Ровно в девять почта открылась и первые посетители прошли внутрь. Говардс все знал, но, разворачивая на прилавке свою Книгу, не удержался и бросил беспокойный взгляд на большие стенные часы. Почему? Начинался обычный день, ничего особенного. Стоило длинной черной стрелке пройти еще одно деление, как страх скрылся в самой глубине его сознания.

Еще один день — чего так волноваться? Он нервно усмехнулся, отомкнул ключом стоящий перед ним мультифранк и увидел, как двое людей одновременно подошли к прилавку.

— Я хочу отправить вот это письмо в Сьерра-Леоне, — сказал мужчина.

— Двухкредитную страховую марку, пожалуйста, — сказала женщина.

Они вдруг начали пререкаться, выясняя, кто подошел первым, потом перешли на крик. Говардс положил левую руку на Книгу и поднял правую.

— Перестаньте, — сказал он, и они умолкли, почувствовав власть в его голосе. — Согласно пункту В-864/234 Книги Почтовых Правил все разногласия и споры решает почтовый служащий. Дамы обслуживаются первыми. Вот ваша марка, мадам.

Мужчина отступил, женщина робко протянула страховую книжку — он уже держал палец на пусковой кнопке. Взяв свободной рукой книжку, он просунул страницу в прорезь и нажал кнопку.

— С вас двадцать два восемьдесят, мадам, — кредитки легли в ящик кассы, сдача зазвенела в тарелочке на прилавке.

— Следующий, — бросил он чуть снисходительно.

Мужчина не возражал: он понимал, что спорить нечего. Не стоит. Против Книги не пойдешь. Когда он отошел, Говардсу пришло на ум, что день начался немного хлопотно. Но почему так противно сосет под ложечкой? Непонятно. Он потер бок рукой.

Рыжий детина, заросший густой черной бородой, загородил собой окошко.

— Знаешь, что это? — прорычал он.

— Конечно, — ответил Говардс. (Уж не дрогнул ли его голос?) — Это игольчатый пистолет.

— Верно, — детина шипел, как сработавший баллон с ядовитыми газами. Выстрела никто не услышит, а игла проткнет тебя с такой скоростью, что гидростатическая волна обеспечит паралич нервной системы. Ну как?

— Что вам надо?

— Четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов, поживее!

— Но у меня нет столько. В кассу поступает…

— Идиот! Я все знаю. На сумму выше пяти тысяч кредитов требуется специальное разрешение. Поэтому — четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов. Ну!

— Минуту, — с готовностью сказал Говардс, он нажал клавиши и сосчитал вслух: — Четыре, девять, девять, девять…

— Теперь пусковую кнопку!

На какое-то мгновение Говардс замешкался, потом задержал дыхание и надавил кнопку.

На тарелочке послышался звон мелочи, человек опустил глаза, и струя белого пара ударила ему в лицо.

Он вскрикнул, скорчился и упал — отравляющие, нервнопаралитические и нарывные вещества одновременно ударили в него.

— Кретин, — пробормотал Говардс, прикрыв лицо платком и отступив на шаг. — Служба Безопасности сработала, как только я набрал четыреста девяносто девять миллионов девятьсот тысяч кредитов. Простой фокус со знаком.

День как день, но откуда же это чувство?

— Помогите мне, — услышал он женский голос.

— Конечно, мадам. — Откуда она взялась так быстро?

— Вот мое пенсионное удостоверение, — дрожащая рука, вся в шелухе, протянула замызганную и драную книжку. Мне не платят по ней деньги.

— Причитающиеся деньги всегда платят, — сказал Говарде, брезгливо раскрывая двумя пальцами засаленную книжку. Он указал на вырванную страницу: — Вот в чем дело. Не хватает страницы. Книжка станет действительной, если вы заполните бланк 925/1 к/43.

— Я уже заполнила, — сказала женщина, чуть не швыряя в него еще более мятую и грязную бумажку.

Говардс положил бумагу перед собой, надеясь, что его чувства не отражаются на лице.

— Все верно, мадам, но бумага не полностью заполнена. Вот здесь надо проставить номер страховки вашего мужа.

— Я не знаю его номера! — закричала женщина, вцепившись в край прилавка. — Он умер, и все его бумаги пропали.

