Вопросов не было.

– Отлично. Тогда идем брать его.

Когда агенты ворвались в дом подозреваемого, они сразу обратили внимание на невыносимый запах химикатов. Спецназовцы технично рассыпались по комнатам – целый отряд опытных офицеров с пистолетами наперевес. Вышибали двери в спальню, ванную, кабинет, проверяли все шкафы и другие места, где можно было спрятаться.

Крики «Чисто!» звучали то тут, то там, нарушая шипящее молчание в радиоэфире, во время обыска обоих этажей дома.

– Дверь в подвал заперта, – доложил Рипли один из офицеров, – там серьезный железный замок, нужен резак.

– Так достаньте резак! – приказал Рипли. Повернувшись к Бьянкони, он распорядился:

– Прочесать его компьютер. Постарайтесь найти любые зацепки по части того, где он может быть сейчас.

В доме все было досадно нормальным. Мебель, которой пользовался подозреваемый, была, скорее, функциональной, чем красивой. Никакого завала личных безделушек, которые хранить не хочется, а выбросить жалко, как это бывает в других домах. По всему было видно, что Уолтер Оуэнс был помешан на чистоте.

На его столе в кабинете не обнаружили ничего, кроме ровненькой стопки счетов. Даже никакой личной переписки, ничего, что могло бы связать его с убийствами. Мусорное ведро в кухне содержало только самые обычные пищевые отходы, а банановая кожура, лежавшая сверху, оказалась такой свежей, что можно было с уверенностью сказать: хозяин дома был там не более чем пару дней назад.

– Этот мужик, блин, как Фред Флинстоун, – с изумлением проговорил один из агентов, выходя из спальни, – у него вся одежда одинаковая.

Когда удалось одолеть замок на двери в подвал, Рипли и четверо спецназовцев держали свои «Глоки» и «Зиг Зауэры» на изготовку. Рипли вышиб дверь и увидел… только первые пару ступеней, ведущие в непроглядную тьму, глубоко вниз, точно в бездну.

– Фонари. На «три», – Рипли дал отсчет и ринулся вниз по ступеням. Едкий запах химикатов был таким сильным, что немилосердно защипало глаза.

Когда они поняли, что и в подвале никого нет, один из агентов зажег лампу на рабочем столе Уолтера. Рипли увидел, как агент невольно отступил на шаг, точно укушенный. Другой спецназовец, за спиной Рипли, тревожно коротко втянул воздух сквозь зубы. Еще один выругался вполголоса. Рипли повернулся и, как и офицеры, застыл с раскрытым ртом, глядя на стену, увешанную масками. Хотя в свете лампы все предметы в подвале отбрасывали густые тени, тщательно сохраненные лица были освещены достаточно хорошо.

Первое, что пришло в голову Рипли, когда он вновь обрел способность мыслить, было: «Господи, сколько же их тут!».

Вторая мысль была о том, как этот жуткий маньяк трудился над тем, чтобы запечатлеть все возможные выражения человеческих эмоций.

Рипли думал, что за четверть века своей карьеры в ФБР повидал уже все разновидности насилия, порождаемого больным разумом, и прочей подобной мерзости. Но такое он видел впервые. Рипли, как мог, боролся с рвотными позывами. Агент справа он него оказался менее стойким, его вырвало прямо на цементный пол.

– Простите, – промямлил он, вытирая подбородок.

– Боже, они же настоящие, – другой агент подошел к стене с масками, чтобы рассмотреть их в деталях. Рипли последовал за ним. Это были лица белых девушек, а не азиаток. Очевидно, жертвы периода «охоты за головами» в Северной Каролине, когда маньяк делал только свои первые попытки. У одной маски рот был слишком растянут в гротескном и жутком подобии улыбки, точно у сумасшедшего клоуна. У другой на месте глаз были страшные темные провалы, а искривленные брови были неровными стежками пришиты слишком высоко – навсегда застывшее выражение изумления.

– Пол, – позвал Бьянкони с лестницы, – тут кое-что есть, тебе стоит взглянуть.

Рипли с радостью покинул жуткий подвал с этими лицами и невыносимым запахом. Он уже знал, что маски эти будут сниться ему не одну ночь. А его мозг будет мучительно пытаться мысленно сопоставить их с фотографиями пропавших девушек из Северной Каролины.

