Шпарин, ощущая себя некий прибором, который быстро разобрали и вновь собрали, забыв кое-что привинтить обратно, повалялся ещё немного на зелёной траве, поразмышлял о жизни после смерти и, поставив диагноз: "кратковременное помутнение рассудка", решил вставать. Мост с машиной, поле с трактором, поселок, исчезли. На месте речки плескалось озеро, в котором лежал полузатопленный двухмоторный самолет. У берега, выставив ноздри из воды, громко фыркал бегемот.
- Твою мать!.. - с чувством сказал Шпарин.
Ворона с ёлкой превратились в березу. Под березой валялись белый камень и Шпаринская корзина. На дереве, на большом суку, медленным маятником раскачивался голый, подпухший на солнце мертвец. Шпарин переборол себя и пошел к березе. Висельник был чернокожим. Шпарин поднял корзину, протянул руку, корзиной остановил мертвый маятник и вернул взгляд на озеро. К воде крались четверо солдатиков с автоматами. Солдатики, дойдя до камышей, вскинули оружие. Поверхность озера закипела белыми брызгами. Бегемот ушел под воду и тут же, лежа на боку, всплыл. Из-за склона выкатился бульдозер, солдатики побросали автоматы, скинули форму, сняли зелёные трусы, полезли в воду и обмотали тушу гиппопотама тросом. Бульдозер вытянул бегемота из воды и поволок жалобно ревущее животное за склон. Военные оделись, повесили автоматы на плечи и переговариваясь, весело гогоча, побежали следом.
Солнце стояло высоко, от недавней утренней прохлады и практически безмятежного существования остались высотные белые разводы в голубом небе и появились очень, очень нехорошие, отвратительные мысли. Отчетливая достоверность событий, ощущаемая разумом и покрытой мурашками кожей, не давала повода думать, что он сошел с ума и осознание ужасной катастрофы, которая произошла с ним, было близко.
Раздалась автоматная очередь, затем ещё одна. Шпарин прыгнул на живот, перекатился и замер. Автоматные очереди приближались. С ближайших крон полетели срезанные ветки. Из леса, один за другим, выскочили несколько человек с азиатскими чертами лиц и так же, цепочкой, прыгая через Шпарина, побежали к озеру. Шпарин вскочил, вломился в заросли и бросился куда понесли ноги. Бег с препятствиями завел его в настоящие дебри, путь беглецу преградил завал из деревьев. Шпарин, переводя дыхание, остановился, наклонился, упираясь рукой в колено, и другой ковырнул ствол дуба, обтянутый красным и, наощупь, липким мхом, поднял голову, выглядывая солнце скрытое густой листвой, сориентировался и пошел на Север. Пробираясь в полнейшей прострации среди бурелома, он услышал звуки цивилизации, где-то неподалёку хлопнула дверь машины, раздались голоса.
Дорога.
Серая лента идеальной бетонки с нестандартной разметкой. Широкие разделительные линии, белые, красные, жёлтые. И белый щит на противоположной стороне дороги - "Особая Зона. Охранный пункт N 6". Сверху, над текстом, в овале из остроконечных желтых листьев - клыкастая морда медведя и два слова - "Соединенное Губернаторство". Шпарин поморгал и провел ладонью по лицу.
- Бутафория, - выходя на середину дороги, пробормотал Шпарин и потёр подошвой кроссовки желтую линию, красную, заодно и белую.
Шпарин вернулся к щиту, уперся руками в металлический столб, на котором он был закреплён, покачал белую трубу, махнул ногой по высокой траве у ее основания и, держась за столб, огляделся. Слева от него бетонка уходила в поворот и ныряла в чащу откуда он только что выполз. Справа вела к недалёкому перекрёстку. За перекрёстком начинались просторные поля окаймленные полосками леса. В центре перекрёстка, в травяном круге, торчал еще один указатель. Шпарин бросил столб, повернул направо и пошел к столбу в травяном круге и на слабеющих ногах начал обходить круг и читать надписи на стрелках-табличках: "Боровск 23... Губернаторск 106... Семихолмск 2754... Белогорск 482... Зеленодомск 3568... Красносельск... Белокаменск...". Шпарин судорожно глотнул воздух. Последняя табличка, самая длинная, добила его: "Государственная Граница 27 Северная Конфедерация".
От накатывающей истерики отвлекла автоматная стрельба и шум моторов. Со стороны Боровска к перекрестку подлетел автомобиль допотопного вида без номеров и, срезав угол между дорог, помчался по кочковатому полю, за ним пронеслись, совершив тот же маневр, два грузовика набитые солдатами в коричневых беретах с помпонами.
