Сан Саныч нес всякую чушь, болтал, боясь остановиться, словно стремился словесным потоком загасить начинающий разгораться пожар беды, заставить нечто жгущее внутри замолчать, хоть на время уйти в забвенье.

Хозяин еще что-то спрашивал, Сан Саныч что-то отвечал, пока хозяйка не заставила их вернуться к гостям.

- Гитару сюда, гитару! Сашка, сыграй... Просим... Ну не упрямьтесь, как копеечный пряник, ну пожалуйста!

Гитара каким-то чудом оказалась в руках Сан Саныча, и он начал откровенно хулиганить: пел песни с сомнительным подтекстом, в упор глядя в чьи-то восхищенные глаза, дурачился и откалывал номера, вызывая бурю восторгов, развлекал всех и вся и пытался, опять пытался обрести то шаткое душевное равновесие, которое гарантирует спокойствие. Но все было тщетно.

В разгар всеобщего веселья в комнате вдруг появился крайне странный человек. Его лицо было тщательно забинтовано, лишь оставлена узенькая прорезь для глаз. Сан Саныч с удивлением отметил, что кроме него никто на забинтованного никак не прореагировал. Спросить, что все это значит, Сан Саныч не решился и воспринял все как должное. Беситься надоело, он вернулся за уставленный именинными свечами стол, где ему услужливо налили рюмку амаретто. Застолье продолжалось.

- Я в командировке в Челябинске на днях был. - сказал хозяин. - Там нам рассказали, что лет двадцать назад одна актриса, неплохая актриса, умерла после гастролей в Сороковку. Я всю обратную дорогу думал, как это могло произойти, и вот до чего додумался. Слушайте. Мне видится это дело так...

Во время гастролей вышеупомянутой актрисы один шофер из местных получил разнарядку на вывоз рыбы. Рыба эта была отловлена в озере Кызылташ. Озеро в меру "грязное" и, конечно, не столь скандально знаменито, как Карачай, куда сливались радиоактивные отходы реакторов начиная с 1951 года и который и сейчас содержит 120 млн. кюри бета-активных изотопов. Весь Чернобыль, если вы помните, 50 млн. кюри. Воды Кызылташа использовались для охлаждения реакторов, поэтому на протяжении десятилетий это озеро не замерзало даже в суровые зимы, когда бывали морозы и за тридцать градусов. Рыба в теплых водах развелась невиданных размеров. И вот умные головы решили использовать эту рыбу для выведения рыбной молоди. Жалко же смотреть, как добро без дела пропадает. Построили где-то за городом рыбзаводик, стали отлавливать в Кызылташе неимоверных размеров рыбу, из ее икры в артезианской воде разводить мальков и выпускать на вырост в чистые озера. Хоть сама рыба и радиоактивная, но из икринки в чистой воде получается вполне нормальный малек - лучше и придумать нельзя... Так и стали делать. Родительскую же, донорскую рыбу из Кызылташа, после нереста распорядились свозить в отвалы и там закапывать. Короче говоря - выбрасывать. Все предусмотрели, обо всем подумали, вот только на автоматчиках - конвойных сэкономили. Не учли, что советского человека жизнь приучила не проезжать мимо того, что плохо лежит, и тем более не упускать того, что само в руки плывет.

И вот представьте, едет шофер, хозяйственный советский человек, с полным кузовом свежей рыбы огромадных размеров, мозолистой руками вертит баранку, и думает, думает, думает. В конце-концов он понимает, что категорически не согласен везти рыбу в отвал. "Разве ж дело такую рыбу выбрасывать? За всю жизнь такой здоровенной не видывал. И что значит "грязная"? Зараза какая, что ли, к ней сверху прилипла или наглоталась она чего? Вон корова у сеструхи как чего-то нажралась, так две недели маялась, пока не забили. Здесь же видно, что рыба здоровая: хвостами лупит - аж борта трещат... Темнят что-то городские, рыбу для народа жалеют... К сестре, что ли, заехать, пусть рыбу поросятам скормит, раз людям нельзя. Чего ж добру-то пропадать."

Заехал, добрая душа, к сестре, сгрузил ей полтонны рыбы, остальное повез в отвал, авось не заметят. Наказал рыбу не есть и чтоб детям ни-ни, уж больно городские сурово убеждали. А сестре его наказ еще более чудным кажется. Рыба-то на диво и огромна, и жирна. Свеженькая, на солнышке чешуей играет, сама на сковородку просится. Свинюшки с радостью сожрали, пятачки из-за загородки выставили - еще хотят, взвизгивают, ошалели от одного только рыбьего духа.

