Мать не отвечала, а просто пристально смотрела в глаза транжиры. Ну просто факир и змея на отдыхе.

– Скажи хоть что-нибудь, – взмолилась девочка.

– Пошла вон.

– Я не могу пойти вон. Это небезопасно. Меня могут украсть. Мы не дома.

– Всё равно – пошла вон.

– Я не могу! – завыла малолетняя преступница.

Наша героиня хлопнула дверью и вышла на балкон. Из комнаты раздавались рыдания и причитания, а также жалобы на тяжёлое детство и жестокую судьбу.

Это было ровно два часа тому назад. А сейчас судьба явно начинала улыбаться дитяте, одаривая его браслетом и голубиным воркованием тётки. И только мать плыла против течения, никак не сворачивая с выбранного курса.

Надо отдать должное такту сестры и зятя: в конфликт между матерью и дочерью они не вмешивались, идиотских замечаний типа «давай простим нашу девочку, она так больше не будет» не изрекали, пострадавшее дитя не жалели, но и вместе с матерью ребёнка не байкотировали. Одним словом, уважали обеих родственниц. Те платили им той же монетой. И вообще компания у них была замечательная. И понимание исключительное. А тараканы? Так у кого их нет? Главное – знать, как с ними бороться.

Героиня же наша боролась со своими «насекомыми» в виде беспричинных вспышек гнева следующим образом: заглядывала в календарь, определяла фазу своего месячного цикла и констатировала – «ничего удивительного». В этот раз фаза была нужная, о чём свидетельствовали чрезмерная раздражительность, сыпь на загоревшем лице и волчий аппетит. Старшая сестра всё это подмечала и заботливо предлагала: «Съешь ещё кусочек». И младшая не отказывалась, съедала. И добрела.

Наверное, в этот раз именно количество съеденного заставило её посмотреть на происходящее другими глазами. Взору предстала картина вечного двигателя: дочь, словно челнок, металась между ней и остальной жизнью.

– Мама, ты подумала? Ты можешь со мной поговорить?

– Тебе строго-настрого запрещено распоряжаться чужими деньгами, – металлическим голосом вещала мамаша. – Ты не имеешь права…

– Не имею, – шептала девочка.

– Я тебе запрещаю…

– Я знаю.

– Я в течение двух дней ничего не буду тебе на пляже покупать.

– Не надо.

– Ни кукурузы, ни пахлавы…

– Не надо, мамочка. Только разговаривай со мной.

Дальше в очередной раз проговаривались правила, и разбору полетов наступал конец.

– Не забудь принести сдачу из бара.

(Бармен обещал вернуть деньги вечером.)

– Конечно, мамуля, – выпевала девочка.

Они обнимались, мурлыкали и клялись остаток отпуска провести в любви и согласии.

Вечером все дневные события обсуждались за нарядным столом. Из степи веяло прохладой, смаковалось вино, все пребывали в неге и покое.

– Пойду посмотрю свою, – сказала успокоившаяся мать и вышла в ночь.

А в ночи ей навстречу летело дитя, вокруг которого светился ореол недетского страдания.

– Мама! – голосил ангел. – Я тебя обманула! Я ещё купила сухарики на сдачу, а сразу тебе не сказала. Я их не ела. Я их отдала Соньке. Я буду наказана. Я сама себя накажу: я не пойду гулять, не буду смотреть телевизор, проведу весь вечер в номере.

Дочь стрекотала – мать даже не слушала. Лень. Как часовой, она вела малолетнюю преступницу к месту исполнения добровольного наказания.

– Что-то случилось? – голосом доброго следователя спросила сестра.

– Нового – ничего, – выступило обвинение.

А маленькая преступница рвалась на скамью подсудимых. Не вступая ни с кем в контакт, девочка тенью проскользнула в номер, аккуратно притворив за собой дверь.

– А вот я сейчас повторю таблицу умножения и прочитаю двойную норму Сладкова, – подобно громкоговорителю, проговорила затворница.

Взрослые поняли маневр и улыбнулись. Далее зазвонивший телефон прервал благое начинание. Отец, видимо, расспрашивал дочь о том, как та провела день.

