— Чего же ты им не греешься?
— Спиртом долго греться нельзя. Уснёшь — и не проснёшься, — наставительно сказал Рупь-Пятнадцать.
Бракин развел руками.
— Ну, тогда не знаю, как тебе помочь. Тебя же увидят на улице — и если сразу не пристрелят, как оборотня, так точно в кутузку заметут.
Рупь-Пятнадцать помолчал, напряжённо морща лоб. Наконец признался:
— Скучно мне там одному.
Бракин внимательно посмотрел на него, что-то решая про себя. Потом неожиданно спросил:
— А как ты вылез?
— Дак через гараж! Они, спецназовцы эти, только про один ход знают, где горело. В другие спускались через подполье или через люк в сарае. А я в это время в гараже сидел. Ну, не в этом, который на переулке стоит, а в дальнем, заброшенном. Я давно тот выход знаю: вместе с Алёшкой его устраивали. Там стена не бетонная — доски. Так я эти доски отодрал и ход прокопал, метра три. Давно, летом ещё. И прямо в гараж. Мотоцикл там старый с коляской. Ну, и рухлядь всякая. А запор — так себе, на честном слове держится. Алёшка замок поставил сквозной, с двух сторон открывается. Он тем ходом, бывало, к бабам бегал, чтоб отец не узнал. У них же нравы были строгие. А ключ я сам сделал.
— Ладно, понятно, — сказал Бракин. — Я этот гараж, кажется, знаю. Он как раз в углу усадьбы, а за ним — заколоченный дом. Кстати, чего ты в этом доме не живёшь?
— А боюсь. Он же на продажу выставлен, соседи за ним приглядывают. Заметят, гадство, донесут, — и опять повяжут.
Он посидел, криво усмехнулся. Бракин понял, что Рупь-Пятнадцать чего-то не договаривает. То ли боится кого?
Бракин налил свежезаваренного чаю в треснувшую "гостевую" кружку, щедро насыпал сахару.
— На, грейся.
Бомж с благодарностью принял чашку. Видно, чайком он был неизбалован. От первых же глотков его прошиб пот, он снял шапку с вымытых светлых волос.
Допил. Покосился на Бракина и сказал:
— Я тебе верю. Поэтому тебе, если хочешь, всё расскажу.
Он сделал паузу, смешно морща лоб.
— Страшно мне там, в подземелье. Гости там начали появляться.
— Кто? — спросил Бракин и пригладил усики.
— Гости… Ты не поверишь — Коростылёв.
Бракин подался вперёд:
— А ты его откуда знаешь?
— Ну… Я ж тут давно живу, на переулке многих знаю, а уж этого трудно не узнать.
Бракин вспомнил белое бритое лицо с глубокими складками морщин от ноздрей до подбородка, разбитое стекло в очках…
— Это точно, — проговорил он. — Такого трудно не узнать.
— Ну вот, — Рупь-Пятнадцать подвинулся ближе. — Только он не один. Ещё появляется — не поверишь, — белый волк!
— Волчица, — машинально поправил Бракин и добавил: — Почему не поверю? Очень даже поверю.
Рупь-Пятнадцать уставился на него и молчал несколько секунд.
— Дак ты знаешь?
— Пришел волк — весь народ умолк… Пословица есть такая, — сказал Бракин. — А про эту волчицу больше всех Рыжик знает. Если бы она говорить умела, — многое бы про неё рассказала, — Бракин кивнул на дремавшую собачку, которая, не открывая глаз, только повела острым лисьим ухом.
Рупь-Пятнадцать не понял, поглядел на собаку.
— Ну, так что дальше? — спросил Бракин. — Появляются они там, и что делают?
— А не знаю! — в сердцах ответил Рупь-Пятнадцать. — Прячусь я, как их увижу. Мельком только и видел. Проходят по подземелью, и исчезают. Я думаю, — тут он вовсе перешёл на шёпот, — что они мой запах уже знают. Знают, что я там. Но я им не нужен. Я, чуть тень замечу, — а у меня там комнатка, закуток такой оборудован, коптилка горит, — так бегом в гараж. И сижу, пока не околею. Потом загляну внутрь — тихо. Никого. Я уж в гараж одёжи натаскал. Но тут морозы вдарили, — ничего не спасает. А костерок не разложишь, — сам понимаешь, дым повалит.
Рупь-Пятнадцать уныло вздохнул и повесил нос.
Бракин спросил серьёзным голосом:
— Знаешь дом, где жил Коростылёв?
— Как не знать! Проклятое место.
— Вот именно. Оттуда вся зараза и пошла.
