Он чертовски ненавидел бинты. Но когда Мик проснулся, это было первое, что он увидел. Микаэль уставился на бинты на своих запястьях и старался не вспоминать, отчаянно старался не вспоминать. Он не хотел оживлять в памяти то, как кровь, проступающая через марлю, превращала белую ткань в розовую. Неважно, как сильно он сопротивлялся, это произошло. И прежде, чем он смог остановить ее, то снова стоял в святилище «Пресвятого Сердца». Как обычно, одна из сумасшедших старых летучих мышей в церкви снова вывела из себя Отца Стернса.

- Меня не волнует, насколько ценны эти витражи, - сказал Отец С. - Мне все равно, даже если сам Святой Петр пожертвовал их «Пресвятому Сердцу». Если стекло разобьется, оно будет угрожать безопасности и его нужно будет заменить.

Столько пыхтения и охов издавали эти старушки. Какой-то богатый дедушка пожертвовал окна «Пресвятому Сердцу» сто лет назад. Как посмел Отец Стернс предложить заменить одно из них? Они так усердно заныли, что Отцу С. пришлось собрать их и сказать все с невозмутимым лицом, достойным премии «Оскар», - Если Бог хочет оставить окно в церкви, тогда Бог может исцелить трещины на нем Сам. Если Бог хочет убрать его, он предоставит работу стекольщику. Начинайте молиться, Дамы.

Обычно Отец С. никогда не связывался с такими мирскими проблемами церкви. У него была репутация главного посланника. Но когда дело касалось безопасности детей в церкви, он всегда занимал твердую позицию. И когда это происходило, Отец Стернс никогда не шел на попятную.

Микаэль сказал себе, что посмотрит на окно из любопытства. Отец С. сказал во время воскресной мессы, что ремонтник придет на этой неделе заменить его, и если он хотел увидеть эффектно растрескавшееся стекло, ему стоит сделать это сейчас. Его мама была в притворе с Отцом С., разговаривала тихим беспокойным голосом. Развод... Вот о чем они говорили. Его родители разводились. Он не хотел слушать, не хотел слышать, как Отец С. говорит его маме, что развод - это грех, и его нужно избегать всеми средствами. Так говорил их предыдущий священник в последнем городе, где они жили. Если Отец С. говорит то же маме, тогда мама скорее всего попытается наладить отношения с отцом. Это последнее, чего он хотел. Он лучше будет жить в картонной коробке, чем снова под одной крышей с отцом.

Он лучше умрет.

Но что, если мама хотела вернуться к отцу? Она старалась, но они так сильно ругались. Ругались постоянно. И всегда из-за него. Может, ему убежать и тогда они больше не будут ссориться, если его не будет рядом. Может, он мог бы...

Мик стоял перед витражом и рассматривал сцену. Он никогда не обращал внимания на это окно до большого оконного спора. На этом окне был изображен ангел, гордый и добродетельный, его белые крылья доходили до края небосвода, в руках он держал огненный меч. Красивая сцена, жаль, что им приходится от нее избавляться. Паутина трещин появилась в нижней части окна и плелась к центру прямо к груди ангела - обычная шестифутовая трещина расколола стекло. Он провел пальцем по одной трещине и вздрогнул, когда острый край разрезал его палец, и капля крови упала на подоконник. Несколько минут он смотрел на собственную кровь.

Он снова прикоснулся к стеклу и оставил красную полосу на ноге ангела. Кусочек стекла пошевелился под его ладонью. Он впился пальцами в трещину и вывалился осколок размером примерно в четыре дюйма. Посмотрев вниз, он увидел еще больше крови... в этот раз не на подоконнике, а на полу. Хорошо, что тот был деревянным... проще будет прибраться.

Когда он поднял голову от пятна на полу, то увидел, как к нему бежит Отец С., его лицо выражало чистейший ужас.

Отец С.? В ужасе? Бессмыслица какая-то. Ничто не пугало Отца С.

- Микаэль... оставайся со мной, - будто издалека он услышал голос Отца С, хотя знал, что тот стоит в нескольких футах от него. - Помощь уже едет. Не засыпай. Будь в сознании. Говори со мной.

- Я вымою пол, - сказал он, но не был уверен, достаточно ли громко сказал это.

Он поднял голову и увидел, как Отец С сжимает оба его запястья. Откуда столько крови на руках Отца С? Он тоже порезался об окно?

Вдалеке он услышал женский крик. Мик закрыл глаза. Когда проснулся, он увидел бинты.

