– Дядька Голд, дядька Голд! Плывут!

Голд после этого радостно улыбался, подхватывал снайперку, шел на утес, а дальше все было просто и незамысловато. Это дело даже приносило нам прибыль – пару лодочек шустрые «волчата» успели поймать до того, как течение их унесло.

Надо заметить, что малыши следили за рекой очень бдительно, время от времени подменяя друг друга. Маленькие-маленькие, а то, что их друзей чуть не пустили под нож, они поняли, и каждый из них затаил на злых дядек в белом острый молочный зуб.

Плюс пару раз вечерней порой в компании нескольких «волчат» Голд сплавал непосредственно на поляну, проверить, не проскочил ли кто-то мимо нас под покровом ночи, но никого там не обнаружил, кроме двух десятков ничего не помнящих людей, которые начали ее потихоньку снова обживать. Джебе, которого я отправил с консильери, потом мне рассказал, что Голд посмотрел на них из кустов, задумчиво пощелкал предохранителем на автомате, но делать ничего не стал. Что это бывшие сектанты, сомнений не оставалось, но убивать их было вроде как и не за что. По крайней мере пока.

Но и к себе мы их приглашать не стали. Хоть и лишились они памяти, но какая-то брезгливость по отношению к этим людям осталась, как и в случаях с теми, кто когда-то покинул нашу крепость. Ну да, смерть стерла все, что было, но нутро-то прежнее, его не переделаешь. Если есть в человеке гнильца, то рано или поздно она себя проявит, причем непременно в самый ненужный момент. И наоборот – если есть в человеке стержень, то он и после смерти, которая стирает все, останется. Вот Флай – и до гибели своей был боец, и после воскрешения им остался. Да, он отстал от тех, с кем когда-то начинал, но впахивал как проклятый, набирая уровни и знания, и снова вернулся в строй. А эти… Они уже один раз пошли по пути наименьшего сопротивления и, без сомнения, снова на него встанут.

Да, чуть не забыл. Поход, из-за которого Голд пропустил ночное мероприятие, закончился более чем благополучно. Мало того что они с Наемником вывезли все найденное нами имущество, так по дороге еще и три десятка душ по лесам насобирали и привели в крепость. Впрочем, вру. Не все имущество они вывезли, оставили бочки с горючкой. Как они ни прикидывали, через лес их тащить было хоть и возможно, но крайне проблематично, а потому Голд принял решение, что отныне это – наш надежно спрятанный стратегический запас удаленного характера. Жалко, но тут ничего не поделаешь. Не на все можно наложить лапу, по крайней мере вот так сразу. Зато все остальное было доставлено в крепость – и орудие, и остаток снарядов, и даже вся начинка из автобуса, включая стекла.

Так что вроде жизнь становилась совсем неплохой, можно даже сказать – сбалансированной, но если у кочевников появятся кони, то балансу этому хана наступит непременно. Вот только появлению их мы не могли помешать никак, и если по степи забегают табуны лошадок, то обострения конфликта интересов не избежать.

Но зато можно было наладить хорошие отношения с кем-то, кто приближен к высшей власти в каганате. В своих планах я делал большую ставку на Салеха, и если мои предположения о том, что он вышел у кагана из фавора, верны, то это очень-очень плохо.

– Да, может, кони еще появятся, – ободрил я своего собеседника, мысленно скрестив пальцы. – Сам же знаешь, жизнь непредсказуема.

– Истинно так, – покивал Салех. – Истинно. Вот простой пример – пять дней назад мы повезли партию товара нашим постоянным покупателям с того берега реки. Пришли в назначенное место, а там никого. День прождали – никого. Тогда несколько наших воинов отправились к ним, на тот берег, чтобы сообщить, что договоренности надо выполнять. И что же они там увидели?

– Ну-ну, – заинтересованно поторопил его я.

– Ничего, – развел руками Салех. – Вместо большой общины, что там некогда была, там теперь живут какие-то люди, которые только-только вышли из леса и про нас даже не слышали. А покупателей и след простыл.

– Так бывает, – заверил его я. – Лик этой земли меняется ежедневно, такое и на «том свете» случалось. Что племена – народы мигрировали, переселялись, меняли ареал обитания. Это жизнь. Мало ли почему кто-то откуда-то уходит?

