Казалось, он так сильно хотел Эву. Казалось, у него к ней чувства. Увидев Лэндона в своем крошечном, жалком, хоть и уютном домике, она одновременно ощутила унижение и восторг. Унижение, потому что она предстала перед ним без прикрас, в привычной обстановке, и по этой же самой причине это было волнительно. Он узнал, какая она на самом деле. И все равно ее хотел.
Эве требовалось доказательство того, что все это — пустые мечты. Необходимо, чтобы суровая реальность дала ей пощечину и раздавила в сердце надежду, которая никак не умирала.
Братья болтались поблизости весь день, с момента, как прогнали Лэндона, но пока никто из них не упоминал о ее ночных приключениях. Она понимала — глупо ожидать, что так пойдет и дальше, но все же надеялась, что они будут держать свое любопытство в узде как можно дольше.
Сегодня она собиралась особенно тщательно, хотя превращение уничтожит весь макияж, а саронг все равно полетит в сторону, как только все перекинутся для Охоты. Эве хотелось выглядеть хорошо, когда ее снова увидит Лэндон, но она старалась не задумываться, почему ей так важно впечатлить его своим сексуальным внешним видом. До прошлой ночи она вообще не знала, что может быть сексуальной.
Когда она вышла на маленькое крыльцо, дежуривший там Тайлер оттолкнулся от перил и выпрямился. Огромный и молчаливый, он пристроился рядом, держась чуть позади, и прошел вместе с ней через все поселение, будто телохранитель.
Его навязчивая опека была ей странным образом приятна. Эва ощущала себя не слишком уверенно, собираясь смотреть, как Лэндон выбирает ей замену в своей постели, и присутствие брата успокаивало, пусть даже он скорее надсмотрщик, чем защитник.
Прайд всегда собирался для Охоты в природном амфитеатре позади поселка. Прежде на ранчо был летний лагерь, и амфитеатр использовался для любительских постановок в дни посещения родителей или для вечеринок с барбекю, а теперь окружавшие его старые ели наблюдали немного более непристойные зрелища. Во время собраний сидящая в тени Эва частенько развлекалась тем, что воображала, как отреагировали бы основатели лагеря, если б могли подсмотреть за обычной для львов тусовкой в стиле «Одеваться не обязательно».
Обнажались они не из ребячества, а по соображениям практичности — превращение уничтожало всю не снятую заранее одежду, но что-то подсказывало Эве, что прежнее руководство лагеря этого не поняло бы.
Когда они вышли на поляну, амфитеатр уже заполнялся. Тайлер оттеснил ее к сцене, где собрались остальные братья. Она встала рядом, и они тут же обступили ее живой стеной.
Эва закатила глаза. Бывает защита, а бывает раздражающая, назойливая, бестактная опека. Широкие спины братьев загораживали обзор — ни пошевелиться, ни углядеть что-либо.
И как ей теперь увидеть Лэндона и пережить катарсис, отпустив свою любовь, если перед глазами одни перекачанные плечи в ряд?
Эва обернулась, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Позади нее между Майклом и Кейном оставался промежуток, слишком узкий, чтобы проскользнуть, даже если б они не следили за ней, как стервятники, но все же можно было видеть часть собравшихся.
Прайд Трех Скал, названный в честь скал, обозначавших первоначальную границу лагеря, был многочисленнее прайда африканских львов и в среднем насчитывал пятьдесят человек. Большая часть из них сейчас толпилась позади Эвы, некоторые уже разделись, остальные, как и она, завернулись в саронги, которые легко снять. В шумной толпе она заметила Шану с кошачьей ухмылкой на лице, одетую лишь в «одолженный» кулон.
Эва подавила раздражение и горечь, поднявшуюся при виде этой ухмылки. Шана запросто может стать супругой альфы к концу ночи, и Эве придется смириться. Тайлер обернулся к ней и нахмурился, когда она не смогла сдержать звук отвращения. Потом он снова отвернулся к сцене, и Эва поняла, даже ничего не видя и еще до того, как стал стихать шум в толпе, что появился Лэндон. Она его почувствовала.
Те, кто стоял у сцены, начали замолкать, а за ними и все остальные. Когда остался только едва слышный гул возбуждения перед Охотой, волновавшей кровь каждого оборотня, Лэндон заговорил, не повышая голоса, и его каким-то образом было слышно даже на краю поляны.
