— Латте. Самый большой!
— Два латте, пожалуйста. Самых-самых больших, — улыбается девушке за прилавком Ашер.
Она краснеет и смущается, а потом бежит выполнять заказ. Вот же… Перфоратор. Но вдруг Ашер добавляет. — А что касается вашего вопроса… Мы все несвободны. От общества, от статуса, от денег, от родных, от обязательств. И либо принимаем условия, навязанные другими, либо становимся париями. Вы ведь тоже прячетесь за светлыми волосами и розовыми ногтями.
— Я краснею и начинаю кусать губы. — А все потому что иметь такой IQ, как у вас, считается для женщины неприличным, верно? Уже, вроде, и взрослые, а все равно играем в прятки, да?
— Давайте сменим тему. — Отчего-то мне так неуютно…
— С радостью. Кстати, из меня неплохой экскурсовод. По работе я бывал во множестве исключительно красивых мест, которые просто так не найдешь.
— Предлагаете мне все-таки взглянуть на Сидней глазами аборигена?
— Точно.
— И вам не надо на работу?
— Эм… Мы немножко повздорили с советом правления… Они на меня нажаловались моей же сестре, можете себе представить? А раз так, то я решил, что милым власть имущим джентльменам мое общество ни к чему.
— Ай-ай-ай, мистер Перфоратор, что ж вы маленьких и слабых-то обижаете?
Ашер снова смеется.
— А вы почему не на работе? Думал, тиран и деспот держит вас в своем вампирском склепе круглосуточно.
— Ну… знаете, если я сегодня не вернусь на работу, меня уволят с вероятностью пятьдесят процентов, а если вернусь — со стопроцентной. Я была не очень любезна с собственным начальником.
— О, так значит мы оба вопиюще свободны.
— Да, можно было взять что-нибудь покрепче латте.
— Ну что вы, Джоанна, для спиртного время всегда найдется. Главное — не терять надежду!
И хотя Ашер предупреждал меня, что до мест, в которые он меня поведет, добраться не так просто, не ожидала, что придется прогуляться по промзоне. Причем грязной и заброшенной. Я подворачиваю ногу через каждые пять метров.
— Вы точно не собираетесь меня убивать? — спрашиваю я у мистера Перфоратора.
А Ашер всего лишь весело и фальшиво насвистывает незнакомый мотив, засунув руки в карманы брюк.
— Хватит недовольно пыхтеть, Джоанна. Представьте себя, я сюда еще никого не приводил.
— Тогда чем я все это заслужила? — продолжаю я ныть.
Ашер смеется.
— Все, стойте.
— Что? Привал? О, слава Богу!
— Какой привал? — фыркает Ашер. — О нет, я сейчас вам глаза закрою. — И уже ведь обходит меня со спины. Ну, это очень даже похоже на то, что меня сейчас начнут убивать, но я все равно доверчиво стою на месте и позволяю Ашеру закрыть ладонями мои глаза. Может быть, потому что мне просто хочется мужских прикосновений. — Идите вперед, — распоряжается мужчина.
— А далеко? — спрашиваю я, и тут же взвизгиваю, оступаясь. Одна из рук Ашера перемещается на мой живот в попытке удержать от падения, и я вздрагиваю от этого прикосновения. У него такая большая и теплая ладонь. Она прожигает одежду. — Давайте я сама буду держать глаза закрытыми, а вы просто не дайте мне упасть, хорошо?
— А вы точно не будете подсматривать? — спрашивает он у самого моего уха. Боже. Кожа начинает покрываться мурашками. Кажется, я его хочу. Нет, не кажется. Я хочу его очень.
— Я обещаю.
— Хорошо. Прямо примерно восемь метров и тридцать сантиметров.
— Точно тридцать? Не двадцать и не сорок? — язвлю я, а Ашер смеется, прижимаясь грудью к моим лопаткам.
— Это профессиональное, не обращайте внимания. Давайте. Шаг с правой ноги, — командует он, сцепляя руки вокруг моего живота и прижимая к себе так, что я вынуждена полагаться на его объятия и шаги. Восемь метров и тридцать сантиметров неуклюжего переваливания, а затем Ашер вдруг чуть приподнимает меня в воздух, чтобы повернуть налево.
