С заискивающей улыбкой Глюкман отступил от света. Выражение его лица было ужасно: так мог улыбаться только безумец. В этот момент человек, сидевший спиной к окну, повернул голову, и Шоненбаум почувствовал, как на голове у него приподнимаются волосы. Перед ним сидел штурмфюрер Шульц из лагеря Торенберг.
Какую-то долю секунды портной цеплялся за мысль, что это, возможно, галлюцинация. Однако ошибиться было невозможно. На него смотрело лицо чудовища.
После войны Шульц исчез. Кто-то говорил, что он умер, кто-то - что он скрывается где-то в Южной Америке. Теперь он видел его собственными глазами -тяжелая, надменно выпяченная челюсть, коротко подстриженные волосы, прежняя хищная улыбка. Однако самым страшным был вид Глюкмана, застывшего рядом, угодливо склонившегося перед человеком, который ради садистского наслаждения оставил беднягу без ногтей. Не безумие ли видеть это? Почему он каждую ночь приходит сюда кормить своего палача, вместо того чтобы убить его? Выдать, наконец, полиции?
Недоумение Шоненбаума возрастало. Увиденное не укладывалось в его сознании. Он попытался закричать, позвать на помощь, но все, что смог сделать, - беззвучно открыть рот и молча наблюдать за происходящим в подвале. Услужливо изогнувшись, Глюкман наполнял пивом стакан своего мучителя. Абсурдность этой сцены ошеломила Шоненбаума; он стоял и смотрел, не в силах пошевелиться, не воспринимая происходящего. Из прострации его вывел короткий оклик за спиной. Рядом стоял Глюкман.
Мгновение оба молча смотрели друг на друга: один - беспомощно, другой - с хитрой, почти жестокой ухмылкой, с сияющими безумным блеском глазами. Шоненбаум заговорил, едва узнавая собственный голос:
- Ведь он же пытал тебя! Каждый день, почти два года! А ты приносишь ему еду, унижаешься, вместо того чтобы вызвать полицию и покончить с ним навсегда!
Хитрая улыбка на лице Глюкмана стала торжествующей. Словно из мрака прошлого долетели слова, от которых на голове Шоненбаума зашевелились волосы и заколотилось сердце:
- Он обещал обращаться со мной лучше... в следующий раз...
