— Нет, человечество столько не протянет, — ответил Эверетт.

— Те люди... существа, которые его построили... вы уверены, что нам необходимо с ними встречаться? — спросила капитан Анастасия.

С края поляны донесся вопль:

— Сматывайтесь! Уносите ноги!

Из-за деревьев вылетел Шарки. Пистолеты болтались за спиной американца. На шее висела добыча. Эверетт не успел разглядеть, что именно, — Шарки несся со всех ног, спасаясь от гибких клыкастых существ радужной раскраски, похожих на ящериц. Лавина мелких созданий, чей мертвый собрат свисал с шеи охотника, обрушилась на поляну.

— Тросы! — гаркнула капитан Анастасия. — Все наверх!

Сен и Макхинлит в мгновение ока защелкнули пряжки и скрылись в листве. Эверетт замешкался.

— Мистер Шарки! — вскричала капитан Анастасия.

По лицу мастера-весовщика было ясно: не успеет. Схватить свободный конец троса и пристегнуться.

— Шарки! — крикнул Эверетт и протянул руку. Шарки вцепился в нее, подтянулся и свободной рукой поймал трос. Поляна кишела юркими телами, радужными шкурками, острыми коготками. Эверетт нажал на кнопку. Заскрипела лебедка, и они с Шарки начали подъем. Мгновение спустя за ними последовала капитан Анастасия. Поначалу радужные существа подпрыгивали, тыкались мордами в подошвы американца, но спустя мгновение Эверетт и Шарки были уже вне досягаемости, а их преследователи рассеялись по импровизированному лагерю.

— Мой двигатель! — взвыл Макхинлит.

Капитан Анастасия нажала кнопку на запястье, лебедка потянула гондолу вверх, ящерицы попадали с гладких боков на кишащих внизу собратьев.

Шарки из последних сил вцепился в трос. Медленно, лицом к лицу, они с Эвереттом поднимались наверх.

— Весьма обязан, мистер Сингх, — бросил Шарки, отпуская трос.

Эверетт поморщился, разглядывая мертвое создание, прижатое к груди охотника: с человеческую руку длиной, о четырех лапах, с длинным хвостом и желтыми глазами рептилии. Гибкое, как ласка. Крошечные отверстия ушей сзади длинного закругленного черепа, оскаленные зубы. Передняя лапа была пятипалой, бледная кожа покрыта складочками, как у младенца, мягкая шкурка переливалась, словно бензиновое пятно в луже. Всмотревшись, Эверетт понял, что мягкость обманчива: тело существа покрывали чешуйки, глаже и меньше змеиных, радужные на концах. Ему было неприятно дотрагиваться до кожи странного существа, а выражение его открытых глаз смущало — слишком разумное.

— Что это? — спросил Эверетт.

— Как что? Ужин, — ответил Шарки.— «Ибо алкал я, и вы дали мне есть».

— Не хочу никого обидеть, но на сегодня я перехожу в вегетарианство, — сказал Макхинлит, возвращая Эверетту миску.

Команда сидела локтем к локтю вокруг столика на камбузе. Ароматам лука, чеснока, тмина, перца чили, карри и кокосового молока не удавалось замаскировать запах мяса. Капитан Анастасия заглянула в миску и передала ее Сен. Та сглотнула. Эверетт не стал принюхиваться и просто отдал миску Шарки.

Шарки сам освежевал добычу, отделил голову и хвост, а тушку принес Эверетту, который с трудом заставил себя к ней прикоснуться. Тонкие косточки хрустели под ножом. Даже после часа, проведенною в маринаде из лука, пасты масала и кокосового молока, мясо так и осталось резиновым и никак не желало накалываться на вилку.

Команда не сводила глаз со старшего помощника Шарки отправил в рот щедрую порцию мяса и принялся жевать. Жевал он долго, после чего вынес приговор:

— Бона манджарри. Чуть жестковато. Похоже на аллигатора.

— А это что, наан? — спросил Макхинлит.

Эверетт передал главному механику горячую лепешку.

— Я насадил лепешки на палочки и надул над огнем.

— Моя бабушка делала такие в угольной печи, — сказал Макхинлит. — Совсем маленько жара. Даст сто очков всем тандури Гована. А я, пожалуй, попробую ваш дхал, мистер Сингх.

