– Зря фы их убили, – кривясь от боли сообщил Руди.

– Што, жубы болят? – насмешливо прошепелявил Стрелок.

– Они фоеннопленные, так нельзя, – по ослиному уперся Рудольф.

– Не тебе рассказывать мне, как обращаться с военнопленными, ваши в этих делах большие затейники,– неожиданно зло огрызнулся Стрелок. – Эти подонки сделали выбор, когда пришли и убили людей просто так, посмеиваясь и отпуская скабрезные шуточки. Чего ты ждал, судебных прений, крикливых адвокатов, присяжных? Здесь один закон, закон тайги, он прост и суров - не бери чужого, ни вещи, ни жизни. Все, кто нарушают закон, умирают. Рано или поздно, тайга забирает их. Это закон высшей, божественной справедливости, перед которым есть только равные, от него не откупиться, не убежать, не прикрыться влиятельным папочкой.

– Я понимаю, – смешался Руди. – Фсе понимаю, но можно федь как-то иначе, они ублюдки, убийцы, не спорю, но фы получается, ничем не лучше других.

– А кто сказал, что мы лучше? – хищно ухмыльнулся Стрелок. – Мы точно такие же: убийцы, подонки и мразь. Так называют нас немцы. И пусть так и будет, все лучше чем ваше трусливое, изуверское лицемерие, о том какие немцы добренькие, заботливые и постоянно рвущие свои арийские задницы во имя процветания и благополучия этого неблагодарного мира. Вы можете убеждать себя в этом бесконечно, но грязные убийцы, твари и нелюди, вроде меня, знают затоптанную, кровавую, смердящую трупами правду. И хватит на сегодня морали, мы и так над ней надругались. Как челюсть?

– Не офень,– признался Руди обрадовавшись смене разговора. – Зубы выбили.

– Ничего, терпи казак, – хохотнул Стрелок. – Покажем тебя нашему доктору Смерть, мигом излечишься, если не помрешь.

Самое противное в характере Стрелка, никогда не поймешь, шутит он или серьезен. Надо же, доктор Смерть, перед глазами встал образ киношного маньяка-психопата, в круглых очечках, заляпанном кровью фартуке, с пилой для ампутации в руке и холодильной камерой, забитой остатками незадачливых жертв.

В деревню пришли уже затемно.

– Потерпи, сейчас в больничку заскочим, надеюсь Валерка не спит, – сказал Стрелок, и уверенно повел Рудольфа мимо темных домов. На улице никого не было. Пусто, окна плотно занавешены. Не видно загулявших, шумных компаний, романтично настроенные парочки не обжимались в переулках. Похоже на комендантский час.

Стрелок взбежал на крыльцо и тихонечко постучал. Подождал и постучал более настойчиво. Дом словно вымер и бандит замолотил, едва не вынеся дверь. Внутри, наконец, обозначились признаки жизни. Послышались шаркающие шаги, тихая брань, что-то упало, и покатилось с металлическим звоном. Лязгнул засов. Первой на пороге появилась свежая сивушная вонь, за ней темный, колышущийся в темноте силуэт. Последовал короткий разговор на местном диалекте, с «bleat» через слово и Руди протолкнули внутрь. В конце узкого, темного коридора оказалась открытая дверь в ореоле слабого, трепетного, грозящего потухнуть света. За ней, вместо приемного отделения сельской больницы, обнаружилась крохотная, весьма грязная кухня. На колченогом столе без скатерти, выкрученная на минимум керосинка, ополовиненная бутылка подозрительной, мутной жидкости, открытая банка тушенки без этикетки, черный хлеб на обрывке газеты и неожиданно тонко, с изяществом, нарезанный соленый огурчик на щербатом блюдечке в синий цветок.

Хозяин, тенью прошмыгнувший последним, произвел удручающее впечатление. Тощий, нервный, лысоватый,  хорошо поддатый мужчина, с неприятным, птичьим лицом и бегающими глазами. Перемолвился парой слов со Стрелком, удрученно посмотрел на Руди, заохал и скрылся за обдрипанной, фанерной дверью.

– А где врач? – поинтересовался Рудольф.

– А это он и есть, – сходу огорошил Стрелок.

Захотелось повернуться и убежать.