– Да вот, – сообщала она. – Лежу в постели, читаю Сладкова. Мама с Олей и Валерой пьёт вино, – докладывала потерпевшая, ни словом не обмолвившись о произошедшем ЧП.

Сидящие на балконе еле сдерживали смех. Видимо, следующий ответ девочки был ответом на вопрос: «А что ещё делает твоя мама?»

– Ещё она ест, дышит, купается в море, загорает и пишет свои заметки.

– Больше, к сожалению, добавить нечего, – саркастически произнесла мать и выразительно посмотрела на старшую сестру.

Та улыбнулась в ответ и перевела взгляд на мужа.

– Хорошо, папочка. Я тоже тебя люблю. Пока.

Скрипнула кровать, что-то тяжёлое грохнулось на пол. «Книга», – догадалась наша героиня.

– Пойду посмотрю, – вызвалась тётка и через секунду вернулась в умилении: – Спит.

– Спит? – переспросил зять.

– Спит.

И трое взрослых, как по команде, просунули в дверь головы: на кровати лежал смуглый ангел и безмятежно улыбался во сне.

– Девочки, – прошептал растроганный зять, – а не выпить ли нам?

– За деток?

За деток.

Каждый вечер сестра курортницы рассуждала о своей причастности к крымской земле:

– Знаешь, я тут родилась. Это – моя земля. Здесь жили мои предки.

Всех предков родной сестры наша героиня знала наперечёт. И если ей не изменяла память, самые близкие колена их рода проживали в средней полосе России. А фактическим местом появления родной сестры на свет был роддом довольно известного провинциального городка. Сама героиня имела ту же прописку.

Но старшая сестра исполняла величальную песнь крымской земле на протяжении всех десяти дней отдыха. Происхождение песни не вызывало сомнения: дед обеих курортниц по отцовской линии был грек родом из Мариуполя. Фамилию носил татарскую, по преданию, доставшуюся ему от крымских татар. «Интересно, – думала младшая сестра, – а когда она будет в Кронштадте, что будем слушать?» Второй дед, теперь уже по материнской линии, тоже носил татарскую фамилию. К тому же действительно родился в Кронштадте. Третьего деда быть не могло, но родину сестры были готовы найти в любых местах земного шара.

Младшая, кстати, исключением не являлась. В качестве земли обетованной она выбрала европейское пространство. Зять – Египет.

Старшая сестра, боготворя крымскую землю, готова была зарыдать при мысли, что больше сюда не вернётся. Поэтому у моря зарекомендовала себя расточительницей и забросала стихию монетками.

Младшая к морю вообще не пошла. И не потому, что не любила его, а потому, что мысли её были далеки от крымских достопримечательностей. Она хотела домой. И хотя встреча с домом не сулила ей, в сущности, ничего хорошего, свидание с очередной родиной ей казалось каким-то затянувшимся. Солнце стало для неё слишком жарким, море – слишком тёплым, а ребёнок – слишком загоревшим. Ей хотелось борща, красиво сервированного стола и завершения работы над книгой очерков.

– Мама, ты соскучилась по папе? – возвращала к реальности деточка.

– Конечно, соскучилась, дорогая, – не моргнув глазом врала мать.

– Ты его правда любишь?

– Правда.

Отвечала и задумывалась. Она ничего про это не понимала. И не хотела ничего понимать, потому что мысль о разводе давно была ей неинтересна. О муже она старалась не думать, во всяком случае на отдыхе. Брак её был скорее удачей, чем разочарованием. Супруг – человеком хорошим. Отцом заботливым. Но с ним не получалось чувствовать себя защищённой и потому приходилось всегда находиться в состоянии полной боевой готовности, что было очень утомительно.

– Мама, – настаивала девица, – что мы будем есть в поезде?

– Ничего.

– Ничего? Два дня ничего?

– А что ты хочешь есть два дня?

Дочь задумалась, просканировала в уме гастрономические приоритеты и заявила:

– Можно у проводницы покупать вафли, печенье и шоколад. Боже мой, когда у меня будут карманные деньги? – то ли спросила, то ли приказала девочка.

– Когда ты их туда положишь.

– Я же не работаю.

– Так работай.

– Мне всего семь лет, ты сама говорила, что таких детей на работу не берут.