Бракин налил ещё чаю, закрыл печную трубу, походил по своей каморке.
— А больше в подземелье никто не появляется?
Рупь-Пятнадцать поперхнулся чаем, закашлялся. Вытаращил глаза на Бракина и тихо спросил:
— Откуда знаешь?
— Догадался.
— Ой, — сказал Рупь-Пятнадцать, опасливо покосившись на Бракина. Поднялся. — Засиделся я у тебя. Отогрелся уже, и то ладно, спасибо.
Бракин положил ему руку на плечо:
— Я даже догадываюсь, кто ещё в твоём подземелье появляется…
Рупь-Пятнадцать съёжился и спросил жалобным голосом:
— Кто?.. — так, как будто и сам боялся ответа.
— Наташка.
Рупь-Пятнадцать упал на табурет, вытаращив глаза.
— Да ты как узнал-то?
Бракин подумал, потёр лоб.
— Цепочку выстроил… — не совсем понятно объяснил он. — Сначала Лавров, тот, что пса пристрелил во время первой облавы. Потом исполняющий обязанности губернатора Густых. Потом — она, Наташка. Они все мёртвые, и все ходили, как живые. Это потерянная душа, древние египтяне называли её Ка. И ещё было предсказано, что Египет будет сражаться и победит в некрополе. В царстве мёртвых, значит.
— Ка, — тупо повторил бомж и слегка встрепенулся. — А Лавров — это кто?
— Говорю же, тот самый генерал, который собаку застрелил.
— Андрейкину-то? Джульку? А! — понял Рупь-Пятнадцать. — Зна-аю!..
Бракин тоже выпил чаю, и начал быстро собираться.
— Вот что, Уморин-Рупь-Пятнадцать. Ты ведь сейчас к себе, в свой "гараж"? Ну, так я с тобой пойду.
— В подземелье? — ахнул бомж.
— Ну.
Рупь-Пятнадцать поднялся и спросил тихо:
— А не забоишься?
— Забоюсь, — честно ответил Бракин. — Ты мне, главное, покажи, где прятаться и куда бежать в случае чего. А сам можешь в своём кильдыме закрыться. К тебе они не полезут, не нужен ты им. Ты, кстати, рисовать умеешь?
— Ась??
— План, хотя бы приблизительный, своего подземелья нарисовать сможешь?
— Ну… примерно только… Ну, это: совсем приблизительный…
— Ну-ка, давай, рисуй.
Бракин вырвал из общей тетради листок, положил авторучку. Рупь-Пятнадцать снова поосновательней сел и старательно, высовывая язык, нарисовал что-то вроде лабиринта.
Бракин повертел план так и этак, проворчал:
— Ты случайно в детских журналах не печатался?.. Ладно, пошли.
Рупь-Пятнадцать ничего не понял, но с готовностью напялил шапку на самые глаза.
— А откуда ты мою фамилию знаешь? — спросил он, выходя.
— Добрые люди сказали…
* * *
Бракин зажёг фонарь, но и без фонаря было видно, что в заброшенном гараже кто-то успел побывать. Металлическая дверца была сорвана с верхней петли и нижним углом утопала в снегу.
Бракин вошёл, посветил. Выход из подземелья был разворочен, словно в проход пролезала какая-то необъятная туша. Мотоцикл лежал у стены на боку, а гнилой дощатый пол вздыбился.
Рупь-Пятнадцать тихо ойкнул.
Бракин посветил внутрь лаза, увидел покрытые изморозью неровные земляные стены. Потом вышел. Деловито спросил:
— Ты снег возле гаража чистил?
— Не-а. Сюда же давно никто не ходит. Да и себя не хотел выдавать…
Бракин наклонился, подсвечивая фонарём, стал разбираться в следах.
— Кто-то вышел погулять, — заметил он. — Из подземелья… Ну, ты вот что: посторожи пока здесь. Если что заметишь опасное — сигай в сугроб, или вон, за забор. Держи вот фонарь. Собаку, если что, ослепить сможешь.
— А ты? — испуганно спросил Рупь-Пятнадцать.
— А я влезу внутрь, погляжу…
Он свободно опустился в лаз, оказался в довольно узком и кривом туннеле, пополз вперёд, пока не упёрся в доски. Сдвинул их, как научил Рупь-Пятнадцать, и спрыгнул вниз. Под ногами был твёрдый, зацементированный пол.
Бракин прислушался. Кругом царила тьма, было душно и очень холодно.
Вспоминая план, нарисованный Умориным, сориентировался, встав спиной к доскам, и двинулся налево. Коридор был длинным и, судя по ощущениям, достаточно высоким и просторным.