«Каждый политик, — пишет Теккерей, — как Локит и Пичем, ньюгэйтские главари из „Оперы нищих“, позже написанной м-ром Гэем, владеет некими документами и свидетельствами, способными отправить другого на виселицу, и не смеют пускать это своё оружие в ход лишь потому, что у их ближнего в кармане лежит подобное».
Претендент на престол, Джекоб Стюарт, на которого Эсмонд долгое время работает, оказывается волокитой, пьяницей и картёжником. «И за таких-то смертных нация готова страдать, партии ведут борьбу, а воины проливают кровь на поле битвы!» — горько восклицает автор мемуаров.
Разумеется, и сам писатель, и его современники не могли не задумываться о личностях своих лидеров.[18] Как и над такими вопросами: «Есть ли в Англии общественный деятель, безоговорочно верящий в свою партию? И есть ли такой сомневающийся, который бы не сражался за нее?» Есть тут о чём задуматься и нынешнему читателю.
Теккерей уже в этой книге снисходителен к человеческим порокам.
«Ах, никто не знает ни силы своей, ни слабости, — пишет его герой, — пока их не выявит случай. Если есть у человека причины стыдиться иных мыслей своих или деяний, то, безусловно, есть и такие, память о которых вселяет в него гордость: прощённые обиды, подавленные искушения и трудности, преодолённые терпением».
И мачеха Гарри, вдовствующая виконтесса Каслвуд, безусловно, высказывает точку зрения самого автора своим метким замечанием: «Многие святые обрели Рай после того, как у них появилось множество поводов для покаяния».
Кажется, со всеми недостатками людей способен смириться писатель и его герой. Может быть, только одной категории рода человеческого не в состоянии принять Теккерей: самодовольной посредственности. Не потому ли так язвительна его характеристика Тома Ташера, однокашника Гарри по колледжу, впоследствии ставшего викарием в Каслвуде! Поначалу кажется, что сравнение персонажей не в пользу главного героя: Гарри любит покутить в кабачках — Том не пропускает лекций; Эсмонд ищет истину, сомневается в выборе веры — Ташер «никогда не позволял своему рассудку свернуть с предначертанного университетом пути». Но вот Теккерей добавляет новые штрихи к портрету «пай-мальчика» и освещает его образ новым светом:
«Честный Том никогда не предавал товарища, если у того был влиятельный друг: он обладал естественной тягой к великим. Не лицемерие заставляло его льстить, а склад ума, всегда добродушного, услужливого и подобострастного».
«Гарри позволял себе увиваться за всеми девятью музами, потому не заслужил особой благосклонности ни одной из них, тогда как Том Ташер, который имел к поэзии склонности не больше, чем какой-нибудь пахарь, тем не менее, упрямым постоянством и раболепием перед Каллиопой добился премии и определённой репутации в университете и колледже в качестве награды за свою учёность», хотя «любил шутку, если, по счастью, понимал её, и охотно участвовал в попойке, особенно если за неё платил другой, а в компании был какой-нибудь молодой лорд».
Достойно внимания, что позже, в «Виргинцах», Теккерей сообщает читателю о браке Ташера и Беатрис Эсмонд и о получении этим пошлым карьеристом епископского сана...
Итак, писателя интересуют не столько исторические события, сколько мотивы человеческих поступков. Между тем, убеждая читателя не искать в его сочинении описания битв и других исторических событий, Эсмонд-Теккерей на деле столь ими увлечён, что к нему вполне можно отнести слова о Гомере, вложенные им в уста Джозефа Аддисона: «Перечисление кораблей у Гомера всегда были для меня утомительны; во что бы превратилась поэма, если бы писатель вздумал перечислять имена всех капитанов, лейтенантов и рядовых!»
В беседе Гарри с Аддисоном находит дальнейшее развитие антивоенная тема, звучавшая в «Барри Линдоне» и «Ярмарке тщеславия».
