Андрей, подпоясанный расшитым полотенцем, фыркал над ведром холодной колодезной воды. Увидев брата, он крикнул:

– Чего ж ты меня не взбудил? Вместе бы на речку поехали.

– Так тебя зараз и взбудишь… Ты ж спал, как сурок.

Андрей, вытирая полотенцем голову, посмотрел на посмеивающегося брата:

– А ты наверно знаешь, что Марина сейчас на волобуевском хуторе?

Лицо Василия сделалось серьезным:

– Сам видел на той неделе, как масло от Волобуя возил. Худая да черная стала.

Андрей смущенно отвернулся от брата, чтобы скрыть подступающие к глазам слезы…

Одевался Андрей, словно на праздник. Начистив до ослепительного блеска сапоги, он достал привезенную с собой кривую шашку в серебряных ножнах, с вызолоченной неказачьей рукояткой. Надев на новую черкеску оба Георгия, подошел к матери.

– Ты, Андрюша, зайди к Гринихе-то, – крестя сына, прошептала мать, окидывая счастливыми глазами его высокую стройную фигуру.

Почти все пятнадцать верст до волобуевского хутора Андрей мчался галопом. Но когда на большом холме из-за темной зелени вишняка показалась крыша волобуевского дома, он пустил коня шагом. Прежняя робость перед Мариной стала снова овладевать Андреем.

Справа от дороги из непролазной чащи камышей узкой полоской выглянуло небольшое озеро. Над головой Андрея пронзительным криком закружились краснолапые кулики. По песчаной отмели важно бродили цапли, а чуть подальше деловито суетились пестрые бекасы, запуская длинные носы в заросшую тиной воду. По лугу, вдоль камышей, шло волобуевское стадо.

Увидав знакомого пастуха, Андрей повернул коня ему навстречу.

– Здорово, Пантелей Григорьевич! – приветливо козырнул он и спрыгнул с коня.

– А ты кто такой будешь? – спросил старик, с любопытством посматривая на Андрея.

– Семенного Григория сын, разве не узнали, дедушка? Каневской я.

– Да никак ты, Андрей?

– Я, дедушка.

– Давненько не видал. Вырос, настоящий казак стал. Куда едешь-то?

– К Волобую, дедушка. Вы Марину Гринь знаете?

– Знаю, а ты ей кто будешь?

– Невеста она мне… – неожиданно вырвалось у Андрея.

– Невеста… – Старик окинул Андрея соболезнующим взглядом. – Там она… На самом хуторе работает.

Андрей достал кисет:

– Закурим?

– И то, сынок, без курева целое утро маюсь. – И старик, приняв из рук Андрея кисет, стал свертывать цигарку. – Эх, и табачок у тебя! – сказал он, с наслаждением затягиваясь дымом.

Андрей взял руку старика и, повернув ее ладонью вверх, высыпал в нее половину кисета.

– Спаси Христос, сынок! Выручил ты меня табачком, – благодарно улыбнулся старик.

Андрей уселся на бугорок, стал закуривать. Рядом с ним, кряхтя, опустился пастух.

– Так ты, значит, женихом ей доводишься? – спросил он Андрея и с какой-то особой лаской в голосе протянул: – Хорошая девка… Да только… – Старик, не договорив, опустил голову.

– Что, дедушка, может, она больна?

– Нет, не в болезни дело. Как тебе и казать-то? – замялся пастух. – Ты ее, хлопче, лучше забери оттуда. Будь он трижды проклят, хутор этот, с хозяином вместе!

Старик задумчиво ковырял палкой землю. У Андрея, взволнованного намеками пастуха, кольнуло в сердце, но дальше расспрашивать он не решался. Ему казалось, что вот-вот он услышит что-то страшное, от чего померкнет для него яркий солнечный свет. Наступило молчание…

Наконец Андрей робко проговорил, заглядывая старику в лицо:

– Дедушка, ты что-то знаешь… Скажи!

Лицо старика стало суровым.

– Волобуй ей проходу не давал прошлое лето, – заговорил он, как бы нехотя. – Раз в это время скотину пригнал. Дома-то никого не было, окромя их. Хозяйка в станицу поехала. Слышу Маринкин голос: кричит, словно ее кто душит. Я в хату побег. Гляжу, она от Волобуя в чулане отбивается… Хозяин-то пьяный. Насилу оборонил… Ну, а как проспался, так мне и ей наказывал никому не говорить. «Это, – кажет, – я пошутил», а какая уж шутка! – Старик сплюнул. – Он такими шутками не одну девку испортил… Хозяйка утром приехала, а Марина в синяках ходит. Ну, Маринка хозяйке и рассказала. С тех пор жизни ей нету: задавил работой рыжий черт. А прогнать не хочет – работница она, сам знаешь, цены ей нету!

