— Ты врешь, рысь! Жаловать знак Луны могут лишь старшие веллары!
Сигарт снова безучастно кивнул. Остальные воины глухо зароптали, бросая гневные взгляды на него — но вот старший воздел руку, и на поляне воцарилась мертвая тишина.
— Неважно, как он получил знак богини — священный закон велит помогать всякому, кто его носит, будь это эльф, хэур или человек. Не нам спорить с законами Эллар! Иди своим путем, рысь! — сказал он, обращаясь к Сигарту, но тот не слышал его слов. Весь мир померк для него в мгновение ока, свернулся, как полотно, остекленевшие глаза дико уставились в лицо лунной эльфы, еще совсем недавно сиявшее нежной улыбкой. Ирилай осторожно взял Сигарта за плечо.
— Мы должны забрать ее, чтобы похоронить в лунном источнике по обычаю эллари. Довольно и того, что ты отнял ее душу, — в последних словах звучала открытая ненависть.
В следующий миг он решительно высвободил Моав из рук хэура и поднял ее легко, как пушинку. Ожидая самого худшего, окружающие эльфы с тревогой следили за хэуром, их пальцы все еще нервно сжимали оперенные концы стрел. Но Сигарт, похоже, и не думал вмешиваться — он все так же стоял на коленях в залитой кровью траве, не в силах пошевелиться.
Вскоре маленький отряд был в полной готовности, с седла одного из всадников свешивалось переброшенное через него тело веллары. Худенькая рука беспомощно качалась в воздухе; знак Эллар на ладошке поблек, стал мутно-белым, точно след от давнего ожога; его контуры теперь едва ли можно было разобрать: сила богини покинула хрупкое тело вместе с жизнью… Почти касаясь земли, длинные бело-лунные волосы путались в поникших осенних соцветиях.
Сигарт поднялся и быстро подошел к сидящему верхом ирилай. Дрожащей рукой он провел по светлым волосам Моав, кое-где слипшимся от запекшейся крови. Осознание случившегося нахлынуло на него ледяной волной. С хриплым криком он рухнул в покрытую редким снегом траву, уткнув лицо в сладко пахнущие белые пряди. Всадник тихонько тронул лошадь, и ладони хэура сомкнулись в пустоте.
Эльфы почти скрылись в лесу, когда до них донесся жуткий, леденящий кровь вой, словно исторгнутый из самой глубины смертельно раненого сердца. Везший тело всадник вздрогнул и обернулся: сквозь сплетенные ветви он увидел огромную пепельную рысь, сидящую на опушке — по-волчьи задрав морду к небу, зверь жалобно выл среди увядших цветов.