- И куда я эту рыбу уберу? Ведь сколько наворотил. Протухнет. Надо бы в подпол перетаскать, - решает сестра. Сложила сколько рыбы влезло в тазик и пошла.

А тут, как на грех, заезжие гастролеры из Зоны на автобусике катят. Отоспались до полудня после удачных концертов, собрались, да и отправились восвояси. Глядь, а у забора на зелененькой травке да рыба чуть ли не полуметровая лежит. Вот это да!

- Эй, Семен, тормози. Рыбки с собой возьмем.

Высыпали из автобуса, на рыбу любуются.

- Где хозяин? - орут. - Почем рыба?

Хозяйка тут выходит с тазиком:

- Брат, мол, не велел рыбу продавать, сказал, свиньям...

- Как так, такую отборную рыбу - и свиньям. Да это же произвол. Да такую рыбу только на царский стол. Да не бойся, не обидим, заплатим... - И деньги из кошельков вдруг полезли. Видно, неплохие дал концерт сборы.

А хозяйка-то всю жизнь в деревне прожила и, что ли, сробела пред такой шумной труппой или небо в червонцах увидела, кто знает, только продала она эту рыбу залетным гастролерам...

Результат оказался трагичным. Поклонники долго еще носили цветы к ранней могилке актрисы, ушедшей в самом расцвете своего таланта. И долго бродил по театру злой слушок, что отравили радость нашу, гордость нашу злопыхатели...

Этот рассказ навеял на всех невеселые воспоминания.

- У Мишки вот тоже сестра недавно умерла, да, так вот, сказал один из гостей, - еще сорока ей не было. И где что подцепила?

- Да, у нас здесь немудрено напороться... - согласился второй.

- Помните? Верину дочку? Трехлетняя умерла от белокровия... - добавила гостья. - Говорят, последние дни, такая кроха, поняла, что умирает, и все твердила: "Мама, я не хочу. Мама, я не хочу..." И все ручонки к матери протягивала.

- Все мы под богом ходим. Анне вот тоже уже лет пять назад поставили диагноз. Предрекали - года не проживет. Слава богу, пока нормально, - сказал хозяин.

- Только давайте не будем об этом, - прервала грустную тему хозяйка. - Живым - жить и веселиться...

Забинтованный покружился, покружился по комнате, и Сан Саныч не очень-то удивился, увидев, что он пристроился рядом. Как только забинтованный сел, хозяева и гости, почему-то взявшись за руки, как в хороводе, цепочкой вышли из комнаты. Сан Саныч попытался встать и последовать за ними, но какая-то сила властно удерживала его. В это время человек в маске наливал себе бокал. Руки у него тоже были забинтованы, причем каждый палец отдельно, и в одном месте между бинтов на мгновение показалось что-то темное.

- Они пошли смотреть новую компьютерную игрушку, каким-то знакомым, успокаивающим голосом произнес человек в бинтах. - Она есть на твоем компьютере. Твое здоровье, - сказал он, приподняв бокал и кивнув Сан Санычу. Не дожидаясь ответного жеста, понес бокал к забинтованному рту. "Интересно, и как он будет пить через бинты,"- подумал Сан Саныч. Однако незнакомец как ни в чем не бывало немного отпил и продолжил: - Там, в компьютерной игрушке, еще есть такой ублюдочный убийца. У него пистолет, ружье, лазерная пушка. Бегают быкоподобные и летающие монстры всякие и горы трупов валяются. Мерзопакостное зрелище, смею заметить.

Голос забинтованного не понравился Сан Санычу сразу. Вернее не сам голос, а манера говорить. Сан Саныч терпеть не мог этого слегка развязного тона, будто бы говорящий считает, что он знает все и что на все вопросы в мире существует только одна единственно верная точка зрения. При этом забинтованный почему-то еще и говорил голосом уставшего человека, которому надоело произносить прописные истины. "Самоуверенный болван,"подумал Сан Саныч, однако, возможно, что произнес эти слова вслух, поскольку незнакомец повернул к нему прорезь для глаз. Из-за темноты глаз видно не было, и Сан Санычу почудилась вместо них зияющая пустота. Комната освещалась неровным светом только одной свечи, которая горела на противоположном конце стола. Забинтованный как раз и располагался между Сан Санычем и светом. Сан Санычу почему-то стало зябко. Незнакомец отвернулся и снова отхлебнул из бокала.