– Если вечером этот нищий будет сидеть в том же месте, – обернулся Джон к Йоко, – обязательно напомни мне, что я хотел с ним поговорить.

Йоко молча кивнула, а он переключился на мысли о своей предстоящей поездке в Лондон. Еще месяц назад он сказал журналисту: «То, что „Битлз“ делало „Битлз“, то и шестидесятые делало шестидесятыми. Тот, кто думает, что если вдруг я выйду на сцену вместе с Полом, Джорджем и Ринго, ансамбль возродится, просто ничего не понял. „Битлз“ дали все, что у них было, если не больше. Четверо парней, которые однажды составили группу, теперь уже не те, что были тогда, даже если бы очень этого хотели.

Что было бы, если бы мы вдруг начали все с начала? Это было бы скучно...»

Теперь он не думал так.

Черные ангелы, кружа над Марком Чепменом, смеялись над ним:

«Ну что, Марк? Ты оказался не нужным ему? Что же ты будешь делать теперь? Не знаешь? А нам кажется, что знаешь...»

– Отстаньте! – прикрикнул на них Марк.

Стоявший рядом с ним рыжий мужчина, с фотокамерой на шее и с «Двойной фантазией» в руках, обернулся:

– Вы что-то сказали? – спросил он.

– Да, – нашелся Марк. – Я хотел спросить: «Что, не получил автографа? Он не заметил тебя?»

– Не говорите, – развел руками рыжий. – Звезды... Обижаться на них бессмысленно.

– Ты будешь ждать его? – спросил Марк, стараясь не обращать внимания на возню над головой, отчего его вечные собеседники стали полупрозрачными.

– Нет, – ответил рыжий. – Как-нибудь потом. Меня зовут Пол Горешь, – он дружелюбно протянул Марку руку. Тот пожал ее, говоря:

– Я бы на твоем месте все-таки дождался.

– Я часто бываю здесь. Джон даст мне автограф завтра.

– Откуда ты знаешь, что увидишь его завтра?

– А почему нет?

Марк пожал плечами:

– Может быть, сегодня ночью он отправится еще куда-нибудь?

В его тоне и взгляде было что-то такое, что заставило Гореша опасливо поспешить прочь.

«Молодец! – закричали черные ангелы. – Ты решился, решился!..»

Обычно они проезжали прямо к Дакоте через боковой вход. Но Йоко напомнила Джону о нищем, и он вышел из машины перед главным порталом.

Старика на прежнем месте не было.

Джон прошел мимо освещенной фонарями клумбы, через желтизну которой красными цветами было выведено слово «PEACE». «Наконец-то я счастлив, – подумал он и с наслаждением глубоко вдохнул пропахший выхлопными газами воздух Города Мира. – Я научился печь хлеб, и я знаю теперь, кто я...» Он отчетливо увидел внутренним взором лицо Шона и свои руки, вынимающие булку из печи... Он ломает ее и протягивает сыну ароматную дымящуюся краюху...

Он даже приостановился от удовольствия и потянулся. «Жизнь – это то, что с нами происходит, пока мы строим совсем другие планы...» – вспомнил он слова из собственной песни. А потом на ум пришла фраза Пола: «Впереди целая вечность...»

И тут он услышал голос, окликнувший его:

– Мистер Леннон!

Он повернул голову. Позади него в свет окон вышел тот самый коренастый парень, которому он сегодня дал автограф. В вытянутой руке он держал короткий тупорылый пистолет.

– Нет, – тихо сказал Джон. – Не сейчас... Нет.

– Да, – ответил ему Марк Чепмен и сделал пять выстрелов в спину.

Боли не было. Был только оглушительный грохот в ушах. Джон попытался бежать, но смог сделать лишь несколько неверных шагов по ступенькам и рухнул на пол вестибюля.

– В меня стреляли, – прохрипел он подбежавшему перепуганному портье Джею Хейстингсу. – В меня стреляли...

И тут пришла боль.

Он пополз. Предательская память почему-то не показывала ему ничего из того, что он любит. Выплыли черно-белые кадры: пять унитазов из гамбургской «гримерки»... орущая толпа в нью-йоркском аэропорту...

Ползти не получалось, и он прекратил попытки. Боль заставляла ворочаться, и, заведя одну руку за спину, он нащупал липкое мокрое. В глазах померкло. Цепляясь сознанием за реальность, он слышал женский плач, надрывающуюся сирену и визг тормозов. Он ощутил на своем лице торопливые прохладные поцелуи знакомых губ, почувствовал, что его подняли и понесли...

Черные ангелы в бешеном победном хороводе кружили над площадью перед Дакота-билдинг, визгливо выкрикивая: «Ты смог! Смог! Теперь ты один! Ты – это он, поскольку он – это ты!..»

– Ты хоть понимаешь, что натворил, мерзавец?! – уставился офицер полиции на Марка Чепмена, когда его со скованными наручниками руками втолкнули в машину.

С трудом отвлекшись от победной песни своих крылатых помощников, он, с блуждающей улыбкой на лице, ответил:

– Да. Я убил Джона Леннона. Простите, я не знал, что он был вашим другом. Но этот Джон Леннон – ненастоящий. Он – липовый... Вы читали «Над пропастью во ржи»?..

Офицер раздосадованно отвернулся.

– Чертовы наркоманы, – проворчал он себе под нос.

Со всей возможной скоростью Джона доставили на Девятое Авеню в больницу имени Рузвельта. Но ни электростимуляция, ни массаж сердца не спасли его. Он скончался от потери крови.

... – Папа теперь у Бога? – спросил Шон.

– Да, – ответила Йоко. – Конечно, сынок...

Утром Линда повезла детей в школу, а Пол еще оставался дома, в Суссексе, когда прозвучал звонок телефона. Ему сообщили, что Джон убит.

В оцепенении он продолжал совершать привычные действия. Оделся, собрал в кейс необходимые бумаги, причесался и отправился в Лондон на студию.

Он с остервенением проработал весь день, а когда вечером на выходе его поймал какой-то репортер и спросил, что он чувствует, он бесцветным голосом произнес фразу, сказанную накануне Джону:

– Это так скучно.

Только он один знал, что она означает: «Я устал не быть Богом»... Но остальные, конечно же, не могли понять его, и репутация холодного бесчувственного человека утвердилась за ним окончательно.

Джордж узнал о случившимся из утренней программы телевизионных новостей. Невольно подавшись вперед, он внимательно вгляделся в лицо человека в наручниках, выбирающегося из полицейской машины.

– Ах, Марк, Марк, – сказал он тихо. – Кто бы мог подумать, бедняга, что ты так вырастешь? Но ты совсем не поумнел...

– Ты знаком с ним? – осторожно спросила Оливия, стоявшая за его спиной.