- Мик? Давай же, Мик? Вернись ко мне.

Он моргнул несколько раз и, отведя взгляд от бинтов, посмотрел в карие глаза Гриффина. Гриффин еще раз щелкнул пальцами и Микаэль сел, натянув простынь на бедра. Он еще не привык быть полностью обнаженным перед кем-то, кроме Норы.

- Простите, Сэр, - сказать «Сэр» было проще, чем быть обнаженным. Микаэль тихо усмехнулся и потер лоб.

- Не извиняйся. - Гриффин положил руку на шею Микаэля. - Хочешь рассказать, где ты был? Твои глаза были широко распахнуты, и я раз двадцать звал тебя по имени. Ты до усрачки напугал меня.

Он покачал головой.

- Мне жаль. Очень жаль. Я проснулся и просто увидел бинты... - он поднял запястья, покрытые свежей татуировкой и бинтами. - Из-за этого нахлынули воспоминания.

- Плохие, я прав? - Гриффин нахмурился.

Микаэлю не нравился этот взгляд. Гриффин был восхитительным независимо от того, как он выглядел, но, когда он улыбался, это было похоже на взрыв бомбы в комнате. Бомбы счастья. Нервный и взволнованный - этот взгляд ему не шел.

- Очень плохие. Простите, - снова сказал он. - Это наша первая совместная ночь в вашей постели, и я снова веду себя как эмо.

- Я люблю своего эмо-Мика. - Гриффин наклонился и поцеловал его. - Ты можешь быть эмо столько сколько тебе это нужно, и когда тебе нужно. Но если я увижу, как ты снова исчезаешь передо мной, я приволоку тебя за волосы к себе, если это потребуется. Честно? Справедливо?

Гриффин потянул его за волосы, достаточно грубо, чтобы донести свою мысль. В присутствии Гриффина туман плохих воспоминаний начал рассеиваться.

- Справедливо. - В конце концов, он едва мог задерживаться в прошлом, когда настоящее было связано с ним и обнаженным Гриффином на огромнейшей, мягчайшей, роскошнейшей постели, на которой он когда-либо спал. - Я попытаюсь не возвращаться туда. Обещаю.

- Бинты - твой триггер?

Микаэль пожал плечами, Гриффин закатил глаза и вздохнул, прежде чем снова улыбнуться. Он вытянул руку и прижал Микаэля к себе, вдавливая их обоих в кровать.

- Повторяй за мной, саб... - сказал Гриффин, притягивая Микаэля к своей груди. - Готов?

- Готов.

- Умник.

- Умник.

Микаэль вскрикнул от боли, когда Гриффин сильно укусил его за плечо. От боли поток адреналина пронзил его тело, и он сразу же почувствовал себя лучше, даже немного завелся.

- Я заслужил это, - сказал Микаэль и расслабился в руках Гриффина.

- Именно. Не повторяй за мной... я не закрытая раковина моллюска.

- Что?

- Просто скажи это.

Микаэль шумно выдохнул.

- Я не закрытая раковина моллюска.

- Я личность.

- Я личность.

- Я отвечаю на вопросы, на которые мой хозяин, потрясающе красивый и очаровательный Гриффин Рэндольф Фиске, просит меня ответить...

- Я отвечаю на вопросы, на которые мой хозяин, потрясающе красивый и очаровательный Гриффин Рэндольф Фиске, просит меня ответить... - Микаэлю удалось произнести все это, не рассмеявшись, от чего он был чрезвычайно горд собой.

- Потому что я личность, я не закрытая раковина моллюска

- Потому что я личность, я не закрытая раковина моллюска.

- Так что перестань прятаться, - приказывал Гриффин, покусывая его. В этот раз боль запустила поток адреналина в его кровь. Бедром он почувствовал, как Гриффин тоже начал возбуждаться. - Я владею тобой, помнишь? Это не игра. Я не смогу позаботиться о тебе, если ты не рассказываешь, что творится в твоей голове.

Гриффин постучал по голове Микаэля, будто хотел открыть в нее дверь. Микаэль одновременно рассмеялся и застонал.

- Да, хорошо. Бинты - своего рода триггер. Я в порядке, клянусь.

Он провел все лето, работая с Норой над некоторыми своими страхами и плохими воспоминаниями, над техниками, позволяющими справиться с его триггерами. Нора даже довела его до того состояния, когда он мог держать лезвия или другие острые предметы не испытывая страха. До этого лета с Норой, даже ножницы и ножи для масла вызывали дрожь в его руках. Он забыл рассказать ей о бинтах.