«Восхищаюсь вашим искусством, — говорит Эсмонд поэту. — Полная убийств кампания превращается в военную музыку, словно сражение в опере, а крики невинных жертв обретают гармонию, когда наши победоносные гренадеры входят в деревни. Да знаете ли вы, что это было за зрелище!.. Какой такой триумф вы торжествуете? Какие позорные и страшные сцены разыгрывались под начальством нашего командующего, спокойного, словно он не от мира сего! Уверен, что наш вождь не более обращал внимание на крики младенцев, чем на блеющие стада. А наши головорезы с одинаковым пылом проливали кровь тех и других. Мне стыдно было за своё ремесло, когда я смотрел на чинимые ими на глазах у всех ужасы. В ваших лощёных стихах вы создаёте величавый образ улыбающейся победы. Говорю вам, это дикий, искажённый, вульгарный идол! Варварский, кровавый, отвратительный. Вы, великие поэты, должны показывать войну, какой она есть: уродливой и жуткой, а не красивой и безмятежной. Сэр, прими вы участие в кампании, поверьте, вы никогда бы не стали её воспевать!»
А в другом месте автор мемуаров пишет о другой кампании: «Мы находили населённые пункты, гарнизон которых составляли инвалиды, женщины и дети. Они были бедны в результате этой бедственной войны, а нашей задачей было грабить этих голодающих несчастных, последнее выметать из их закромов и срывать с них последние лохмотья. Нас послали в экспедицию, целью которой были убийство и грабёж. Наши солдаты совершали деяния, о которых честному человеку стыдно вспомнить».
Мемуары Эсмонда — это рассказ умудрённого жизнью человека,осознавшего тщетность своих былых возвышенных и честолюбивых устремлений. Это взгляд на жизнь и самого Теккерея — мудреца, приемлющего этот свет таким, каков он есть (за исключением войны), иронически усмехающегося над людскими слабостями и над возможной бессмысленностью своего утверждения добра и благородства.
В 1852 г. Теккерей в сопровождении своего секретаря — художника Э. Кроу, английского поэта Артура Клафа и американского публициста Дж. Лоуэлла выехал с лекциями в Америку, и вскоре там возрос спрос на сочинения английских писателей XVIII века, о которых говорил лектор. После этой поездки он склонен был повсеместно расхваливать Америку, но второе путешествие за океан, которое он совершил через четыре года, вызвало у него, скорее, раздражение. Вот характерное для этой поездки воспоминание: «Одна дама голубых кровей сказала мне на званом обеде в Нью-Йорке: „Меня предупреждали, что вы мне не понравитесь, и вы мне не понравились.“ А я ответил: „Мне совершенно безразлично, понравился я вам или нет.“ Её это невероятно удивило»...
Между двумя поездками в США, то в Англии, то на континенте, Теккерей работал над романом «Ньюкомы» (1855).
Приступая к работе, Теккерей жаловался, что повторяется, завидовал неутомимому воображению Диккенса. Результат, однако, доказывает тщетность его тревог. Серьёзный американский теккереевед Гордон Рэй называет роман самой насыщенной книгой во всей викторианской эпохе. Современная английская писательница Маргарет Дреббл отмечала в таких романах «длинноты, но этих длиннот очень много и в самой жизни, и викторианцы привлекают именно сочетанием скуки и драматизма — тем самым, что составляет удел каждого обыкновенного человека».
Честертон расценивал «Ньюкомов» как «осеннее богатство» чувств автора, говорил о его восприятии жизни как «печального и священного воспоминания».
Повествование в романе ведётся от имени Артура Пенденниса. «То было в дни моей юности. Когда я вспоминаю их, расцветают опять розы, и соловьи запевают над тихим Бандемиром», — меланхолически начинает он свой рассказ аллюзией на строки из поэмы Т. Мура «Лалла-Рук» (1817).
Роман прослеживает родословную четырёх поколений Ньюкомов и их судьбы. Здесь великое множество второстепенных персонажей, среди которых — знакомые читателям Пенденнис, его жена Лора, его дядя, его друг Уоррингтон, и упоминаются Бланш Амори-Клеверинг, и даже сын Родона и Бекки Кроули, и лорд Стайн, и Доббин из «Ярмарки тщеславия».
Книга не просто изобилует меткими авторскими наблюдениями над естественными человеческими свойствами, наводнена глубокими рассуждениями об общественных нравах: она переполнена ими, способна ошеломить.