— Голову наклоните. Осторожнее, но глаза не открывать ни в коем случае! — предупреждает он. — О бетонные стены очень больно ударяться головой, поверьте моему опыту. А вам, в отличие от меня, нужно извилины беречь.
Он такой забавный. Улыбаюсь и сильно смыкаю веки. Внезапно глупая прогулка по промзоне стала такой… увлекательной. И его объятия, да я бы поселилась в них.
— Совсем чуть-чуть. Давайте, снова с правой!
И я шагаю. С левой, конечно. У меня всегда были проблемы с ориентированием. Вообще удивлена, что в первый раз сделала все, как надо. Начинаю хохотать.
— Видите, мне и головой ударяться не надо, — отшучиваюсь я.
— Ничего, это распространенная женская проблема, я уже привык.
А вот теперь, после этих слов, мне очень хочется из его объятий выбраться. Но вдруг он продолжает:
— Моя сестра, та самая, на которую так полагается правление, однажды не пустила меня за руль своей машины, когда мы поехали на объект, и в итоге столько раз перепутала право и лево, что мы опоздали на полтора часа. Теперь отдает руль без вопросов.
— Она тоже строитель? — чуть смутившись из-за поспешных выводов, спрашиваю я.
— Декоратор. Итак. Стойте. Мы на месте. А теперь я отхожу, а вы медленно открываете глаза.
И его руки покидают мое тело, лишая столь желанного тепла. Я открываю глаза, как он и сказал, — медленно. И сначала не могу понять, что случилось. Вокруг такое буйство красок… А потом до меня медленно доходит, что я стою в кольце стен, на которых нарисованы лучшие трехмерные граффити, которые мне вообще доводилось видеть. Я не фанатик этого искусства, но уверена, что в жизни не увижу лучшей работы. Здесь и обвитые колючей проволокой мужские руки, по которым течет кровь, и странные нечитабельные послания, и барабанная установка, по которой ударяют палочки, и персонажи комиксов, и море с кораблем, и красивые женские ноги в армейских ботинках, и все это каким-то образом так соединено, что образует цельную картинку. Боже мой, насколько же неуверенным в себе нужно быть человеком, чтобы спрятать такую работу от чужих глаз? Или кто-то, наоборот, был настолько разочарован в людях, что намеренно лишил их возможности увидеть нечто красивое. После яхты Эмилио Юнта я не уверена, что не поступила бы так же.
— И что… — начинаю я хрипло, откашливаюсь и пробую задать вопрос еще раз. — И что здесь собираются строить?
— Собирались, — поправляет меня Ашер. — Здесь хотели построить новый завод.
— Но не построили.
— Отчет эксперта был не очень хорош… видите ли, я ему заплатил, чтобы он чуть подправил цифры, и получилось, что строительство ужасно нерентабельно. Думаю, что нужно найти художника и отдать эти работы в музей граффити, но пока, сколько сюда не прихожу, не застал ни одного человека.
Это звучит настолько сюрреалистично, что просто не может быть правдой. Я не могу поверить, что люди, посещающие яхту Эмилио Юнта способны на подобные поступки… Отворачиваюсь и осматриваюсь еще раз.
— Сдайте работы в музей, опубликуйте новость в интернете, автор найдется.
— А если он не хотел, чтобы это видели?
— Почему-то мне тоже так кажется, — говорю я тихо. — Но все мы когда-то не хотим что-то видеть или показывать, а потом понимаем, что были глупцами.
Но меня слышат и понимают безошибочно.
— На яхту Эмилио Юнта приходят, чтобы его о чем-то просить, Джо. А не ради сомнительных удовольствий. По крайней мере, если ты нормальный адекватный человек, ты придешь туда именно за этим. Например, мне нужно за месяц выбить разрешение на снос старых доков, а фанаты бюрократии уперлись рогом. Иногда один звонок человека с яхты может сделать больше, чем череда подкупов необходимых инстанций.
— Это отвратительно.
— Это честно. Жизнь по уставу далеко не всегда так хороша, как кажется. Например, если бы все было сделано правильно, я бы позволил снести эти стены. Но они стоят, и я совсем не жалею. Неужели вы считаете иначе?
Я не хочу на это отвечать, я не хочу признавать, что он прав.
— Пойдемте, — пытаюсь я увильнуть.
— Джоанна, я задал вам вопрос, — не отступает Ашер. — Нельзя всю жизнь метаться от одной точки зрения к другой…