Шпарин пошевелил пальцами в изодранных кроссовках, изучил грязные, порванные на коленях джинсы, ладонь с глубоким саднящим порезом. Боль и кровь, капающая на серый бетон, были очень реальны.
"Михаил Иваныч, вы, часом, не сбрендили? Какие мысли: параллельный мир, другое измерение, Тмутаракань... Или страшный сон?".
Сознание никак не хотело мириться с происходящим, ну никак, и, стараясь забыть зеркальную сферу над поляной, черного мертвеца, бегемота, лихорадочно подбирало версию событий щадящую рассудок. Подбирало и никак не могло подобрать. Шпарин поднес ладонь ко рту, лизнул и, почувствовав солоноватый привкус, плюнул на серый бетон.
"Не могут здесь ездить только те, кто устанавливает идиотские указатели, носит береты с помпонами и устраивает гонки с преследованием. По дорогам должны передвигаться и нормальные люди, которые и объяснят что к чему".
Становилось жарко. Шпарин cорвал с обочины лист подорожника, потер о джинсы, удаляя пыль, помял и приложил к порезу, замотал ладонь носовым платком, вытянул из карманов часы, мобильник, уселся в узкую тень, отбрасываемую указателем, и стал ждать нормальных людей. Дедовский "брегет", который он всегда носил с собой, лежал в левом кармане джинсов, хотя Шпарин помнил точно, что положил его утром в правый. "Брегет" был в порядке. Шпарин сверил показания стрелок на циферблате с солнечными часами - тенью от столба указателя. Московское время. Включенный мобильник не подавал признаков жизни. Доведенный до исступления, Шпарин поднял руку, собираясь разбить телефон о бордюр на котором сидел, но мобильник неожиданно щелкнул и зашипел как змея. Сквозь помехи послышалась человеческая речь.
- "Сем... атый, ответьте Пятому...".
Мобильник пошел и хриплым голосом ответил:
- "... взяли... всех... из них двое...".
- "... везите... Пятый".
- "... некого везти... Сем... атый".
Дикий мат.
- "До... енты?".
- "Да... адцатый".
- "Приберите за... бой... ятый".
Телефон пискнул, стал горячим и замолчал. Шпарин выключил мобильник и опустил в карман куртки.
"Те грузовички достали легковушку. Я, скажем, не углубляясь пока в подробности, каким-то образом очутился чёрт его знает где, в какой-то глухомани, где никто не живет, район по всей видимости перекрыт военными, а чем они тут занимаются, не хочу и думать. Вообще не хочу ни о чем думать. Идти к "Охранному пункту N 6" тоже не хочу, но делать нечего. Может тут кино снимают? Жутковатое такое, современное кино... Со спецэффектами".
Шпарин безнадежно усмехнулся, подхватил корзину и побрел к белому щиту. За поворотом маячил одноэтажный щитовой домик. Чем ближе он к нему подходил, тем мельче делались его шаги. Полосатый погнутый шлагбаум. Колесный вездеход с пулеметом и два тех самых резвых грузовичка. В кювете валялся ржавый остов легкового автомобиля. От группы стоящих у шлагбаума военных отделился человек и направился к Шпарину.
- Эй!.. - крикнул военный. - Это ты болтался на перекрестке? А мы про тебя забыли. Быстренько топай ко мне!
Шпарин тряхнул корзинкой.
- Да я просто прогуливаюсь здесь, грибы собираю.
- Не бойся, небольшая проверочка. Потом пойдешь дальше... - хохотнул автоматчик, передергивая затвор автомата. - Грибы собирать.
Спасительная стена леса была рядом. Выстрелов Шпарин не слышал. Минут через десять здоровье кончилось. Хватая ртом живительный озон, Шпарин привалился к стволу осины, сполз спиной по дереву и вытянул ноги. Ещё минут десять сидел, ни о чём не думая, и смотрел на стоящую перед ним пальму. Голодная боль в желудке привела в чувство. Организм давным-давно отвык от экстремальных нагрузок и требовал восполнения сил. Грибная корзина лежала рядом, по правую руку. Он так и не бросил ее. Это было очень кстати. В корзине до сих пор лежали фляжка с чаем и завтрак в целлофановом пакетике: два яйца, сваренных вкрутую, и три бутерброда с тонкими ломтиками деревенского сала. Прислушиваясь к звукам леса и стараясь не смотреть на пальму, Шпарин принялся за трапезу. На соседней осине, рядом с той, под которой он устроился, орудовал дятел. На Шпарина летели отходы его деятельности в виде небольшой стружки, но он не был на него в обиде - какой-никой, а сторож. Проку от этого сторожа оказалось мало. Шпарин понял это через несколько минут, когда приканчивая последний бутерброд с салом, потянулся к корзине за флягой.