– Только взгляни, – Бьянкони развернул лаптоп к Полу.

– Невесты из Тайланда, Индии, Китая и Меконгского региона на заказ.

Рипли наклонился к дисплею.

– Н-да, вот что у нас сейчас называется живым товаром.

И именно в тот момент раздался сигнал о входящем сообщении.

«Мы надеемся, что Вы довольны своей последней покупкой, – прочел Бьянкони вслух. – Мы ждем Вашего следующего заказа». Он поднял взгляд на Рипли.

– Он что, девушек через интернет покупал?

– Заверните, – бросил Рипли. – Пусть сюда приедут криминалисты, но наши шансы найти его гораздо выше, если мы изучим его поисковые запросы и переписку по сети. И пусть кто-нибудь займется его телефоном.

Когда они шли обратно к машинам, у них перестали принимать мобильные – работа агента, который занимался мониторингом горячей линии.

– У нас зацепка. Анонимный звонок из автомата. Говорят, что Оуэнс арендует фургон к юго-западу от Прескотта, в районе парка Поднероса.

Дождь лил как из ведра, когда море агентов ФБР разлилось вокруг фургончика. Видимость была крайне низкой, а шум капель о крыши служебных машин не позволял расслышать, был ли внутри фургончика кто-нибудь. Несколько агентов заняли позиции у дверей своих машин, а спецназовцы укрылись за деревьями.

Стоя позади своего седана, прямо рядом с дверью фургончика, специальный агент Пол Рипли оглядел позиции своих подчиненных. Он был доволен, что Оуэнсу не оставили шанса ускользнуть.

У всех агентов на спине красовались ярко-желтые буквы «FBI» или «SWAT», влажно отсвечивавшие флуоресцентом. Темно-синие форменные куртки заметно топорщились, надетые поверх бронежилетов.

Рядом с фургончиком стоял старый «Линкольн»: скорее всего, Оуэнс не успел смыться. Близились сумерки. Рипли надеялся, что мощные силы, стянутые на место задержания, обеспечат операции успех. Он поднял громкоговоритель:

– Уолтер Оуэнс, говорит специальный агент Пол Рипли, ФБР. Фургон окружен. Выходите медленно, руки за головой.

Прошло три долгих минуты, ни движения, ни звука в ответ.

– Это ФБР. Фургон окружен. Выходите, руки за головой. Если в течение двух минут Вы не подчинитесь, я отдам спецназу приказ взять Вас.

В следующие две минуты ответа не последовало, Рипли приказал ворваться в фургон.

Он сразу понял, что что-то не так. Через какие-то секунды командир отряда спецназа со стволом наперевес, показался в дверях фургона и махнул Рипли, мол: «Заходите».

Оуэнс совершил самоубийство, незадолго до того, как они приехали.

Они нашли его обмякшим на одиноком стуле, возле него лежал револьвер тридцать восьмого калибра. На лице у него была одна из масок, изрядно пострадавшая от выстрела: Уолтер снес себе полголовы. На коленях у него лежала предсмертная записка:

Я не хотел бы им боль причинить,

Я не хотел их за что-то винить,

Я лишь забирал то, что было у них,

То, что они не умели ценить.

О чем сожалеть —

Красоту я искал,

Художник, кто скрыл,

Что чудовищем стал.

Теперь, чтоб и правду скрывать не пришлось,

Я вам покажу, с чего все началось,

А девам, погибшим от этой руки,

Лежать в Каролине у самой реки.

Я вам предаю свои тело и совесть,

Художник, рожденный под именем Оуэнс.

Юго-запад Колорадо

Неделю спустя

– Они будут здесь с минуты на минуту, – улыбнулась Джоан Грант, заведующая учебной частью. Она подтянула галстук Монтгомери Пирса.

Бабочки начали порхать в животе Пирса – привычное ощущение после самого мимолетного знака внимания со стороны Грант. Отношения Монти, главы Организации элитных наемников, и Джоан с недавнего времени развивались стремительно и приобрели совершенно новые оттенки интимности, так что ее жест был почти смешным.