"Лучше бы я сам пошел. После Полоцка мне уж ничего не страшно".

Но теперь надо было ждать, и не позволять руке, сжимающей палочку, дрогнуть от волнения, и надеяться, что музыка заглушит резкий скрежет металла по металлу для оставшихся в здании стражников. Сколько времени понадобится Карлу? Полчаса? Час?

Войцех стиснул зубы и полностью ушел в музыку, запрещая себе думать о происходящем на заднем дворе караульни.

Наконец, в толпе мелькнули три черных мундира, седые волосы под фуражкой, неуклюжая шинель. Шемет с облегчением вздохнул. План удался.

Опасности на этом, впрочем, не закончились. Воодушевленный освобождением Метцингер проталкивался к Золотому Всаднику, явно собираясь занять свое место во главе эскадрона. У Войцеха от гнева раздулись ноздри, в глазах полыхнул огонь. Стоило подвергать мальчишку опасности только для того, чтобы стража, спохватившись, бросилась ловить сбежавшего арестанта?

В это время из толпы выступили Лютцов и Петерсдорф, вовремя перехватившие ретивого ротмистра.

-- Вы под арестом, герр Метцингер, -- холодно сообщил майор фон Лютцов, -- оружие вы, как я понимаю, уже сдали.

-- А вам, молодые люди, -- добавил фон Петерсдорф, обращаясь к потупившимся соучастникам ротмистра, -- это послужит уроком. Считайте, что наказание вы уже отбыли. После концерта можете занять свое место в строю.

Вечером Шемет и фон Таузиг осуществили план по возрождению рыцарских традиций, пригласив в компанию зардевшегося от похвал корнета Лампрехта. После первых двух стаканов рейнского Карл уснул у Войцеха на плече, и переглянувшиеся друзья, подхватив посапывающего юношу, отнесли его в кровать, стянув с него только сапоги и укрыв все той же шинелью.

-- Далеко пойдет, -- улыбнулся Войцех, глядя на невинно спящего мальчишку.

-- Но по стенам он лазит, все-таки, лучше, чем пьет, -- заметил Дитрих, закрывая за собой дверь, -- пойдем, герр лейтенант, продолжим праздник. Думаю, в другой раз такая возможность нам не скоро представится.

-- Очень на это надеюсь, -- кивнул Войцех, -- за это и будем пить, дружище.

Конвой

Из Дрездена фрайкор переместился в Лейпциг, где оставался до самой середины апреля. Армия Блюхера бездействовала в ожидании приказов из Главной квартиры, растянувшись до самого Альтенбурга и выдвинув передовые отряды к реке Заале, на которой стоял Евгений Богарнэ. От Магдебурга, где союзники отбили попытку французов сделать вылазку на Берлин, на соединение с Блюхером двигался Витгенштейн. Часть войск пришлось оставить, чтобы блокировать занятые французами в тылу прусские крепости -- Данциг и Торн. Главная армия все еще находилась в Бунцлау, дожидаясь пополнения из России и мобилизации прусского ландвера.

Войцех, хотя и убедил себя, что задержка пойдет на пользу готовности эскадрона к боевым действиям, в глубине души сгорал от нетерпения. За полгода, проведенные в Пруссии, тяготы военных будней почти забылись, мороз и голод превратились в смутные призраки, и горячечные воспоминания о ярости боя, о пьянящей радости лихой атаки, о громе конских копыт и сверкающих молниях сабель преследовали его даже во сне.

Пятнадцатого апреля фон Лютцов получил приказ перейти Заале. Фрайкор направлялся в самое сердце Рейнской конфедерации. Тревожить противника, перехватывая курьеров, обозы, разведывательные и охранные пикеты, -- фон Блюхер учел русский опыт партизанской войны и намеревался перенести его на германскую землю. Кроме того, генерал надеялся, что, несмотря на верность правителей стран Рейнского союза Наполеону, народ удастся поднять на борьбу за общегерманское дело, и баварцы, вестфальцы и вюртембержцы по примеру испанцев ударят французам в тыл.