– Да ты не бойся. Специалист Валерка первостатейный, на все руки мастер, и насморк вылечит, и запор, и белую горячку. Причем одними и теми же средствами. Роды принимает… у коров, но это так, хобби. Выпивает немного, но кто без греха? Приперлись мы в неурочное время, доктор делает нам одолжение, будь благодарен. Валерка уникум, самородок-самоучка, до всего дошел сам, методом проб и ошибок.

При слове «ошибок» у Руди оборвалось сердце, и затрепыхалось где-то в неположенном важному органу месте. Слава Богу, беспокоят зубы, а не прободение язвы или аппендицит. С другой стороны, зубы вроде уже прошли сами собой…

– Травок заварит, заговоры пошепчет, с бубном может попляшет за отдельную плату, – издевательски подмигнул Стрелок. – Смертность у нашего коновала не так уж и велика. В рамках статистической погрешности.

Рудольф совсем сник. Всегда боялся зубных врачей, а таких вот в особенности. Придешь пломбу ставить, а он тебе всю пасть разворотит , а потом будет удивляться как это так получилось. О медицинской страховке здесь вряд ли кто слышал.

В глубине логова алкоголика, позиционирующего себя доктором, чихнул мотор и помещение наполнилось неравномерным, надсадным гудением. Заработал генератор. Дверь приоткрылась и доктор приглашающе кивнул, вытирая руки грязной тряпицей.

– Проходи, не стесняйся, – легонько толкнул в спину Стрелок и опустил глаза.– А я, пока, зайду к Пантелеевым. Удачи Ваня. Если что кричи, но это вряд ли поможет.

Руди вдохнул воздуха, будто готовясь нырнуть в глубину и переступил порог. Дверь захлопнулась как приговор. Кабинет можно назвать медицинским лишь обладая богатейшей фантазией, или находясь под действием веществ, запрещенных к обороту на территории Рейха. Ничего общего с белоснежным, стерильным великолепием эккентальских больниц, с приветливыми медсестрами и пейзажами на стенах. Комната метра четыре на четыре, с единственным, плотно закрытым окошком и голыми стенами, неряшливо выкрашенными пожелтевшей от времени, облупившейся краской. Два частично застекленных шкафа. Стул. Посередине стоматологическое кресло из фильмов ужасов. Старое, кособокое, неизвестной конструкции. На маленьком столике закипала вода на электрической плитке. Под потолком свободно болталась тусклая лампочка, работающая от генератора. Похоже на средневековую пыточную.

– Располагайся, я сейчас подойду, возьму инструменты, – буркнул по-немецки доктор, и скрылся за дверью.

Рудольф проводил врача тоскливым взглядом и уселся в кресло, жалобно заскрипевшее под его далеко не избыточным весом. Положил руки на подлокотники и попытался расслабиться. Получилось плохо, внимание привлекли странные, рыжие пятна. Наверное ржавчина. Или кровь других пациентов, – услужливо подсказал внутренний голос. За дверью тоненько дзынькнул стакан. Ага, инструменты он забыл, как же.

В кабинет вернулся хозяин, окутанный облаком свежайших, винных паров и представился:

– Валерий Петрович.

– Рудольф, – пискнул Штольке.

– Тот самый немец? – доктор помешал кипяток, выключил плитку и принялся выуживать из кастрюли опасного вида железки.

– Я унтертан.

– Без разницы, – буркнул доктор и с наслаждением закурил, пуская клубы синего дыма. – На что жалуемся?

Рудольф разявил рот.

– О как, – хмыкнул эскулап. – Сапогом вмазали?

– Прикладом, – промычал Руди не закрывая рта.

– Народ у нас гостеприимный, этого не отнять, – развеселился Валерий Петрович и принялся копаться в чужом рту, как в собственном кармане, глубоко запуская сильные, пахнущие соленым огурцом, пальцы. Руди застонал от дикой, умопомрачительной боли, перчатки хоть бы надел, сука плешивая.

– Одног зуба нет, а два надо рвать, одни корни остались, – поставил диагноз врач. – Придется потерпеть, обезболивающее у меня осталось только на экстренный случай.

– А у меня какой? – окончательно расстроился Руди.

– Подумаешь, зубки болят, – врач забычковал окурок в грязную, стеклянную банку. – Вот надумаешь рожать, или ноги оторвет по самые яйца, вколю что потребуется. Могу водки стакан налить, будешь?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – промямлил Рудольф, прекрасно зная манеру унтерменшей обижаются, если с ними откажешься выпить. Для них это смертельное оскорбление. Сейчас, к счастью, не тот случай, доктор пить с ним не приглашает, ничего страшного.