– Это да, – не стал со мной спорить Салех. – Но немного походив по округе, мои воины, надо заметить – отличные следопыты, нашли в кустах вокруг поляны немало гильз, причем еще пахнущих порохом, то есть отстрелянных недавно. А кое-кто из охотников за рабами рассказал, что не так давно слышал стрельбу на том берегу реки. Скажи мне, брат мой, ты знаешь что-нибудь об этом?

Ах ты, хитрюшка. Не то чтобы ты загнал меня в угол, я тебе ничего не должен и обещаний о том, что мы не будем трогать сектантов, я тебе не давал. Хотя и его можно понять: сделка расстроилась, а каганат потерял стабильного торгового партнера. Вопрос – на кого вешать убытки?

Но и врать не стоит, это было бы совершенно неверным ходом. Все он знает, все он понял и сейчас решает, работать ему дальше со мной или нет. А может, и о том думает, чтобы сдать меня кагану, выставив главным противником Предвечной степи.

– Скажи мне, Салех, – неторопливо спросил у него я, – то место, куда ходили твои воины, – это поляна изрядных размеров на повороте реки? Где еще отмель есть, и на ней стоит что-то вроде помоста?

– Именно так, – кивнул мой собеседник, не сводя своих глаз с моего лица.

– С тамошними жителями разделались мы, – не стал тянуть я. – И у нас был повод для того, чтобы это сделать. Они украли из моего лагеря детей и собирались их убить. Причем не просто убить, а сделать это в процессе ритуала поклонения какому-то чуду-юду. Сам ритуал мне безразличен, но это мои люди, пусть и маленькие пока. К тому же в ту ночь, когда сектанты их украли, в перестрелке они положили еще троих моих бойцов и одну женщину. Такое не прощается.

Про то, что на самом деле перестрелки не было и сектанты абсолютно беспрепятственно вошли в крепость и вышли из нее, я говорить, естественно, не стал. Ни к чему это – так позориться, тем более в глазах этого человека.

– Не знал. – В глазах Салеха появилась сдержанная печаль, и, будь я чуть подоверчивее, я бы ему даже поверил. – Мне жаль твоих людей, Сват. Но пойми и нас – мы несем убытки. Эти, в белых балахонах, были хорошими покупателями и платили достойно. Теперь их нет – и что нам делать? Кому сбывать товар? А ведь его надо кормить, поить – это тоже расходы.

– Салех, брат мой, мое сердце плачет, слыша эти слова. – Я приложил руки к груди. – Но я не понимаю, при чем здесь твои убытки и моя месть за обиду? Скажем так, если бы тебе кто-то нанес такое оскорбление, если бы кто-то пришел в твой дом и убил твоих людей, то разве тебя остановил бы от мести тот факт, что, возможно, этот наглец работает со мной? Если честно?

– Конечно нет, – улыбнулся Салех. – Но потом я, скорее всего, сделал бы тебе какой-нибудь подарок, чтобы между нами не осталось разногласий.

– Вот все-таки вы, восточные люди, тоньше понимаете ситуацию, – заметил я вполне искренне. – Не то что мы, люди Запада.

– Это все условности, – пожал плечами Салех и сменил тон с витиевато-шахерезадного на обычный деловой. – Восток, Запад… Скажу тебе так, Сват: каган не знает, что бойня на том берегу реки – это твоих рук дело.

– И не узнает? – сразу же спросил я.

– Зависит от нас. – Салех выделил интонацией «нас». Мол, не «тебя», нет-нет. Но если «ты» и «я» не станем «нами», то все возможно. – Если мы поймем друг друга, то…

– Прости за банальность, но умные люди всегда смогут договориться, – не стал медлить с ответом я.

Не скажу, будто меня очень пугала перспектива того, что каган узнает о нашей мести. В конце концов, сектанты были самостоятельной группой, степнякам они не приходились ни рабами, ни вассалами, и какие-либо претензии по их уничтожению нам выставлять не имело смысла. Формально – да, так и было. А в действительности этот каган мог устроить что угодно, от мелких диверсий до полномасштабной войны, которая мне пока была совершенно не нужна. Насколько я понял, он у них мужик крутой, и до того, что о нем другие думают, ему дела нет.