Андрей молча сел в седло и поскакал.

Марина с утра работала на волобуевском огороде. Она срывала молодые огурцы и складывала их в большую плетеную корзинку.

За высокими тополями послышался стук подков о деревянный настил моста. Затем из-за камышовой заросли показался всадник. Не доезжая до огорода, он спрыгнул с лошади и бегом направился к Марине. Девушка вскрикнула, узнав Андрея.

Первое мгновение они молча смотрели друг на друга. Заметив, что Марина пошатнулась, Андрей подхватил ее и крепко прижал к груди.

Очнувшись, она полными радости глазами пристально посмотрела на Андрея.

«Андрей, счастье мое! Родной мой! Жив, жив!» – говорили ее глаза, но губы уже дрогнули в такой знакомой Андрею насмешливой улыбке:

– Устала я корзины с утра тягать. Голова закружилась, а ты рад скорее облапить. Пусти, медведь.

Но Андрей, не слушая Марину, жадно искал ее губы своими губами и, найдя их, еще крепче обнял девушку.

Взявшись за руки, они пошли с огорода. Конь Андрея, почувствовав свободу, беззаботно принялся ощипывать листья молодой капусты.

Андрей и Марина сели на краю балочки и стали говорить о разных пустяках, не решаясь коснуться того, что их волновало. У воды в камышах клохтала лыска, сзывая разбегающихся цыплят. Над рекой с пронзительными криками носились чайки, зорко высматривая в воде зазевавшуюся рыбешку. Высоко в синем просторе звенела трель черногрудого жаворонка.

– Что так смотришь на меня, Андрейко? – Марина смущенно улыбнулась. – Что, с лица спала, глаза ввалились? Замучил он меня работой, идол рыжий. Сил моих нет! Руки наложить на себя хотела…

Андрей, ласково обняв ее, привлек к себе, не давая говорить:

– Знаю. Все знаю… Не надо!

Так сидели они молча, прижавшись друг к другу. Наконец Андрей встрепенулся:

– Уйдем, Маринка, отсюда. Сейчас же уйдем.

Андрей поднялся, помог Марине встать. Она беспокойно оглянулась:

– Погоди, Андрей, надо огурцы взять, а то хозяйка ругать будет. – Но, взглянув на Андрея, озорно махнула рукой. – А черт с ними, пускай сама их несет.

Во дворе, около новой, блистающей свежей краской косилки стоял Волобуй. Его одутловатое лицо с ярко-рыжей бородой выражало безграничное довольство.

Увлекшись осмотром, он не заметил подошедшего сзади Андрея.

– Здравствуйте, Степан Титович! – с трудом сдерживая гнев, проговорил Андрей.

Волобуй обернулся.

– А, это ты, Андрей! Ты что ж, не от Богомола ли приехал? – И, окинув удивленным взглядом Андрея, смущенно пробормотал: – Да тебя и не узнать. Прямо офицер, да и только!

Андрей, не отвечая, продолжал в упор смотреть на Волобуя. Тот, делая вид, что не замечает колючего взора Андрея, приветливо улыбнулся:

– Ну, что ж… Герою завсегда рад. Пойдем в хату, найдется что выпить.

Волобуй хотел было пройти мимо Андрея, но, взглянув ему еще раз в лицо, невольно отступил назад.

Андрей шагнул и схватил его за чесучовую рубаху:

– Погоди, Степан Титович, дело есть… Ты что ж, подлюка брюхатая, к чужим девкам лазишь, а коли они тебе, черту старому, не поддаются, так ты их со свету сживаешь?

Волобуй осел в руках Андрея грузным мешком:

– Пусти! Тебе кажу, пусти! Ратуйте! Ра-а-а-а…

– Цыц! Зараз кишки выпущу!..

Выглядывавшая из конюшни голова работника быстро спряталась назад.

– Говори, за что девка в синяках ходила?

Волобуй испуганно бился в руках Андрея, хрипел и наливался кровью.

Тряхнув Волобуя еще раз, Андрей швырнул его изо всех сил на косилку. Волобуй стукнулся боком о полок и растянулся на траве. С омерзением плюнув на него, Андрей зашагал к крыльцу.

Войдя в кухню, он взволнованно выкрикнул:

– Собирай, Маринка, вещи, зараз в станицу поедем!

Марина бегом направилась в чулан и через несколько минут вынесла оттуда завязанные в узелок свои пожитки.