Черным вихрем пронесся фрайкор по саксонским герцогствам. Ночевали в лесах, в маленьких деревушках под самым носом противника, на каждом шагу вступая в мелкие стычки с разрозненными отрядами французов и их немецких союзников. Отсылали в Альтенбург захваченные транспорты с оружием и продовольствием, депеши наполеоновских курьеров и пленных. Тревожные слухи доходили до них с большим запозданием, о прибытии Наполеона со свежими силами к армии и поражении Витгенштейна и Блюхера под Лютценом фон Лютцов узнал только к середине мая.

Отступление союзных войск к востоку от вновь перешедшего в руки французов Дрездена поставило корпус в тяжелое положение, отныне они всецело зависели от доброго расположения местного населения. Наученный горьким опытом 1812 года Войцех держал эскадрон железной рукой, но далеко не всем командирам удавалось добиться столь жесткой дисциплины среди полуголодных солдат. Реквизиции и грабежи мало способствовали достижению главной цели похода, и, к разочарованию фон Лютцова, рассчитывавшего собрать в западных землях маленькую армию, к фрайкору присоединились только пара сотен студентов Йены.

В деревенском трактире в полдень было немноголюдно. Войцех, с превеликим трудом сохраняя светские манеры, поглощал горячий айнтопф. Среди густой мешанины моркови, картофеля и капусты сиротливо плавали мелкие жилистые кусочки говядины, но после походной пищи эта нехитрая стряпня казалась почти пиром. Напротив, прихлебывая пиво из высокой деревянной кружки, сидел сельский староста и недовольно разглядывал выданную Шеметом расписку. Стояла третья неделя мая, и трава уже зеленела вовсю, позволяя перевести лошадей на подножный корм. Но это задерживало передвижение, и овес, запасы которого к весне оскудели, был необходим.

-- Платить кто будет, господин лейтенант? -- недовольно пробурчал староста, сдувая пену с усов. -- Пруссаки, говорят, драпают до самого Бреслау, а Наполеон вот-вот войдет в Берлин.

-- Значит, в ваших интересах не допустить такого поворота событий, -- резонно возразил Войцех, -- по французским распискам вам хоть раз за последний год заплатили?

Староста покачал головой, но маленькие глазки смотрели жестко.

-- Вы -- не Гогенцоллерн, господин лейтенант, -- хмыкнул он, -- и вряд ли можете гарантировать, что мы получим эти деньги в случае вашей победы. А французы, до последнего времени, платили исправно. Вот если бы вы расплатились звонкой монетой, наши ребята, возможно, и поверили бы сладким словам господина Кернера.

-- И где я ее возьму? -- нахмурился Шемет. -- Знаете, герр Шульман, я бы и из своих средств заплатил, но золото -- тяжелый груз, а я сомневаюсь, что здесь имеется банк, который примет мой вексель.

-- Зачем же из своих, Ваше сиятельство? -- ухмыльнулся староста, вдруг вспомнив о титуле собеседника. -- Можно и из французских.

-- Это как? -- Войцех от неожиданности уронил ложку, и она потонула в густом вареве.

Тракт пролегал у самого подножия невысокого холма. По другую сторону его за зеленеющим озимыми полем виднелась небольшая рощица.

-- Плохое место, -- покачал головой Войцех, -- открытое. Они заметят нас задолго до того, как мы атакуем, и успеют уйти.

-- Лучшего не нашлось, -- пожал плечами Дитрих, -- здесь, хотя бы, по левую сторону дороги холм срыт, можно будет их к стене прижать.

-- А они будут ждать, пока мы их прижмем? -- хмыкнул Войцех. -- Ближайшее укрытие чуть не в полумиле отсюда. Уйдут.

-- А если бы роща у самой дороги была, -- возразил Дитрих, -- мы что, выскакивали бы из кустов как Шиллеровские разбойники? Это только в театре хорошо сморится. Французы в конвой зеленых юнцов не ставят, половину эскадрона почем зря положили бы.

-- Уйдут, -- сквозь зубы процедил Войцех, -- остановить бы их. Но как? Из рощи бревна приволочь -- так времени в обрез, Шульман говорил, из Шайбелау дорога у них часов пять займет.

Йорик заплясал, дернул узду. Настроение всадника, как обычно, передалось ему в полной мере. Войцех похлопал коня по горделиво изогнутой шее.

-- Разрешите обратиться, герр лейтенант, -- вступил в разговор корнет Ганс Эрлих, белокурый студент из Йены, присоединившийся к фрайкору еще в Бреслау.