягивает руку – и существо окончательно меняется. Я зажмуриваю глаза, а открыв их, вижу, что передо мной призрак, светящийся золотым. Высокий седой мужчина в очках. У них с Мари одинаковые глаза, и они одинаково улыбаются, сдвигая брови. Даже сейчас, когда они обнимают друг друга.
– Ты справилась. Что… идем?
Она молчит, закрыв глаза. Пришедшая в себя Элмайра наконец решается спросить:
– Все те, кто был здесь, теперь обретут покой? Лютер… Альфред Зелинский… и…
Его что-то держит…
Так сказал нам вампир, когда мы встретили его в переулке?..
Ученый кивает и внимательнее всматривается в лицо моей подруги. Затем он слегка кланяется:
– Живи долго. Спасибо.
Порыв ветра обдает нас холодом, еще более сильным запахом цветущего вереска и… запахом диких красных роз. Гранге рядом уже нет, ни дедушки, ни внучки. Только слабо, растворяясь с каждым звуком, доносится голос:
– Прощайте.
Снова тихо. Так тихо, что мы слышим дыхание друг друга. Вуги смотрит в пустоту, потом оборачивается к Элм. Кажется, он все еще не понял.
– Она… не сдала экзамен.
Моя подруга опускает глаза.
– Наоборот, Вуги. Она сдала его слишком хорошо.
Тонкие пальцы ложатся Вуги на плечо. Он зажмуривается, и Элм с явным усилием заканчивает:
– Ты… можешь уйти с ней. Если хочешь.
Они внимательно смотрят друг на друга – ведьма и призрак. И у меня что-то сжимается внутри. Вуги… Наш Бешеный Барон. Самое живое существо во всем нашем отряде.
Он переводит взгляд на светлеющее небо и разворачивается в сторону Города.
– Все волнуются. Идемте назад.
Сайкс, внимательно смотрящий на бледную сияющую тень, усмехается:
– Расслабьтесь. Там все еще показывают «Лебединое озеро». Хотя, наверное, надо было включить сериал «Друзья»?
* * *
Элмайра и Вуги движутся впереди всех. Подруга пытается утешить призрака. В ее голосе слышатся грусть и некоторое сомнение, может, поэтому она беспрерывно метет языком. Она даже обещает подыскать ему новую классную подружку, почему-то не сомневаюсь, что теперь ей это удастся. Наш Город перестанет быть «беспризрачной» территорией, отныне это всего лишь другая планета. Может быть, это хорошо.
На некотором расстоянии идут двое других. Глински курит; он начал ощутимо прихрамывать и периодически тяжело заваливается на бывшего (надеюсь, бывшего) противника, сопровождая это руганью. Гамильтон каждый раз покорно останавливается, подставляя плечо, но, судя по отсутствующему взгляду, думает о своем. Под мышкой у него все тот же зеленый танк.
Я вполне его понимаю. У меня самой в голове слишком много всего. Я постоянно вспоминаю невероятную секунду, когда тьма исчезла, но потом… Сияние рассвета в моих мыслях сменяется пламенем и криками с площади. Может… Город опять бунтует, уже даже не зная, против чего? Кажется, когда никто не понимает, что будет дальше, все выходят на улицы.
Страх перебивает желание выспаться и отдохнуть – провести день подальше от всех, в одиночестве или, может быть, с Джоном, который сейчас мирится с Анной и не смотрит на меня. Пора решиться. Я приглашу его на свидание. В бар, на матч регби, покататься на чертовой лодочке. Хватит тупить, я же король Артур, а он всего лишь Последний Принц… мда, звучит как-то не очень.
– Он к вам неравнодушен, – слышу я тихий голос Сайкса.
Властелин преступности и кофе идет со мной рядом, спрятав руки в карманы.
– А вы откуда знаете?
– Наблюдал. Понял, еще в Северном банке, а вы, вероятно, нет.
Я всматриваюсь в его лицо чуть внимательнее, невольно задерживаю взгляд на вертикальной морщинке между бровей:
– Проницательно… А Элмайра ваша дочь.
Уголки его губ приподнимаются в безнадежной улыбке.
– Вы тоже проницательная.
– Не настолько, чтобы понять, почему вы лжете.
– А почему вы не сказали?
Сначала я задумываюсь, о чем он – об Элм или о Джоне. Решив, что все же о ней, пожимаю плечами:
– Это не мое дело. Но я была бы рада, если бы рассказали вы. Элмайра тянула то меня, то кого-то еще, сколько я ее знаю. Ей нужен кто-то рядом, и…
– У нее есть пират. Он ублюдок, но он ее любит.
Мне непонятно, как можно сравнивать эти вещи. Я скрещиваю руки на груди.
– Вы отец. Она наверняка все вспомнит, как Гамильтон, если вы просто ей что-то расскажете. Или покажете что-нибудь из вещей, которые у вас наверняка есть. Детские фото? И грушки? И ли…