— Друзья…
Эва почти ожидала следом воззвания к римлянам и соотечественникам, но он оставил шекспировский слог.
— Это наша первая общая Охота с того времени, как я к вам присоединился. На то, чтобы узнать ваши обычаи и занять свое место среди вас, у меня ушло несколько месяцев. В нашем прайде заключена большая сила, но мое правление будет временем перемен, которые начнутся сегодня же.
Кое-кто в толпе беспокойно зашевелился, но большинство ему внимало. Он говорил с воодушевлением, их альфа. Даже Эву, которая не могла его видеть за живой стеной, притягивала мощь его голоса. Лэндон держал собравшихся под контролем одной силой своей личности, им было наплевать на то, что именно он произносит, но Эва всё равно ловила каждое слово.
— Мы больше не станем изгонять сильнейших юношей, когда они достигнут зрелости, и не будем требовать от женщин оставаться в прайде на всю жизнь. Мы начнем налаживать контакты с другими стаями, чтобы у молодежи появилось больше возможностей, и перестанем стремиться к изоляции в мире, который неуклонно надвигается на нас со всех сторон. Как любой другой вид, мы должны адаптироваться или исчезнуть. Мы — могучие хищники, но наш общественный уклад оставляет желать много лучшего. Нам есть, чему поучиться у наших соседей-людей в вопросах терпимости и понимания.
Хотя многие еще только переваривали его слова, тревожный гул в толпе стал нарастать.
— Я не ставлю под угрозу наши обычаи, — успокоил он их, — и не собираюсь отменять Охоты, но теперь моя пара не будет больше их вести и лично выбирать тех, кому можно участвовать. Прийти смогут все желающие, однако их никто не станет принуждать.
Эва ощутила прилив облегчения. В ее представлении хуже, чем когда тебя не выбирают для Охоты, только одно — когда тебя выбирают, и ты из последних сил поспеваешь за более быстрыми и выносливыми львицами. Всегда казалось ужасно несправедливым, что меньший вес не дает ей преимущества в скорости. Должно же быть хоть что-то хорошее в том, что она коротышка.
— В мое отсутствие управлять прайдом станет моя пара, но не с помощью грубой силы. И никто больше не посмеет терроризировать слабых.
Эва фыркнула про себя. Она не могла представить, как Лэндон собирается добиться выполнения последнего. Одно дело — поменять правила Охоты, но не может же он просто взмахнуть волшебной палочкой, и отменить власть сильных в прайде.
— Мы и люди, и животные. И мы в состоянии цивилизованно…
— Ересь! — Грубый, до тошноты знакомый голос из дальнего конца амфитеатра перебил Лэндона.
Эва и большая часть прайда обернулись и увидели, как из тени выступает изгнанный предшественник Лэндона — Леонус. Она посмотрела по сторонам в поисках его цепного пса и помощника Като, но громилы нигде не было видно.
— Львы правят силой, — ревел Леонус, продвигаясь к сцене, а люди расступались, пропуская его, как воды Красного моря. — А если это не так, то почему командовать должен ты, Лэндон Кинг, а не я? Хочешь изменить нашу природу, мальчишка? Во что превратился мой прайд за три коротких месяца? Анархия вместо обычаев? Разрушение ценностей, которые делают нас теми, кто мы есть?
Спокойный и уверенный голос Лэндона перекрыл его крики:
— Я не требую от тебя отказаться от ценностей. И не требую даже следовать моим правилам. Только в том случае, если ты собираешься и дальше оставаться тут, в Трех Скалах.
— Так теперь ты вышвыриваешь нас из собственных домов, мальчишка?
— Выбор есть у каждого. Жить здесь честно или где угодно и как захочется.
— Победа — единственная честь, — прокричал Леонус. — Я вернулся, чтобы бросить тебе вызов и забрать назад свое.
Толпа ахнула. Случалось, что изгнанные львы возвращались и вызывали на бой тех, кто захватил их прайд, но три месяца назад Лэндон, истощенный невзгодами бродячей жизни, до смешного легко одолел полного сил Леонуса. Теперь, когда ситуация оказалась обратной, Леонусу нечего было надеяться победить. Во всяком случае, честным путем.