— В таком случае вы должны заполнить бланк 276/ро/б7 — заявление в соответствующие инстанции для получения необходимых сведений. — Он вернул бумагу, выдавливая из себя вежливую улыбку. — Вы можете получить этот бланк…

— Я прежде помру, — завопила женщина, она бросила в воздух все бумаги, и они замелькали вокруг словно грязные конфетти. — Я уже неделю не ела. Я требую справедливости. У меня нет денег на хлеб…

— Мне бы очень хотелось помочь вам, мадам, но я не имею права. Вы должны заполнить бланк заявления Чрезвычайному Уполномоченному…

— Я прежде помру, — хрипела женщина, просовывая голову в окошко. Для вас бумажки дороже людей! Я себе так и сказала: покончу с собой, если не достану сегодня денег на пропитание. Спасите меня!

— Пожалуйста, не угрожайте! Я сделал, что мог. Так ли это? Не должен ли он был позвать какое-нибудь начальство? Правильно ли он сделал…

— Лучше я умру сразу, чем буду подыхать медленной голодной смертью.

В ее руках оказался длинный хлебный нож, которым она взмахнула перед ним. Угроза? Полагается ли в этом случае вызывать охрану?

— Я не могу, — выдавил из себя Говардс, его пальцы нервно и нерешительно засновали по клавишам. Охрану? Полицию?

— Раз так, я умираю и не пожалею об этом мире! Она положила руку вверх ладонью на прилавок и страшным ударом ножа располосовала запястье. Из раны хлынула кровь.

— Что вы сделали? — закричал он, сжав кулаки. Она завопила, взмахнула рукой, кровь брызнула на него и залила прилавок.

— Книга! — застонал он. — Вы залили кровью Книгу. Что вы наделали!

Он схватил Книгу и принялся вытирать ее платком, но тут вспомнил, что до сих пор не вызвал врача. На мгновение он замешкался, потом отложил Книгу и бросился на место. Все вокруг было залито кровью — может быть, он совершил ошибку? — женщины возле прилавка не было, но он слышал ее всхлипывания.

— Скорую помощь, — говорил он в микрофон. — Необходима срочная медицинская помощь. Немедленно.

Должен ли он был что-нибудь сделать для нее? Он не имел права оставлять свое место. И везде кровь — на руках и рубашке. Он в ужасе оглядел свои руки.

Что у него с руками? Может быть, он забыл что-то, что должен помнить? В памяти словно отзвук пронеслись какието воспоминания — какие воспоминания? Все в порядке: он сидит на своем месте, рука лежит на Книге, а перед ним — сияющий мультифранк. На своем месте… Конечно, на своем но почему снова это чувство, отдаленное, пугающее воспоминание, что все на самом деле не так?

Почему он глядит на свои руки?

Говардс передернулся, открыл мультифранк, включил его, сбросил цифры, щелкнул пробным и рабочим выключателями, а когда загорелся зеленый свет, поглядел на циферблат и набрал: 4.999…

Что-то не то. Почему он так сделал? Украдкой оглянувшись, он тотчас сбросил цифры. Длинная черная стрелка часов передвинулась еще на одно деление, замерла на вертикали и тут же перед его окном выросла громадная очередь. Люди тесно прижались друг к другу и молча глядели на него, только в конце очереди раздавались приглушенные голоса.

— Доброе утро, сэр, — обратился он к розоволицему джентльмену, стоявшему впереди. — Чем могу…

— Давайте без разговоров. Надо работать, а не языком чесать. Это заказное письмо надо послать в Капителло, в Италию. Сколько с меня?

— Это зависит… — начал Говардс.

— От чего зависит, черт возьми? Мне надо письмо отправлять, а не байки слушать.

По толпе пробежал нетерпеливый ропот, и Говардс, деланно улыбнувшись, сказал:

— Это зависит от веса, сэр. Заказные письма доставляются орбитальной ракетой, и оплата зависит от веса.

— Тогда, черт возьми, кончайте наконец болтать и взвесьте его, — он протянул письмо Говардсу.

Говардс взял письмо, просунул его в прорезь и назвал цифру.

— Это просто черт знает как дорого! Я только вчера посылал письмо в Капителло — обошлось гораздо дешевле.