Эверетт передал механику миску чечевичной похлебки с карри. Кажется, его простили. Пусть не сразу и не до конца, но все еще впереди. Они снова были командой, одни во враждебном мире, где смерть и опасность подстерегали за каждым углом. Они снова были семьей.

— У моей бебе был рецепт халвы для особых случаев, — сказал Эверетт.

— И у моей, — ответил Макхинлит. — Она делала халву по любому поводу: фестиваль Холи, Рождество, кто-то сдал экзамены, собака ощенилась, троюродная племянница выходит замуж. Зеленую, из нутовой муки, по вкусу как сливочная помадка с травами. Только после ее смерти я узнал, что она клала туда бханг, или, как говорите вы, белые, коноплю. Чего удивляться, что у нас, мальцов, ехала крыша, ходили и хихикали, как придурки.

— Впервые слышу, что ваша семья из Говане, — сказала капитан Анастасия.

— Я не говорил, а вы не спрашивали, — ответил Макхинлит. — Должно быть, я единственный из пенджабцев Говане не смыслю в готовке, о чем порой жалею.

«Я мог бы научить», — подумал Эверетт, но вслух ничего не сказал. В своем деле — механике и электричестве — Макхинлит ощущал себя как рыба в воде. Быть подмастерьем — не для него.

— Мистер Макхинлит, я вижу, ваша торба при вас, — заметила капитан Анастасия. — Немного музыки?

Макхинлит расстегнул медные застежки потрескавшегося кожаного мешка. В кухне было слишком мало места, и ему пришлось отступить назад, на мостик. Главный механик растянул волынку, заправил басовые трубки за плечи. От мощных звуков «Бравой Шотландии» на полках задребезжали тарелки и чашки. За ним последовали «Лох-Ломонд» и «В краю озер». Капитан Анастасия отбивала ритм кулаком по столу.

— Не фальшивить, сэр!

— На «Королевском дубе» я играл на официальных приемах, — подмигнул Макхинлит Эверетту. — Не какие-то там народные мелодии в эстрадной обработке, а самый настоящий пиброх!

— Спасибо, мистер Макхинлит, — сказала капитан Анастасия. — Твоя очередь, Сен.

— Ты внимательно смотришь? — спросила Сен у Эверетта, наклонившись над столом. Неожиданно она прищелкнула пальцами прямо у него под носом. В руке была карта: клоун в полосатом трико на одноколесном цирковом велосипеде жонглировал планетами. Сен подняла вверх палец левой руки. Когда взгляд Эверетта вернулся к карте, она исчезла.

— Теперь ты должна вернуть карту обратно, — сказал он. — Это только половина трюка, самое сложное — вернуть ее. Престиж. Я видел в кино. Я смотрел внимательно.

Сен снова прищелкнула пальцами правой руки. В ладони лежал его айфон.

— Недостаточно внимательно, Эверетт Сингх.

Команда захлопала. Бледное лицо Шарки исказила болезненная гримаса.

— Но ты прав, карту нужно вернуть. Пошарь-ка в кармане.

Эверетт, ощущая себя полным болваном, извлек карту из кармана, а Сен уже отвешивала публике поклоны.

— Тогда, в поезде, — шепнула она Эверетту, возвращаясь на место, — мне ничего не стоило стянуть твой дилли-долли компутатор, а ты бы и глазом не моргнул. Вот тебе и престиж.

— Мистер Сингх, — сказала капитан Анастасия, — ваша очередь. Позабавьте нас.

Эверетт встал. Этого он и боялся, стоило Макхинлиту растянуть волынку. Эверетт не обольщался насчет собственного умения петь, плясать и травить анекдоты. Однако, судя по суровому выражению капитанского лица, выбирать не приходилось: «Эвернесс» ждала, что каждый оми и каждая полоне поддадут жару. Чтобы всем стало зуши.

От его выступления зависело, простят ли его. Ужин и посиделки после ужина капитан Анастасия затеяла, чтобы сплотить команду. Разобщенность опасна. Кроме готовки, Эверетт владел лишь одним, нет, двумя умениями.

Он поменялся местами с Макхинлитом, стянул футболку, изуродованную Сен, и скатал ее в мягкий твердый шарик. Такими играли в футбол мальчишки в индийской деревне, откуда был родом его отец.

— Считаем вместе со мной, — сказал Эверетт и подбросил импровизированный мяч в воздух, поймал на колено, снова подбросил. Пятка, колено, пятка, колено. Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.